Алому рыцарю

Люди останавливались, расступались перед ним. Как ни странно, во многих взглядах были понимание и сочувствие. Значит, заметили, что происходит.
Неужели и эта жующая, сопящая, пьянствующая масса способна понять его?
Мужчина средних лет, в одежде тёмно-багровых цветов, в кольчужном нагруднике и с мечом на поясе, не ушёл с дороги. Положил руку на рукоять меча, наполовину выдвинув его из ножен.
Что?
Виктор почувствовал, как шевельнулась и набирает силу слепая ярость.
Главное оружие Убийцы…
– Твой меч – жалкая железяка, – негромко сказал рыцарь в багровом. – Возьми мой.
Ярость схлынула, растворилась в недоумении, наткнувшись на твёрдый взгляд рыцаря.
– Я знаю, что такое слово и честь. Возьми меч.
– Спасибо, – Виктор покачал головой. – Мне хватит моего клинка.

С. Лукьяненко, Н. Перумов, Не время для драконов


Пир клонился к концу: в королевстве сменился правитель,
И вчерашний юнец потеснил на престоле отца –
Ложем старого льва завладел молодой отравитель,
Одолевший жестоким коварством седого бойца.

Оглушённый свалившейся властью и вкусом победы,
Опьянённый вином и вниманием сотен гостей,
Благородный убийца весь день принимает обеты
От вассалов отца и иных приближённых людей.

Ты принёс свою клятву, боями испытанный рыцарь,
Огрубевшей ладонью клинок придержав напоказ,
И, поднявшись с колен, натолкнулся на бледные лица
И две пары по-детски открытых сияющих глаз.

Двое новых гостей подходили к ристалищу чести:
Миловидная дева, ведомая юным слугой –
Благородная древняя кровь отдалённых поместий,
Как в насмешку, прикрытая серой накидкой простой.

На прекрасном лице незнакомки покорность и кротость
Напряжённой улыбкой коснулись девических уст –
И в точёных чертах обозначилась взрослая строгость,
Осторожным дыханьем качнув замирающий бюст.

Ты увидел, как взгляд короля заглянул под накидку,
Воспалённым сознаньем проникнув сквозь толщу одежд,
Понимая внезапно: правитель нашёл фаворитку –
И игрушку на вечер, исполненный страстных надежд.

Пониманье и боль неизбежной финальной развязки
Отразил на мгновенье пылающий девичий взор:
Свет былого почёта зажгут королевские ласки –
И незримым проклятьем души обернётся позор.

У плеча верным псом шевельнулся забытый мальчишка,
Безнадёжно влюблённый всем сердцем в хозяйскую дочь –
Только жребий отмерен, иначе не выпадет фишка,
И скрываемый пыл неспособен любимой помочь.

Словно малый волчонок, почуявший страшные раны,
Паж в смертельной тоске огляделся, на миг замерев,
Наблюдая, как юный король в окруженьи охраны
Удаляется в спальню под локоть с милейшей из дев.

Верно, сердце в груди у мальчишки зашлось дерзким боем,
Задыхаясь во власти незримых, но крепких силков –
Он упрямо шагнул в направлении спальных покоев,
Свою жизнь уложив в интервал полусотни шагов.

Он шагнул за судьбой неуклюжей и хрупкой мишенью –
И сознанье твоё окатил ледяной холодок:
Если б дочь не чужую – твою повели к униженью,
Ты бы тоже смирился и тем обесчестил клинок?

У костра из чужих оправданий нельзя отогреться,
И в слепом подчиненьи приказам не сыщется толк:
Выше верности слову – закон благородного сердца,
Выше долга вассала – иной, человеческий долг.

(19 ноября 2007 года)