Оба мы не правые, оба мы от Бога

Между кашлем и тяжкими вздохами,
Он произносит слова – это слова любви.
Между Богами и пустыми ложками,
Всё же ему кто-то шепчет, шепчет: «Живи».

В его мире давно нет своих и чужих,
В его мире есть те, кто мог бы стать ими,
Он пишет им послания на земле сапогами,
Он их с надеждой в кашле называет живыми.

Он не прячет себя под толстою кожей,
И тысячи глаз его обходят с презрением,
Тысячи рук о нём машут с сожалением.
И все свои раны он лечит долгим терпением.


А когда-то он был таким же, как я,
Мне страшно, смешно и грустно.
Нам бы вместе было уютно и хорошо,
Мы пили бы чай, и жили бы вкусно,
Мы шли бы в одну подворотню,
Каждый говорил и трезвонил своё,
Но это было бы всё тоже самое,
Мы шли бы под одно окно.

Но едва ли посмотрим друг другу в глаза.
Ведь я – это он, а он это я,
Ведь я – это он, а он это я.


Его опять замечаю в своём дворе,
И он щурит глаза в своём грязном пальто,
То, что со мною, у него прошло очень давно,
И жадно смотрит на тоже окно.

Каждый вздох адресован просто тишине,
И лицо перепачкано в чёрной крови,
И каждое слово его становится последним,
А значит, каждое слово о Великой Любви.

Протяну ему горсть острых монет,
Но для меня он ответит чужими словами,
Всё чаще мы с ним меняемся лицами,
Всё чаще дни меняются местами с ночами.

А когда-то он был таким же, как я,
Мне страшно, смешно и грустно.
Нам бы вместе было уютно и хорошо,
Мы пили бы чай, и жили бы вкусно,
Мы шли бы в одну подворотню,
Каждый говорил и трезвонил своё,
Но это было бы всё тоже самое,
Мы шли бы под одно окно.

Но едва ли посмотрим друг другу в глаза.
Ведь я – это он, а он это я,
Ведь я – это он, а он это я.