Ртутный век русской поэзии. Алхимия ртути

Великим Сребровекам.



Commemoratio Animarum. Ave!

Глубоким днём, когда особенно противен солнцепёк,
Приятно созерцать зенит, рыдая;
Покрыться волдырями и, срезая
Их, кушать в сухомятку, разгоняя каждодневный шок.

Люблю нагнуться к выхлопной трубе, зажмуриться
И подышать моторным дымом,
Чтоб отдохнули лёгкие от мимо
Проносящихся людей, что фаршируют наши улицы.

За вас! За мёртвых осушаю бак с бензином.
Очнитесь! На минуту замените
Всех живых и выпейте со мной, начните

Эксгумацию растрёпанного сплина,
Чей парус надувает ОДР – кадавро-ртутный бриз.
Живые! К вам взываю! “Rest in Piece”!


Тлен рассвета. Расцвет заката.

Янтарный светопад заката
Горизонт рубцами покрывал,
Смолисто-облачная вата
Смачивала раненый овал.

Смыкались аркой ароматы:
Кислый – ротовую ткань вязал,
И обволакивала мята
Тусклый небосклон – углисто-ал.

Калиновые ветоши зарделись,
Вскипели, пепельной листвой
Осыпали прозрачные качели,

Уравновесив малый и большой
Ковши. Плеяды облетели,
Дождливо побренчав на мостовой…

* * *

Растаяли подснежники плеяд
В рассыпчатую утреннюю слякоть,
Излился радиационный яд
На серую асфальтовую мякоть,

Взрастив окаменелый сад:
Горгульи выточились плакать
Солоноватым щебнем над
Землёй – сопревшей ракой.

Стучала истерично, редко
Кустиста кость – костистый куст
Лелеял тазобедренную ветку,

Отбрасывая вытянутый хруст.
Рассвет сотлевшей меткой
Заклеивал разрезы уст.


………………………………….. Фарг Генрих Фон Гротцест




Крен на все 4

Силуэт с пилой в руках
Месит ложкою коренья,
Барракуды в кандалах
Точат сзади зубы-звенья.

По-иному невозможно
Пятна выводить из ткани…
Плетью околодорожной
Выбью страх из Эпифани.

-Пряник-кнут-бездонный круг-
Мизантропов укрощает:
Кормит, бьёт, изводит скук,
Снова бьёт, опять питает
Ягодой раздора; что ж,
Наконец-то небо фоном!
Авангард усеян клёном
И на мезонин похож.

Размножение – на хорду,
Исполины – на хребет.
Как сказать глухому лорду
«Государства больше нет!»?

Наслаждаясь вкусом супа,
Дева дразнит барракуд,
Источающих из зуба
Колыбельность нежных пут,
Облекающих пилу.
Пасторальные конфеты
Раздаются на балу
И дымят как пистолеты.

По лысеющему льду
Катит сани позвоночник,
Бессознательный, в бреду
И раздет как полуночник.

Недосытый мастодонт
Завлекает Деву в ложе,
Прикасаясь носом к коже
И крутя пилою зонт…

Имена зашиты в блюдо
И приправлены песком.
А на нём, рисован худо,
Вереск, выведен мазком
Да размазан трафаретом.
Люди смешаны с крестом,
Перекрещены запретом…
Панихида под мостом…

Сарабанда ураганом
Рвётся, плавя патефон.
Обложи меня обманом,
Мёртвой Формы Онтосон!
Пусть поникну в полукому!
Пусть лицо запрячу в соль!
Твердью соляной влекомый,
Застегну на стане ноль!

Деву изловлю под обруч.
Мы «закрутим» менуэт
И, изображая кобру,
Смесимся…Змеиный след
Блудится со следом круглым…
Хватит с нас псевдопалитр!
Рисовал я белым углем
Казни, не царапав витр.

Одолев саму усталость,
Организм пожрёт желудок,
Очи уплетут рассудок,
Откусив от сердца малость…


Ортодоксы и бумага

Он был такой ЖИвой и миРНЫЙ,
что ЧЕРез ветВЬ ПОвис Добротно.
ГНул Ересь ТОМко; и полотна
БЫком соиТИЯ эфирным,

КОПытом бьющим, АЛый пахарь
приЛИжет, выбросив моТЫгу.
Окликнув Падре, рЬЯНЫЙ знахарь
из МРАмора отворит Книгу

и ЗЕмлю выВАЛив на путь,
солдаты обнажили сабЛИ,
как упоительная рТуть
дЫмит ПОжаром Дирижабля.

оСТанки РУкотворны НАМИ,
извНЕ, однако, БЕСпокоит
Меня кОЙот, что в Дырку ВОЕт,
ЗАгроможденную стенаМи.

КНУТ быстрЫЙ рвет бока нещадно –
ДРУгой методы нет в ходу.
меЖ ОКон ЗАмки строят жадно
в извеЧно-утреннЕМ бреду.

МЕста роНЯя в поВСЕдневность,
конь изрыГнёт ДАвнишний фарс.
ТЁРн мы вреЗАЛИ ЩЕбнем в бренность,
ЛягнувшИ ПУритан на марС.

ТОТ, кто не вЫшел из сиНОда,
своИХ не алкал знать Времён;
ПАрад и ПИР их УСт народа,
ЗАбрал, простой ВОдой затмён.

РАсчёт ведя Чрезмерно точно,
бык прИВолок корову в зАЛ.
пастух ожив с утРА, знакоМо
на ЗЕмь Скота заковылял.

КИпит работа Деловито,
нАЛичный Аппетит Мостя.
О, Нежность! У меня заБИто
тебе, даЙ бог, сто; отомСТя,

кто ВЕНы Ножницами режет,
кто дЫшит, таЙно уТонув…
АНалогично я, но реже,
Даю обЕт, Мозги заткнув.


………………………………….. Леонид Именных



Перчатки цвета Парижской ночи

Город кашлял птицами в ажурную
Корзину неба, всю в радиоволнах
Эйфелева башня старалась перекричать
Сорок веков тишины
Что так уютно пьют чай
За круглыми столами моих зрачков

Тысячи маленьких шестёрок треф
На червовые тузы баррикад
Река-кокетка стыдливо краснела
От пролитой крови
А может быть
Красной краски

Узким гортаням улиц
Захлебнувшимся бешеным вином
Не выговорить свистящими пулями
*******************************

Шут-ветер
Сидит на вершине
Tour Eiffel
Спрыгивает с клёнов
Хватает за руку лист

Нежными и холодными пальцами
Подбирает газету, в которой
Писали о чём-то,
Но я не знаю, о чём...

Головы клали
На трепещущие
Деревянные колени
Самой нежной девушки -
Гильотины
Под ласку лезвий
И все они падали в небо
Видишь?
У ребёнка вместо воздушных шариков
Головы Верлена и Рембо

И картечью моих стихов
Свинцовой метлой моего языка
Как расскажу о полёте
Листка в объятиях ветра?

Общий язык
Находят только влюблённые
Да и то
В довольно-таки тесном, закрытом мире
Ротовых полостей, из которых
Так хорошо кашлять птицами, которые
Напоминают по форме самолёт, который
На крыле приносит зарю

Самолёт рождается маленькой
Металлической и трещащей птицей
Долго растёт - великий затворник
(Муэдзины уходят в небо)
И по ангарам
Бегает эхо - вертлявый шут
От стены к стене
Самолёт - мечта о легчайшем полёте
Весом в сотни тонн
Тот же лист
В холодной ласке
Сильных пальцев ветра

Самолёт взмолился
Отрубите руки пилоту
Я не выдержу
Этой ласки больше
Я слишком долго
Был в стратосфере
И отморозил своё
Простое, но чуткое сердце

Шут в темноте
Свет выключили
Одень перчатки цвета Парижской ночи
Фехтуй с тысячерукой мглой
Будь честен с собой, mon ami,
Зрители вышли из залы
Их никогда не было
Будь честен с собой, mon ami,
у ночи нет ни рук, ни рапир...

Кто же выпьет вино моих глаз...
Насадите меня, как бабочку,
На Tour Eiffel...


Верлен и Рембо

пусть я стар. я кафе привокзальных Верлен
и монетка поставит вопрос ребром
я пою старинный лад вирелэ
но мне нож в спину точит стальной Rimbaud

и поломаны ритмы. гармоний найти
не удастся, и рифмы разрезали слух
и сочатся кровью закоулки ночи
на небо выдавливая гной лун

или дальше уйти или правду сказать
или крикнуть и ты услышишь почти
на все наши вопросы ответит вокзал
словно сердце (и кровь поездов) в ночи

панибратсво ножей роковых аллей
то ли глаз косой то ли ритм рябой
убегает луна - седой Верлен
и встаёт словно вечер эластичный Rimbaud

а куда уйти? а куда бежать?
поищи гармонический звон звёзд
или звон монет или сталь ножа
или повезло или не повезло


…………………………………..Анатолий Михайлов




Любовные истории в снежной ночи

С тех пор как потомки безшеих маркиз разучились писать на салфетках
Признания в вечной любви до и после, костьми из буфета звеня,
Все истопники нашего города верят в Орхана Памука
И сдирают фамильные хроники заживо с каменных стен:

«В богоспасаемом городе Брюгге в лето Господне (стерто)
Явилось знамение в виде багрового шара с хвостом
И бородою в охвостьи. Канавы покрылись коростой
И баронесса фон Борк разрешилась псиглавцем с гусиною лапкой в зубах».
Далее следует перечень лапок, портреты псиглавца
И описанье пожара от сотни свечей.

«В темном лесу Бернадетта-пастушка увидела Даму в лиловом –
По предписанию моды последней, Ланвеном рожденной на свет,
И преклонила колени, а дама дала ей морошки,
И, превратившись в курносую птицу, исчезла в зеленых ветвях».
Где же ты, Дама в лиловом – мы курим тебе фимиамы:
Мода свершила виток и уткнулась в своё забытье.

«В жаркое лето, когда поэтессы дарили юнцам самовары
И марципаны, желая вернуться до первых дождей,
Некто явился к профессору Н., обнимая китайскую вазу,
И на пороге неузнанный вышиб след мира из глаз».
Сколько смертей ни приходит к поэту, а выбор всегда невозможен –
Ранние сумерки, прихоти водоснабжения, холод и моль.

С тех пор как истопники нашего города посвящены в эти тайны,
И с видом довольных истопников, что им дарован судьбой,
Пинают безшеих маркиз, мне становится очень неловко
Мораль этой басни на коже своей выжигать.
Оставим ее для книги жалоб и предложений,
Которую автор напишет когда-нибудь, если сподобит Господь.


Locus Solus

Заводная фигурка в трюмо, файф-о'клок с гувернером и бонной,
Мотыльков и ручные слова вмиг заученным жестом спугнуть.
Разрушаем зубную эмаль, свод небес на латыни кухонной,
И за каждым рекламным щитом все мерещится скрытая суть.

Из последних рядов не заметна домашняя буря в китайской пиале,
Репетиции, склоки, свинцовые шрамы под локоны Анны Болейн.
Драматический ход - жгли стекло, манекены на рельсы толкали,
Из артерий струился на дно не разбавленный кровью портвейн.

Одиноких царей берегли экспонатами, мутною влагой травили,
Посетитель картошку с беконом заталкивал в глотку, скучал,
Вспоминая непройденный путь, расстояния, версты и мили,
Целый век без десерта, но весел по-детски и чал.

Заводная фигурка в трюмо оступилась - и вдребезги. Ники,
Опустив рукава, на задворках газоны стригут.
Отравляли поспешно уста, космос мертв, исчезают улики,
Небо стало моей полыньей - поджигаю мизинец, как трут.


………………………………….. Ольга Брагина



Оркнейская даль, немейский гнев

То сон, то не сон…
то тут, то опять –
волокном унесён
вглубь,
вспять.

Мимо губ, мимо глаз –
слайд… слайд,
невесомый сланец,
Тьмы
сайт…

Подожди у рукава моего…
не уходи, тут… пока тут… пока тут…
происходит сон, не дай донести
приливу сарказма и муки
из дали геномной скуки
безысходность волны…

дай глазам
бегать
там – по верхам…
сны… сны…
в капиллярный рисунок весны
дай глянуть, немотствуя
у рукава…

О,
оркнейская
даль,
немейский
гнев!


Мелодия гротеска

Разбегаются по линиям трамвая,
витринам, звёздам, ломтикам трески
глаза, глаза – недоумевая,
и слышится в ушах, структурно наплывая –
Мелодия гротеска и тоски…

Вот этот мир – ленив и растревожен,
историею озадачен, оплетён
мифологией, и дышит толстой кожей,
в существованье исподволь влюблён.

По времени он вдруг очнётся слишком,
нечаянно в мозгу, и искривится рот
у полки, где стоят пустые книжки,
у радужных гирлянд про новый год.


Всё это тонко и весьма понятно,
и раньше – проходило, аки дым,
играло в салки колкие и прятки,
размешивалось, изменялось в банке,
и тоже становилось таковым.


………………………………….. Батлер Бутлер



Вес Мира

«… и осталось шерстяную дату
мне отметить в осени земной»
е.п.

Прежних оттенков не хватит на новое небо:
чётная кисточка слишком тонка и легка.
Тельце голубки трепещет над крошечным хлебом,
клочьями драмы висят в тополях облака.

Слишком безлюдны, безлистны и прямолинейны аллеи:
холод до корчей акации сводит кусты.
Хрупкое тельце невидимо тяжелеет
в противовес отрешённой душе пустоты.

Мятные нити сплетают в прорешинах мира
блёстки воздушные, шелест эфира, силки:
в пятнышке сизом пульсирует ориентиром
сердце предзимнее, мягкая завязь тоски.

Прежних оттенков не хватит на новое небо:
чётная кисточка слишком суха и черна.
Тельце голубки становится крошечным хлебом
первого снега, и ясно слышна тишина.


Cтранное стихотворение, мне его...

Вы могли бы присесть и представить,
что нет ничего, и "во имя" пропев - так, вприсядку,
нынче можно не только слагать из подножного корма
и гальки коричные песни Луны, -
и "во имя" пропев, отказаться от мысли о том,
что пора завести (не листок - не картонку) тетрадку
на какой-нибудь случай глухой немоты,
неподвижности вялой - вообще тишины.
Вы могли бы продумать и план наперёд
 о безмолвье и вечности, может, на глаз несерьёзно представить
и пропеть пару раз неземное "во имя",
пока остывают и сохнут бороздки от пальца в земле.
Вы могли бы... но что там задумала
вечная спутница розовощёких наивных
и мелочных скромников - Память? -
для неё что сегодня, что завтра –
догонит, а может настигнет,
застанет врасплох - "де профундис" не допишешь куплет...


………………………………….. Евген Пышкин




Когда выступает Мадлен

белый букет тело складывает, растянувшись по красной
пене воздуха, вымощенного закатом, его стебли,
врастая
в мягкий ил женщины, мякнут и преют;
голые бёдра танцорки
кружат свои пируэты по мёртвому утру,
хранящему в камнях и небе стройные ноги
её, пластику их и отблески танца в тесных заулках;

на каждый свой шаг, она представляет зал,
замерший плотным дыханием, плесками бледных рук,
свой мертвенный облик, усыпанный в красных цветах,
рождаемый шёпотом стук,
на который вальсируют ноги;

и лишь дождь, а за ним - тщета
встретят её прыжки: на месте касаний их в кожу
врастут тени рождения дня, вязко текущего вспять;

мало меняется город, когда выступает Мадлен:
её страсть и желание танца
он прячет в затворенных окнах
и мёртвом уюте: Мадлен - на обложках глянца,
рекламе, накрашенных дамских губах, в разговорах,
но танец её остаётся всё той же загадкой
теплиться в суетном трении стёртых калошей;


Ночное порождение триумфа зла

скользит платок её песочных ног, и смерть
на тротуарах ржавых в хороводах листьев
рисует след, что отражает дни в скелет
в цветущих ямах осени подножия Памира –

что бархат, вьётся сон из его губ на груди
болотных ссадин шелковистых рек,
что обтекают в ночь, и в мёртвом поцелуе
ложатся в глаз, распущенный в букет

бездвижных пор на иле минских звёзд,
и падает язык дождя в кровавую резьбу
запутанных дворцов в щадящем смоге улиц,
ложатся сальным отслоеньем сот
палитры отмирающей земли, в саду,
расшитом кровью, словно шорох пули,

усталой нитью колыбельная цветёт в обман,
и бесноватый цирк, и кабаре, и пьяное мещанство
целуют между ног зажатое распятье
ночного порождения триумфа зла;


………………………………….. Плывущие Облака




Ko Ko Ri Ko

Надень,
……….Coco,
……………... "Chanel".
Весь день,
…………..Coco,
…………………бездель.

Меха,
……..театр,
……………в духах.
Вдыхай
………..Montmartre,
……………………..взбухай.

Ноктюрн
………...в груди,
…………………бордель,
Сатурн,
……….взойди
……………….и трель.

Бульвар,
………..кафе,
……………..мундштук,
Tartar,
……..месье,
……………сюртук.

Тиха
…….вио-лончель,
В руках
………...месьё
……………….Chasnel.
Рояль,
………surre’
……………Кокто,
Печаль
……... bourre’e,
……………….Chateau.

Хи-хи,
………к нему,
………………..постель.
Bonne nuit,
…………..мадему-азель,
…………………………..
La dolce Gabrielle.



Quicksilver age of poetry - impre-art gallery -

Сочувствие не в правилах моей морали,
Ни будущим, ни прошлым больше не живу.
Искусству всё мои слова отдали,
Бесцельно, беспричинно, только лишь ему.

...................................................По Брюсову

Хлябь небесная, хлюпь болотная,
Покосившихся хижин хлипь,
Стань размытее, стынь полотнами,
Вороными мазки все вздыбь.

Сотней горных хребтин покатых и
Заострённых куда-то вверх.
Будь морганой моею фатою,
Обмани на глазах у всех.

Дней отцветших цветным гербарием
Захрустел рифмоткан этюд.
Под ноябрьским месяцем-стар и нем
ощен.илася сука семью.

Даль далёкая серым залита
И лазоревым отдаёт
Мне последнее, что искал, и то,
Что нашёл в высоте высот.

Будь морганой, увитой тканями,
Из которых туманы шьют
Бело-белыми, ранне-ранними,
Создавая пейзаж-уют.

Вкруг этюда, сияя лицами,
Собрались, наклонившись к нему.
Не пристало толпой толпиться им -
Каждый в ней ненавидит толпу,

И не видят ни хлябь болотную,
Хлюпь небесную, хижин хлипь,
Ни лазурь и ни плоть бесплотную,
Только зыбь, непонятную зыбь.


………………………………….. Готфрид Груфт Де Кадавр