Извергающаяся экзекуция оранжереи искривлений

Несметные богатства плоти составляют весь фундамент
Моей обители. Рубины мяса скальпельной обточки
Воссоздают шумерско-сатанинский, сверкающий орнамент
Стен, дышащих, кровотекущих, хлюпающих, точно
Живые существа вмонтированы внутрь постройки.
В одиннадцать погибелей скривлённая Исида,
Как идол извращению, была моей любимой койкой –
Вскрывая ей живот, входил в неё, как гнида
Обратно в скорлупу, и клал под голову кишочки…
Меня не посещали сновиденья, ведь отходя ко сну, я
Пинцетом вынимал глаза и подменял комочки
Священнейших жучков. Чуть лапки яблочек коснутся,
Покатятся глаза – следить за домом.
Бывает, цепь ослабнет, и раб стены освободится,
Тогда я оставляю для богини ложе комы,
А сам встаю (зашив разверзнутое чрево спицей)
На поиск мяса. Найти его нетрудно – свобода
Имеет наиомерзительнейший запах вони,
Тем более что раб безумием обглодан,
Ежесекундно извергая членораздирательные стоны.
Попав в акулью пасть капкана, он обречён навечно
Орать от наслаждения, теперь он будет пережёван,
Проглочен, вновь отрОщен, переварен… скоротечно
Отсутствие конца, он будто бы в начале замурован,
Утоплен в озере, в котором и запёкся вместе с кровью…
Взорвать бы мой бардовопышащий розарий,
Как ядерный грибок, рассыпав споры нескончаемых пороков.
Пусть гоги и магоги оседлают радуги и гарью
Вулканов окропят весь мир, испепелив его истоки,
Какие новые создания протопчут путь из недр Калькутты!
Лазуреокие и чернооперённые шмели-аэропланы
С эмблемой кипариса на груди, растящие цикуту
Из облаков, укоренившихся в глубинах бездн, на гранях
Квадрата перевёрнутых небес…
Реторта с сывороткой мук!
Словеса эти потеряли вес,
Их смысл поместился в стук
Разгневанного поршня моего копыта…