вечер Чингисхана

http://www.stihi.ru/2007/11/14/2792
*

Он опять вернулся на Ольхон. Оставил свиту на берегу Ольхонских ворот. Здесь, на родной тропе, не нужна охрана повелителю мира. Своим, домашним богам, зачем величие земной свиты?

 - Холодно сегодня. Стареет твой повелитель, кровь не греет великого хана. Возрази повелителю, Елю Чу-цай! - приказал Чингис.
 - Крот делает нору. Орел летит выше гор. Кроту тепло в норе. Орлу холодно перед восходом. Говори еще, я готов спорить, великий хан, - улыбнулся спутник.
 - Откуда ты, китаец, знаешь, что четвертый сын Ульгена, Кара-Куш-Орел - дух моего Ольхона?
 - Я не знал этого, ведь я первый раз ступил на Ольхон. Но я знаю песню о том, как сын бога спустился вороном на черную землю, поклевал мяса мертвой кобылицы и уже не смог вернуться на верхнее небо. Бог-отец оказал сыну милость, он стал орлом нашего неба. Эти слова напел мне вчера демон степной музыки у реки Усть-Орда, великий хан.
 - Почему я не слышу эти песни?
 - Мне нужно петь. Мне страшно одному в степи. Пою громче, песня волков пугает. Что тебе волки? К чему тебе лекарство от страха, великий хан?

 Хан взял с собой на тайную тропу только китайца Елю Чу-цая, главного советника по управлению покоренными землями. Нищего китайца, у которого в собственности только книги, астрономические приборы и свитки стихов. Никому не нужны эти стихи, они не прославляют героев, они не соблазняют женщин. Странные слова шепчет демон степной музыки этому китайцу. И ночные звезды говорят Елю Чу-цаю странные слова, поют песни странствующих в том мире, где нет земного времени.

 - Ты вчера пел песню - "Власть-жертва"?! Странно слышать эту песнь мне, властелину мира. Ты говоришь - ее рассказал тебе перед смертью манихей-христианин?
 - Да, великий хан. Если прикажешь, я прочту тебе эти странные слова, эти строки, в которых имена будущих правителей опережают лики, полустертые историей. Но позволь мне сначала насладиться свежим ароматом твоей детской тропы, дай поэту побывать в твоем детстве!
 - Ступай, дыши. Тебе трудно быть взрослым, дитя мудрости.
 - Для всех тяжек час взросления, великий хан. Час, когда прежний аромат превратится в зловоние. Прежняя песнь - в шум колеса. Прежний щит - в печную заслонку. Так растет дух, явленный перед мирозданием. В малой комнате и на малом ковре меняем чешую ветхости. Что же в снегах гор и в ручьях солнца может быть омыто? Новую кожу получит обновленная мудрость.
 - Много у меня одеяний. Кто увидит новую кожу великого хана?
 - Народ чует новый дух незримого правителя. Ты удивился, когда улигершины впервые спели о том, что ты совершил чудесные подвиги Гэссерхана из древних песен-улигеров. Не удивляйся. Я слышу, эти камни помнят, - ты был Гэссером. И это одеяние подвига не скроет твою новую кожу, великий хан.
 - Не говори мне больше. - Чингисхан этого вслух не сказал, просто прикрыл глаза, что означало - не продолжать разговор.

 Дальше они ехали молча. Они не поехали на Хобой. У скалы Трех братьев хан повернул коня резко вправо и вскоре тропинка вывела их на пологий берег в чаше Узуры. Две каменные ладони открывали путнику выход на Славное море. Здесь не увидишь другой берег. И другие острова далеко отсюда.
 Два огромных орла с ярко-желтыми полосами на крыльях прилетели. Один со стороны степи, другой из-за моря. Долго кружили над их костром. Пастухи издали увидали редкое явление: гостей встречают сам Дух Ольхона и его младший брат с Заячьего острова. Принесли овечье молоко и сыр гостям, поставили в отдалении, поклонились и ушли. Не воздали почестей, положенных великому хану. Не узнали в запыленном страннике своего повелителя. Принесли, как простому путнику.
 - Бесценный дар - негромко сказал китаец, прошептал почти, опасаясь нарушить молчание хана.
 - Молоко и кровь. Рядом текут две великих реки жизни, - сказал Чингисхан. - Молоко питает от рождения. Потом - кровь. Реки крови напоили мой народ. Смерть врага - жизнь монгола.
 - Даже до рождения жизнь человека питается кровью. И не только монголы этим живы, о великий хан, - улыбнулся китаец.
 - Говори дальше.
 - В первый месяц беременности плод похож на тень кончика травы. Это похоже на то, когда ранним утром при восходе солнца исчезает роса, или утром собравшиеся вечером расходятся. В два месяца он похож на смолу. В три месяца он становится похож на перо птицы. На четвертом месяце он приобретает человеческое изображение.
 - Долго говоришь.
 - На восьмом месяце начинает шевелиться правая рука. На девятом месяце формируется внешний вид и он начинает питаться кровью. В течение девятого месяца: первое, как гора Сумеру, второе, как гневная гора, третье, как кровавая гора. На краю этих гор кровь потоком льется в рот младенцу. Когда наступает десятый месяц, ребенок покидает материнское лоно.
 - Это кровь матери, это кровь рода, это каждый впитывает кожей. Я о другом.
 - Я тоже пытаюсь сказать о другом. У матери есть власть дать жизнь ребенку. У отца есть власть послать на смерть ребенка. Может быть, это и есть "власть-жертва", о которой говорил христианин-манихей?
 - Говори улигер манихея.
 - "Мне ли говорить о власти? Когда все глупое и тщеславное к власти устремляется. Но я говорю и утверждаю. Но наша власть иная: наша власть - жертва! Поясню немногими словами.

 Когда Курновуу Правитель
 Созидал Золотые Врата,
 Он стремился во храм,
 Но все же донес свою жертву.

 Когда Соломон искал власть красоты,
 Когда символом Суламифи был показан
 Символ нечеловеческой правды,
 Он все же остался царем
 И донес свою жертву.

 Когда духовный учитель Тибета Аллал-Минг
 Стремился в горы, где впервые предстал ему Бог,
 Он все-таки остался в долине
 И принял чашу.

 Когда шейх Россул ибн Рагим
 Стремился передать власть сыну,
 Он все же услышал Голос
 И отдал все, чтобы дойти.

 Когда учитель Ориген отдавал
 И телесное, и духовное, лишь бы
 Научить их последнему преданию Христа,
 Он все же сохранил тяготу Учительства.

 Когда Сергий из Радонеги уклонился
 От престола Митрополита,
 Когда он стремился говорить со зверями,
 Он все же остался строить дома общежитий,
 И он сохранил около себя учеников.

 Когда Акбар, названный Великим,
 Слагал камни единения церкви,
 Душа его стремилась под дерево мудрости,
 Где сходило ему просветление,
 Но он все же остался на ступенях трона.

 Зная, что есть подвиг,
 Зная, что есть власть-жертва,
 Если, утверждая завоевание, произнесете:
 - Господи, да минет меня чаша сия! -
 Значит, вы уже имеете право творить,
 И дух ваш уже несокрушим.

 Запомните эту книгу о жертве,
 Ибо она дает нам врата к завершению и готовности.

 А будучи готовыми, вы знаете все.
 Ибо вам все будет открыто и принесено,
 и рассказано.

 Но только откройте уши и запомните.
 А главное, читайте и повторяйте,
 Ибо часто оболочка ваша затемняет знание духа.

 И, глядя на сужденный пожар,
 Вы скажете: "Вот почему вчера я вынес вещи мои".
 И глядя на молнию, вы преклоните голову,
 Почитая веление Бога.

 Я сказал, я заповедал, - храните".

 Китаец закончил читать, но все еще лежал, закрыв глаза, положив правую руку на грудь, словно покачивая свое сердце, как дитя, в такт отзвучавшей песне.
 - Кто был Сергий Радонежец? - спросил хан.
 - Это имя - сужденный пожар пророчества. Через триста лет придет кроткий святой и благословит урусов на страшную битву с твоими правнуками, мой повелитель.
 - Вчера на берегу Усть-орды палач вырвал сердце манихея и скормил своей собаке. Этого мало, - задумчиво сказал хан.
 - Что, мой повелитель?
 - Скажи палачу: убить и сжечь собаку. И детей этой собаки.
 - Повелитель, а я? Ведь я храню в груди эти слова.
 - Ты не монгол. И не собака монгола. Ты даже не китаец. Ты не знаешь, кто ты. Когда тебя сожгут, твоя кость будет легкой и белой. Моя будет черной. Запиши мою волю. Когда меня сожгут, никто не должен знать, где лежат мои кости. Но дорога ко мне должна быть. Широкая дорога, шире тех, что я строю к могилам моих славных батыров и военачальников.
 Ты знаешь, как сделать это.
 Ты сделаешь.

 Люди говорят - прах Чингисхана навеки вернулся на Ольхон. Но никто не знает, где могила великого повелителя. На тысячу лет наложено заклятие на это знание. Ждать осталось - двести двадцать четыре года.
 Не зарастает тропа Чингиса. Нельзя знать, но разве может женщина молчать? Ушла в покои Ульгена шаманка Алтан-Эрдени. Но свято место не пусто. Приходят люди на мыс Бурхан. Каждый вечер шепчет на чуткое ухо свои сакральные тайны светлая Тишина, жена Кара-Куш-Орла, духа острова Ольхон.

 Каждому мальчишке здесь достоверно известны слова завещания Великого Воина - "дорогой ко мне будет Байкал".

http://www.stihi.ru/2007/11/14/2822