история человека

Кругленькое небо. Канализационный люк,
Рядом тяжкий храп, мне нынешних друзей,
Греет теплотрасса, спины как утюг,
Эх, туда б под небо. Нет, мне здесь теплей.


Старый, колченогий, стул накрыт газетой,
Это стол и скатерть, пиршество на ней,
Корка от буханки, кильки две конфеты,
Водки на пол пальца, наливай скорей.


Вон лежит Серёга, бывший «мент», но спился,
По рассказам малый, был хорошим – чёрт,
Он за честь боролся, с кем-то не ужился,
Да и кто ж теперь там, что-то разберёт.


Вроде дело было, связан с ним начальник,
За большие деньги - продал всё, закрыл,
А ему сказал он: - «Серый, ты не мальчик,
Сам в понятье, знаешь. Видел да забыл».


Ну а он конечно, гордым слыл и правду,
В министерство рапорт, где-то она есть,
Доискался правды, и нашел, но кривду,
Вот теперь лежит он, отдыхает здесь.


Лычки капитана, сорваны собраньем,
За халатность в деле, взятку и подлог,
Съели человека, за труды старанье,
Ну и вот на трубах, жизни эпилог.


Рядом дядя Вася, наш мудрец по быту,
Старожил колодца, старшина стола,
Сколько здесь он прожил – мрак, такого нету,
Будто здесь родился, твердый как скала.


Правит этим миром, честно всё по чести,
Делит всю добычу, между нами сам,
Лечит между прочим, заболеешь если,
Просто поучительно, нашим докторам.


Жизнь в его рассказах, кинофильм не снятый,
Жил под Тверью в доме, агроном в селе,
Уважали дядю, был на стенде снятый,
На доске почёта - в орденах везде.


Трёх детей на милость - вырастил, поставил,
Дал образованье, вывел в люди, в мир,
Двух старших в «загранку», на житьё отправил,
Третий бизнес начал, и в Москву свинтил.


Годы шли лихие, и колхоз загнулся,
Кончилась работа, денег нет ни где,
Дети позабыли, голод в дом вернулся,
Бабку схоронил он, прозябал нужде.


Написал он сыну - так, мол, так сыночек,
Ты в Москве, в работе, может мне к Тебе,
Продавай папаша – дом, и всё в платочек,
Сын ответил папе: - «Приезжай ко мне»,


Под чистую продал, нажитое дядя,
Распрощался с миром, где прожил свой век,
И подался к сыну, под ноги не глядя,
Ведь моя кровинка, думал человек.


Встретил сын папашу, распахнув объятья,
Хорошо приветил, в доме поселил,
Рассказал какие, стали его братья,
Что не дали денег - в бизнес, что просил.


И Отец от сердца, развернул платочек,
«На, бери ребенок, всё, что есть возьми»,
Так забрал – мозоли, у отца сыночек,
И отдал партнерам, за свои долги.


Всё бы было миром, стал Отец не нужным,
Лишний раз кусочек, в доме не возьмешь,
И невестка пилит, с ней сыночек дружно,
«Ты папаша даром, хлеб мой здесь жуёшь».


Не привык нахлебником, дядя очень гордый,
Он собрал манатки, что остались с ним,
Не простившись с сыном, он ушел упёртый,
И теперь в колодце, жизнь мы с ним коптим.


Там храпит учёный, бывший и профессор,
За плечами знанья - годы в МГУ,
Знает весь компьютер, как «гудит» процессор,
И ещё такое, просто не пойму.


Он у нас учённый, сверх – изобретатель,
Чинит всё с помойки, как конфетка - хлам,
И толкает людям, что предприниматель,
Свой кусок приносит, и хватает нам.


Как-то в зиму ночью, он нам подвернулся,
Весь замерший в жаре, на снегу лежал,
Мы с собой забрали, он и не проснулся,
Да и болен сильно, страшно отощал.


Дядя Вася взялся, подлечить маленько,
Всю неделю бился, травами поил,
Оклемался парень, и назвался Лёнькой,
Рассказал, кто есть он, где и как он жил.


Жил на Баррикадной, что в высотном доме,
Ездил на машине, званья и почёт,
Уваженье, дача, женушка и кроме,
Авторских свидетельств, тьма, не перечтет.


Женушка молодка, он женился поздно,
Как-то все не время, было не досуг,
Но однажды встретил, полюбил серьёзно,
Аспирантку - Нону, и готов супруг.


Жизнь в любви кипела, всё для милой делал,
Сутками работал, холил и жалел,
И вокруг не видел, ничего не ведал,
«Зайка» его тертый, быстро обнаглел.


Началось с простого, родственникам трудно,
На Кавказе страшно, там идет война,
Выпишем сюда их, будет многолюдно,
Метров им в квартире, хватит и сполна.


А потом поехало, дальше всё быстрее,
Вот квартира Ноне, вот машина ей,
Авторские детища, проданы скорее,
Дача, накопленья, всё теперь за ней.


И с работой тоже, что-то получилось,
Убедила милого, кафедру отдать,
И возглавить дело, с дядюшкой любимой,
Бросил всё ученый, ничего не взять.


Год за годом канул, время пролетело,
Не сумел учёный, сам себя найти,
В новом предприятии, передал он дело,
Родственникам Ноны, и пришлось уйти.


Тосковал наш Лёнька, постарел и быстро,
Стал не нужным более, молодой жене,
Вышвырнули Лёньку, в документах чисто,
Вот теперь живёт он, почитай нигде.


Вон лежит безрукий, кличка «дядя Ваня»,
Имени не знаем, сам прибился к нам,
Кто, откуда родом, мы не понимаем,
Дядя Вася бросил: - «Он из молдаван».


Деньги просит нищим, на углу Волхонки,
В день на сто целковых, наберёт карман,
Часть в колодец тащит, часть в свою сторонку,
И куда-то с почты, шлет «схоронку» сам.


Тихий, молчаливый, видно жизнь добила,
Всё, молчком кивая, помогает всем,
Да и ладно, Бог с ним, унесёт могилу,
Что там за плечами, знать, не счесть проблем.


Ну, а я Ваш грешный, много не расскажешь,
Так судьба сложилась, жалится ни в чём,
Жил как все в округе, в книжке прочитаешь,
Тихо мирно было, ладно, и во всём.


Школу там закончил, бредил «десантурой»,
В армию - в «учебку», поступил в тот год,
В год, когда в «Афганку», слали – «фурнитурой»,
И когда – «нац-долгом», бредил наш народ.


Отучился годик, стал солдатом бравым,
Отослали – «мясо», всёх нас в Кандагар,
Там повоевали, вспомнить есть, что право,
Только будь он проклят, этот ваш «Афган».


Что пройти пришлось мне, вспоминать не надо,
Убивать учился, и друзей терять,
Много насмотрелся, что мне все награды,
Страшно было очень, страшно умирать.


Дома мать осталась, мне б живым вернуться,
Родственников нету, и живёт одна,
В письмах пишет тяжко: - «Только бы проснуться»,
Знаю дорогая, знаю, что больна.


Было это летом, взвод направлен в горы,
Караван из Пянджа, с точек охранять,
Окопались в скалах и забились в норы,
Так что «моджахедам», вряд ли нас достать.
 

Караван с оружием, двигал по ущелью,
Всё в секрете было, где и как пройдёт,
Взводный наш поведал, было это целью,
Охранял – «пустышку», там, соседний взвод.


Но не всё так гладко, кто-то «сука» предал,
И пришлось нам жарко, взять всё на себя,
Бой был очень страшный, и для «моджахедов»,
Только вот не помню, ранило меня.


Я очнулся в яме, скованный цепями,
Рядом миска каши, в бурдюке вода,
«Всё, конец», - подумал: - «Точка, между нами»,
«И прощай родная, мама навсегда».


Дальше было тошно, вспоминать не в силах,
Жил рабом на «маках», опийный сырец,
Конопля и плётка, в яме спал, в могилах,
Что копал таким же, думал всё – конец.


Год батрачил тяжко, кожа да и кости,
И однажды к «духу», в ночь пришёл отряд,
Был из Пакистана, но с оружьем гости,
Поменять на «ханку», выполнить подряд.


Тонны две грузили, на машины наши,
Суетились много, не до нас всем им,
Случай подвернулся, я нырнул в поклажу,
Меж мешками сгинул, и замерз немым.


Что терять мне было, рабство и похлебку,
Я рискнул и на смерть, быть или не быть,
Вынесет - ну что же, значит выпью водку,
А не будет чуда, можно всё забыть.


Повезло ребята, пронесло - поверьте,
В суматохе этой, я ушёл от них,
Не заметно спрыгнул, в Пакистане - мерьте,
На такое дело, мог решился – «псих».


Дальше проще было, не скажу чтоб очень,
Языком на пальцах, в год, но заучил,
Поменял на «ханку», кандалы – замочек,
В местной кузне «духа», то, что захватил.


Поскитался малость, не сравнимо с рабством,
Там народ хоть бедный, но с понятьем был,
Где работой трудной, где открытым хамством,
Всё «таки» добрёл я, где посол наш жил.


Бился я в ворота, диким криком воя,
«Свой!», - кричал охране: - «И откройте дверь»,
«Открывайте суки, то я вас – «урою»!»,
Видно - их проняло, вот и здесь теперь.


Было так – проверка, а потом запросы,
Я ж пока в застенке, миром отдыхал,
И смолил со смаком, наши папиросы,
Те, что кочегар их, с жалости достал.


Время пробежало, сам посол явился,
Так и так всё верно, ты солдатом был,
Но тебя списали, ты же объявился,
«Вот и документы, я восстановил».


Дальше всё по плану, и вертушкой в роту,
Удивленье в части, и награды ждут,
Правда, всё посмертно, как глядели в воду,
Ротный что-то брякнул: - «Наши, всё пройдут!».


Взвод мой там в ущелье, и нашёл могилу,
Многих разорвало, в мясо на куски,
Говорят носили, в цинк всё через силу,
Транспортник груз двести, смог их увезти.


Водка и похмелье, и недельки нету,
Документы в руки, и вперёд в Союз,
Только б я не ехал, и не видел света,
Умерла здесь Мама, знавши, не вернусь.


Дом к рукам прибрали, не добиться правды,
Мне чиновник молвил: - «Брось, ты это зря»,
Бегал по конторам, мне халдей однажды,
Прошептал, доверив: - «Баксов нет, нельзя».


Что мне оставалось, улица, колодец,
Нет прописки - штампа, нету и тебя,
Значит - нет работы, вольный полководец,
Только холмик Мамы, небо и земля.


Ладно, что-то очень, сильно засиделся,
На часах вон стрелки, шесть и без пяти,
Я на вахте в думах, внутрь загляделся,
Надо всем побудку, за «стеклом» идти.


«Прощевайте» с миром, счастья и здоровья,
И не поминайте, лихом нас, кто тут,
Эпилог наш ясен, только в послесловье,
Мы такие ж люди, как и вы вокруг.
 ***