Баллада о любви менестреля

Еще не перевернута страница…

Еще не выпит воздуха глоток…

И неба в клеточку зеница
еще не нежила восток…

Сквозь пуповину бледного рассвета
жизнь догорала огоньком,
чтоб, дотянувшись до поэта,
тень потерять за ним потом…

Зубасто лязгнули ворота…
Закрыли путь душе назад…
Ах, если б помнил это кто-то,
как жизнь меняет женщин взгляд!

Опять знакомая картина
на предрассветном полотне:
ступени,
пастор,
гильотина…
и небо
.........в красной пелене…
и герцог,
.........сытая скотина…
с женою в ложе,
.........при дворне…

печальный шут,
.........чуть в стороне…


Шептались праздные зеваки:

Поэт!
На плахе!
Молодой!

Передавали в уши враки,
что был их герцог - голубой,

и что его жена, ****ина,
тащила всех в свою постель…

И, к ненасытной паучине,
попался в сети менестрель…

Он пел баллады, сказки, песни
о счастье, дружбе и любви…

Жизнь без него казалась пресной…

Любили пить с ним короли!

А он – душой,
...........ну, хоть ты тресни!
…был грешен телом для любви…

А герцогиня – та еще сучара,
вскружила голову ему…

Но чья-то ревность настучала
по жопемужеложьему…

А тот, в угаре голубином,
пресек развратность на корню…

Как – менестрель?!
.................Вдул герцогиню?!
В щель половую?
.................Не в дыру!?


Ну, что с того, что все имели
ту герцогиню, как могли…?

В пуху все рыльца поимели:

те ж судьи
...........не жалея менестреля,
тотчас под «вышку» подвели…

В тюрьме запрятав, словно вора,
чтоб коллективный скрыть позор,
адюльтер ох-х-хулили хором
и
отрубили приговор!

И жизнь поэту не сумели
спасти знакомцы-короли,
хоть многократно с менестрелем
не только горькую пилИ -
всех в промежутках, между делом,
придворных дам “перелюбли”…

Спасти свидетеля – хотели ль?

Честь рогоносцу соблюли!

Согласно классовым устоям,
придворным классовым ****ям
плодить бастардов тот достоин,
кто есть родня лишь королям
да голубой по их кровям
по венценосным, по х…ям…

И вот - знакомая картина
на предрассветном полотне:
ступени,
пастор,
гильотина…
и небо в красной пелене…

Палач на шее над рубахой
стихам последний метит штрих…

Поэты часто в жизни плахой
любви платили за свой стих…

Зависла в небе сталь со звоном…

Клинок окрасила заря…

Взлетели, каркая, вороны…

Качнулась в сторону Земля…

Толпа вдруг ахнула со стоном,
услышав крик, подобный грому -
скрестились жизни две, звеня:

- Я,
по старинному закону,
поэта
выбрала в мужья!!!

На эшафот взошла девчонка,
горя от чувства, как свеча…

На плахе пасторы не только
врачуют душу от меча…

Поэт всегда духовным слогом
душой намного ближе к Богу…

Кропает Бог порой сонеты
На пару в творчестве с поэтом…

И песни любит слушать где-то,
коль ест безбожная печаль…

Осталось пастору с рассветом
от Бога чудо - обвенчать!

Казнь превратилась в мелодраму…

И вот Судьба дала указ:

Засунуть хер-цогу подляну
в его любимый задний глаз….

Так странно кончилась массовка,
что герцог смог лишь зарычать,

а герцогине-мужеловке
досталось пальцем в «жэ» торчать…

Толпа смеялась и рыдала…
Вся молодежь пустилась в пляс…
Любовь на небе ворковала,
не отводя от счастья глаз…

Но жизнь на этом не смолчала,
даря правителям экстаз:

Так герцогиня не кончала,
как в этот день, в последний раз -
коровой в ложе замычала,
сойдя с ума тотчас, сучара…
Сдох, с горя, герцог-педераст…

Понятно стало остолопу
(за откровенность – милль-пардон!)
то, что любовь живет не в жопе,
а то, что в жопе полной - он…

Избрали в короли поэта,
А в королевы – умницу жену…

Для вас, быть может, сказка это…

Мне о любви - врать ни к чему!

Я у неё давно в плену…