Андерсен

АНДЕРСЕН

И встречный поток миллионов людей
Меня обойдет, не сомнет, не раздавит
Как камень, раздвоивший быстрый ручей
Дыханьем могучим к бетону приплавит!
И сами сомкнуться в безмолвье глаза
Толкайте, несите скорлупкой безвольной!
Кто знает, где в жизни проходит черта,
Когда от физической боли – не больно!
Мне так не хватает ревущей толпы
Порой в пустоте коммунальной квартиры,
Где фосфорическим светом столбы
Выходят из тьмы в застекленные дыры.
И я от мирской, мелочной суеты
От мебели мягкой и звона посуды
Уйду в устремленное русло толпы –
Толкайте, несите, пожалуйста, люди!
Третий день лил без устали дождь. Деревья и траву вокруг них, а также дома и людей – все залила вода. Над городом повисло тяжелое свинцовое небо, не предвещавшее ничего хорошего. Стоял холодный ноябрь. Обычный, хмурый российский ноябрь.
Мое рабочее место было далеко от уютного кабинета редакции газеты. Я уже несколько лет барахталась, как могла, за существование семьи. После деноминации рубля, потеряв все свои сбережения в банке, лишившись работы, которая без оплаты уже не имела какой-либо смысл, даже если она была любима и желанна, после того, как моя семья пережила голод, когда хлеб и крупы отпускались строго по карточкам, а также все политические и экономические землетрясения, каким только в этот период подверглось наше огромное многомиллионное население, самой крупной мировой державы, мой путь заканчивался на рынке….
Надо было как-то жить дальше…. Мои дети росли и они требовали немалых финансовых затрат. Мой муж, так же как и я, потерял работу и не мог найти другую.
Он искал тепленькое, уютное местечко, где много платят и мало работают, так он работал раньше – при коммунистическом режиме, когда зарплата начислялась не по результатам затраченного труда, а выдавалась фиксированным окладом, по революционному принципу 17 года двадцатого столетия – всем и все поровну! Но он постоянно терпел фиаско…. И не удивительно…. Потому что прошло то время, когда можно было жить этими принципами.
Дома он срывал зло за свои неудачи на мне и детях. И при всех своих качествах порядочного человека, выглядел уже в моих глазах только чистоплюем и порядочной сволочью. Мне было противно смотреть на то, как взрослый сорокалетний мужик не может найти применение своим рукам. Развод был неизбежен и необходим. Хотя бы для того, чтобы в нем не умер окончательно мужчина. Но, увы, я, видимо, не заметила, как этот мужчина умер в нем еще гораздо раньше нашего развода, поэтому он продолжал жить в нашей квартире с твердым намерением никуда не уезжать.
У нас образовалась так называемая коммуналка. Его мама, как могла, помогала своему маменькиному сыночку пережить этот период, подбрасывая деньги на карманные расходы и, подкармливая его обедами, абсолютно не интересуясь как и на что живут наши дети…. А вечерами, изнывая от безделья и любопытства, она звонила мне, вынюхивая мое настроение и обстановку в доме. В заключение, неудовлетворенная моими претензиями к сыну-бездельнику, говорила: «Радуйся, дорогая, что он не пьет и не бьет тебя! У тебя был золотой муж. Но ты этого не оценила!». Я не хотела ссориться с его родителями. Понятно, что для нее он всегда хороший сын…. Было бы с моей стороны глупо доказывать обратное. И я действительно понимала, что он «золотой», потому что эту тяжесть золота ощущала на своей собственной шее даже после развода, когда мы были уже совершенно чужими людьми. Он не стеснялся садиться с нами за стол, и мог съесть из под носа ребенка последнее яблоко или апельсин.
Мое каждое утро начиналось с того, что я открывала пустой холодильник и думала – чем накормить перед школой детей. Поэтому я бралась за ту работу, которая у меня была под руками и перед глазами, и испытывала огромное счастье от того, что мои дети были сыты, обуты и одеты, в то время, как многие их одноклассники падали на уроках в голодные обмороки и ходили зимой в демисезонных курточках и в ботиночках на тонких подошвах с дырками на задниках….
Шесть лет непосильного физического труда. Шесть лет, за которые никто, никогда и ни перед кем не ответит…. Более того, наши местные «политиканы» и в этом нашли для себя прямую выгоду, обложив, так называемую, мелкорозничную торговлю непомерными налогами, различными поборами и штрафами, как волков, красными флажками. Мы работали на политиков, которые вели свою политику против своего же народа….
К тому времени старший сын, и средняя дочь окончили школу. Дочь успела выскочить в семнадцать лет замуж. Она всегда была очень независима и самостоятельна. Может, именно поэтому, так безудержно хотела повзрослеть. Появился ребенок. Маленькая голубоглазая Валерия с белобрысыми, как у ангелочка, кучеряшками на голове. Зятя забрали в армию, и рядом со мной на рынке оказалась моя дочь Татьяна. Мы стояли спина к спине, как бы символизируя охраняемый в середине тыл – наши семьи.
Итак, наше рабочее место было в тот момент там, где тысячи людей были выброшены на улицы безработицей и голодом. Они стояли на рынке, в дождь, снег, в жару и в мороз, продавая дешевое китайское барахло, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Это был огромный коллектив инженеров, рабочих, художников, скульпторов, артистов, профессоров, строителей, медицинских работников и работников сферы торговли…. Другие, такие же нищие, без разбору покупали это барахло, потому что оно было дешевое.
Передо мной проходили толпы людей и каждый из них нес на своем лице печать происходящего. Я имела прекрасную возможность общаться с ними, дышать с ними одним воздухом и смотреть на мир с ними одними глазами.
Мне не противно было видеть опускающихся и деградирующих людей, которые довольствовались лишь тем, что имеют возможность зарядить и согреть свой организм ста граммами "буторной" водки. Мне больно было на них смотреть и чувство сострадания, вины и стыда за то, что с нами происходит разрывало мое измученное и израненное сердце... Но вариантов не было, мы работали, ради куска хлеба сегодня для своих детей, не зная, что ожидает нас завтра, и это являлось стопроцентным оправданием нашего присутствия на рынке. Многие, стоявшие рядом со мной, не выдерживали и спивались, многие разводились и сводились, разорялись и богатели. Рынок был огромным драмматическим театром реальных трагедийных сцен.
Итак, мои ноги были насквозь мокрые, моя куртка не успевала просыхать за ночь, как утром снова наполнялась водой.
«Горячий чай, кофе!» - услышала я спасительный голос разносчицы горячих напитков.
« Пожалуйста, один чай с лимоном» - прошу у разносчицы.
«Мам, возьми мне, я тоже замерзла» - слышу продрогший голос дочери за спиной.
Из термоса с клубами пара повеяло теплом и дешевым индийским чаем московской расфасовки. Два тоненьких, прозрачных ломтика лимона, с легкостью осенних листьев, упали на дно одноразовых пластиковых стаканов.
« Сахар не надо» - как обычно сказала я.
Татьяна прибежала за своим спасительным чаем и так же быстро убежала с ним обратно.
Стакан обжег руки, и легкая согревающая волна побежала по телу к ногам.
Я почувствовала, что на меня кто-то пристально смотрит, повернула голову и увидела подростка лет семнадцати, который не сводил с меня глаз.
Он был одет совсем не по сезону: тонкая фланелевая рубаха в клеточку, промокшая насквозь, спортивные штаны и сланцы на босу ногу.
«Тебе что, жарко, что ли?» - спросила я удивленно.
«Нет» - он съежился от холода, - « Тетенька, у Вас не будет немного хлеба?»
Я давно перестала чему-либо удивляться в нашей стране, поэтому ответила парню совершенно спокойно:
«Хлеба у меня, конечно, нет, но я могу дать тебе немного денег на хлеб»-
и протянула ему промокшую в кармане десятку, приготовленную для сдачи покупателям.
Мальчишка попятился:
«Нет, денег я не возьму, я прошу хлеба»
Вот тут я действительно удивилась!
«Ты какой-то странный, все просят денег, а тебе хлеба подавай!….»
Я присмотрелась к нему. Его взгляд был открытый, прямой и глуповато-наивный. Серые, большие глаза не таили в себе ни злобу, ни хитрость. Этот человек умел располагать к себе людей!
«Я хочу, есть. Если у Вас нет хлеба – я пойду ….», - ответил он, развернулся и медленно зашагал вдоль ряда.
«Странно», - снова подумала я…..-«Или он хороший психолог и знает что делает, или и в правду глуповат…»
Я не любила побирушек, и никогда не давала им ничего: во-первых, потому что каждая копейка доставалась мне самой с великим трудом, во-вторых, всегда помнила о том, что дома мои дети, которым никто и ничего не подаст, в-третьих, все побирушки, кроме, конечно же, стариков и маленьких детей, не вызывали у меня сочувствия, так как для меня это были только опустившиеся, деградирующие люди, не желающие работать.
Почему протянула деньги этому верзиле?! Я и сама до сих пор удивляюсь своему поступку. Наверное, потому, что поняла - ему никто ничего не подаст…. Он был крепким, здоровым подростком – такого точно не за что жалеть.
* * *
День тянулся нескончаемо долго, как и дождь, которому и вовсе не было видно конца.
В четыре часа, собрав товар в коробки и сдав на склад, мы с Татьяной возвращались вдоль опустевших рядов домой.
« Знаешь, мам, а мне жалко этого парня »- вдруг почему-то вспомнила она.
«Брось ты, не забивай себе голову! Всем не подашь. Их в день сотни проходят! Подай каждому из них по десять рублей и пойдешь сама домой ни с чем»- я старалась говорить убедительно, как бы ища оправдание тому, что сегодня произошло.
«Кто его знает, почему он оказался на улице? И одежда, ты видела, какая у него? Летние сланцы в ноябре на босую ногу!!! Мне холодно было на него смотреть», - продолжала доказывать дочь.
«Ну, да. И весь мокрый. Таня, а ты видела, как он странно смотрит? У него взгляд наивного шестилетнего ребенка, а не взрослого человека».
« Я тоже это заметила. Может, он не совсем в себе? Или прикидывается таким?»- высказала она предположение.
Мы вошли в транспорт и забыли о парне, так как нас сразу же начали давить и толкать сразу со всех сторон.
Я еле вышла на своей остановке, помахав прощально Татьяне рукой, - она ехала на четыре остановки дальше.
* * *
Утром не хотелось смотреть в окно. Снова лил дождь. Сколько можно?!
«Сколько нуно – столько и моно!» - вторил Фоменко по «Русскому радио».
«Русское радио – музыка для души!!!» - пропели в заключение очередной фоменковской шутки.
«Ну, хоть музыка у нас для души!» - отметила я про себя, облачаясь в непросохшую одежду.
На улице было еще темно. Не было шести.
Я позвонила Татьяне:
«Ты проснулась? Не опаздывай, а то останешься без работы».
«Ага, уже собираюсь выходить. Валерию в сад отведет Ирина».
Ирина - подруга Татьяны со школьной скамьи. Наша палочка-выручалочка. Что бы Татьяна без нее делала! В шесть часов детский сад еще закрыт. Ирина отводила туда свою сестру и ей «на хвост» сажали Валерию.
Через тридцать минут мы были на рабочих местах и уже заканчивали развешивать шмотье, которое планировали продавать сегодня.
Я подняла голову к небу.
« Будь он проклят этот дождь и этот рынок!» - это была моя утренняя молитва.
Мне показалось, что тысячи людей, стоявших рядом со мной мысленно сделали то же самое….
Снова все повторяется. Толпы бестолково снующих людей в поиске неизвестно чего, мелкие воришки-карманники и те, которые тырят все, что плохо лежит, продавцы навеселе с хорошим настроением, или после похмелья – с плохим, разносчица горячих напитков и дождь, надоедливый, нудный дождь…..
Я опустила глаза и…. увидела нашего вчерашнего юношу.
«Привет, ты опять за хлебом? Булочная – через дорогу. Я спонсирую покупку» - пошутила я.
Парень покосился на меня обиженно, надул губы совсем как ребенок, и отошел в сторону.
«Что это ты? Обиделся?» - спросила я растерянно. – « Подожди немного!»
«Дочь, посмотри за вещами, чтоб никто не украл. Я сейчас!»
Через несколько минут я шла с бумажной тарелкой в руках. На ней приятно дымилась горячая котлета, картофельное пюре и салат из капусты с морковью, сверху лежали два кусочка хлеба. П ротянула парню тарелку.
«Это тебе. Тут и хлеб есть, как обещала»
Парень взял из моих рук тарелку, поблагодарил и, примостившись на свободном месте, быстро все съел. Тарелку вылизал.
«Ну, теперь рассказывай – кто ты? Откуда? И куда путь держишь? Как в сказке, поел путник, и его спрашивают: « Куда путь держишь, добрый молодец?»
«Никуда. Нет у меня пути. Я тут на рынке живу».
« Ты что тут под прилавком родился?!»
«Нет. Я сбежал из детского дома».
«Интересно, что же тебя там не устраивало?! Чисто, тепло, светло, кормят – и мухи не кусают!»
« Зато бьют!»
«Тебя, такого верзилу бьют?! Ты меня удивляешь!»
« Да, бьют. И бычки об кожу тушат. И за ченчем ночью посылают. А не хочешь бежать – получай по зубам!»
« И в каком же детском доме, такие страсти-мордасти?»
« На Острогожской. Детский дом номер один» - ответил парень.
«Знаю такой. Даже была там, и не один раз по работе. И давно ты там?»
«С первого класса».
« А где ты сегодня ночевал?»
«Здесь на рынке, под прилавком».
« В такой холод?!»
«А что делать?! Лучше, чем тебя будут снова бить».
Услышав наш разговор, подошла Татьяна, протянула парню яблоко.
«Будешь?»
«Спасибо!» - и он быстро съел яблоко.
« Ты смотри, ест все, что дают. И впрямь голодный!» - сказала она.
« А что такое «ченч»? Просвети меня, старую – я не знаю», - пошутила я.
«Ченч – это бутылка, может быть водка, или самогон, или вино».
« Ага, вот чем детки развлекаются в детских домах от сытой жизни и от нечего делать!»
«Ну, да!»- утвердительно кивнул он головой.
«Что же с тобой делать?! Ты такой большой. Тебе уже можно работать. Не пробовал?»
«Меня никто не берет»- опять надулся парень.
« Ладно, давай решим так. Ты пока погуляй по рынку, а в два часа, когда мы будем собираться домой, приходи. Придумаем что-нибудь, не горюй!»
«Я обязательно приду» - сказал он обрадовано и растворился в толпе.
«И что с ним теперь делать?» - спросила я дочь.
«Мам, я думаю, что ему надо помочь. Если он из детского дома, то значит сирота. Надо помочь», - уверенно сказала она.
«Надо, значит надо. Я ведь тоже так подумала. Сегодня возьмем его к себе. А потом решим – что будет дальше. Так?»
Татьяна в знак согласия кивнула головой.
В два часа дня парень пришел, как и обещал.
Мы как раз собирали вещи.
«Что смотришь? Давай, помогай!»
Он с радостью бросился помогать. Снимал с веревок вешалки и старательно складывал свитера. Потом помог отвезти на склад телеги.
«Смотри какой, помогает!» - шепнула мне Татьяна.
«Тебя как зовут?»
«Павлик Морозов» - ответил он.
Я замерла от неожиданности.
«Да, ну!? Ты это специально придумал?!»
«Не придумал я ничего! Я Павел Морозов!» - повторил он обиженно.- «Кому не скажу, что я Павел Морозов или бьют или смеются!»
«А кто бьет?»
«В милиции били. Спрашивают: «Ты кто?» Я говорю: «Павлик Морозов».
Они говорят: «Не, дури, парень, говори правду!» Я опять говорю: «Да, я и говорю правду, Павлик я, Морозов!»
А они разозлились и, отдубасили меня. Это, говорят, тебе за Павлика, а это за Морозова! Они мне там обидную кликуху придумали – Андерсен! Теперь, как забирают – радостно так встречают – А-а-а! К нам Андерсен снова пожаловал!»
« Ну, я тоже не очень-то тебе верю….»
«Почему?!»
«Потому, что я знаю другого Павлика Морозова….»
«Ладно, пошли, недобитый пионер!» - засмеялась Татьяна и хлопнула его дружелюбно по плечу.- « Мам, что ты к нему пристала, может он и в правду Павлик Морозов?»
«Так Павлик Морозов он или Андерсен?!»- хмыкнула я.
Дома на скорую руку приготовила обед и пригласила к столу Павла, Татьяну и Александру.
Мы обедали и говорили с Павлом. Он рассказывал о себе, о том, что он круглый сирота, о жизни в детском доме, о том, что занимался там танцами.
Парень оказался очень отзывчивый и шустрый. Он помог убрать посуду со стола после обеда, вынес мусор.
* * *
Так наша семья увеличилась еще на одного человека. Проблем в общении с Павлом не было никаких. Он был понятлив, покладист и исполнителен. Помогал по дому, ходил с нами каждый день на работу. Мы не могли на него нарадоваться.
Неожиданно я обнаружила, что он не умеет читать и писать! Очень удивлась такому открытию. Мы стали вечерами учиться. Он был старателен и упрям. Через неделю уже писал отдельные слова и читал простые тексты. Через две недели писал ровным, красивым почерком и неплохо читал. Мне даже показалось, что он хитрит, что и раньше он умел и читать и писать. Уж больно быстро он всему научился! А когда я увидела его, разгадывающим кроссворд – мои сомнения утвердились еще больше.
К тому времени вернулся из армии зять Дмитрий и Павел переехал на время жить к молодежи.
Он продолжал работать с нами на рынке. Мы успели купить ему кое-какие вещи и обувь, потому что было уже совсем холодно. Люди, которые стояли на рынке рядом с нами, очень сочувственно отнеслись к судьбе парня и собрали ему кто сколько смог. На эти деньги купили Павлу теплую пуховую куртку к зиме и ботинки на меху. Все были рады за парня. Никто не мог сказать о нем ни одного плохого слова.
Наша внучка Валерия простудилась. Павел заработал немного денег, перевозя телеги с товаром, и купил ей мед, молоко и бананы. Счастливый принес это все Татьяне. Татьяна была растрогана его заботой.
Прошли еще четыре недели.
В один из дней Таня пришла на работу хмурая, и Павел вел себя как-то нервно.
Я спросила ее – что случилось.
«Мам, мне кажется, что он нам очень многое врет. Несколько раз Павел проговорился и сказал совершенно противоположное о том, о чем говорил нам раньше. Это вызывает у меня подозрение. Мне кажется, что он совсем не тот человек, за которого себя выдает. Иногда как-то очень странно себя ведет. Мы сначала думали, что это недостаток детдомовского воспитания. Он никогда не жил в семье»….
И она рассказала несколько моментов, которые действительно могли вызвать подозрения и говорили о том, что Павел многое скрыл или наврал нам.
«Давай поговорим с ним начистоту. Спросим в лоб. Что он скажет?»
Мы так и сделали. Я пришла вечером к детям, и поговорила с Павлом.
После этого разговора сказала ему:
«Павел, не знаю пока – почему, но мне кажется, что ты очень много нам сказал неправды. Мы не сделали тебе ничего плохого. Мы тебе пытались помочь. И то, что ты от нас что-то скрываешь – нам не нравиться»
«Вы меня прогоните?» - спросил он и в глазах его заблестели слезы и детская обида.
«Нет. Но мы хотим знать о тебе правду. Мы впустили тебя в свою семью и теперь получается, что мы не знаем – кто живет с нами…. Если ты не хочешь говорить сам, то нам придется все узнавать о тебе».
«Тетенька Оля, только не отдавайте меня назад в детский дом и в милицию, пожалуйста! Я лучше снова пойду на улицу!»- умоляюще попросил он. Надо же, такой верзила зовет меня тетенькой! Смешно! Я не сдержала улыбки.
« Ладно, дяденька, сегодня ты еще остаешься у нас, а дальше будет видно, что к чему. Надеюсь, ты нам наврал не очень много, Ты сам как думаешь, Андерсен?»
После обеда Татьяна уехала домой, а Павел и Александра расположились в зале у включенного телевизора.
Я позвонила в детский дом на Острогожской директору.
Она сказала, что у них действительно есть Павел Морозов, и он в данный момент действительно отсутствует. Его несколько недель назад взяли домой родители.
«Странно! Наш Павел сказал, что он сирота!»- удивилась я.
Я дождалась прихода бывшего мужа, так как не хотела оставлять практически незнакомого человека в доме с ребенком без контроля, несмотря на все мое расположение к нему и желание помочь, и поехала на встречу с директором в детский дом.
Мы посмотрели фотографии, поговорили. Это оказался совершенно другой ребенок.
Чтобы убедиться в этом окончательно директор приехала на следующий день к нам на рынок и, не представляясь, потихоньку посмотрела на нашего Павла.
«Нет. Это вовсе не наш мальчик» - ответила она категорично.
«Что будем делать теперь, мам?» - тихо, так, чтобы не слышал Павел, спросила Татьяна.
«Я даже не знаю. Но оставлять его у нас дома можно только в том случае, если мы о нем хоть что-то знаем. Я не хочу, чтобы с Вами что-нибудь произошло. Снова отправить его на улицу – не могу. Жалко. Да и ничего плохого он нам пока не сделал. Смотри, как старается – помогает. Однозначно – надо обратиться в милицию в отдел по работе с несовершеннолетними. Хотя бы посоветоваться с ними – что делать дальше».
Придя домой, я так и сделала. В милиции мне ответили, что это может быть, кто угодно и им следует проверить парня. Пообещали через несколько минут приехать.
В дверь позвонили. Это были девушка и парень в милицейской форме.
Они посмотрели на Павла.
« Ничего себе – сиротка! Да мы никак знакомы, а? Андерсен?! Собирайся, дорогой, разговор есть».
Павел испуганно прижался к стене и с тревогой посмотрел на меня.
«Вы же обещали, тетя Оля!»
« Но я не знала, что ты будешь мне врать…» - потом я обратилась к парню с девушкой:
« Вы только не бейте его там, пожалуйста! И, после того, как проверите документы, позвоните мне по телефону. Если он не представляет угрозы для нас, мы его заберем пока к себе».
На этом и договорились.
Сразу же после работы я собрала кое-какие продукты и поспешила в милицию к нашему узнику. Он сидел закрытый в пустой комнате и скучал.
«Я принесла тебе поесть».
Павел посмотрел на еду и отвернулся.
«Обижаешься? Но ты же нам не сказал правду! Кто в этой ситуации и на кого должен обижаться?!»
Я оставила еду на столе и вышла из комнаты.
В коридоре меня встретила та самая девушка, которая забирала Павла.
«Здравствуйте, хорошо, что Вы пришли. У меня уже есть более подробная информация о Павле».
Она распахнула дверь кабинета, пропуская меня первой.
«Правда, мне нечем Вас обрадовать», - и девушка протянула мне пухлую папку с бумагами.
«Личное дело» Павла Морозова…» - я быстро пробежала глазами по первым строчкам.
«Вы ничего не напутали, это точно его личное дело?» - спросила я на всякий случай.
«К сожалению, ничего не перепутали», - ответила она. – «Этим детям свойственно такое поведение, поэтому читайте, и не удивляйтесь ничему».
«Да, но тут написано, что он олигофрен! Олигофрена трудно не отличить от нормального человека! У них типичные черты лица и, конечно же, развитие!»
«По этому поводу Вы можете проконсультироваться у нашего врача-психиатора. Я не могу сказать Вам ничего. Вы читайте, пожалуйста, дальше. Там есть гораздо интереснее вещи для Вас…»
Я снова углубилась в чтение бумаг.
«Родился в 1984 году в Хохольском районе. Мать убил отец в 1985 году. Ребенок был передан на воспитание в Новоусманский детский дом для умственно отсталых и слаборазвитых детей. Диагноз: ярко выраженная олигофрения, присутствие элементов дибилизма. Есть старшие братья: Иван – был убит 1990 году, Константин - находится в заключении.
Из Новоусманского детского дома в 1999 году был направлен в Воронеж на учебу в профессионально-техническое училище №15, где обучался по специальности штукатур-маляр. Из училища сбежал. Занимался проституцией и продажей наркотиков. Был в розыске. В октябре 2 000 года был задержан и заключен под стражу в подозрении совершения убийства. Следствием освобожден за недостаточностью улик и присутствием справки о психическом заболевании. В Хохольском районе проживает его тетка, которая там же работает начальником налоговой инспекции». Рядом записаны адрес и ее телефон.
Я была в шоке!
«Неужели это все - правда!»
«К сожалению – да! Я советую Вам поговорить с нашим психологом и в училище с директором. Вы можете позвонить следователю, который вел дело и его тетке. Они расскажут Вам о нем гораздо больше. Мы не советуем Вам забирать его».
Пригласили психолога. Седенький интеллигентный старичок в очках сказал:
«Понимаете, Павел имеет внешность совершенно нормального человека, но он не может контролировать свои поступки и дела. Он не умеет до сих пор писать и читать, он не несет ответственность за то, что делает! Посудите сами, было совершено убийство очень авторитетного мафиози – гомосексуалиста и торговца наркотиками. В момент совершения преступления и на месте преступления нашли только Павла – он безмятежно спал в этой же комнате! Человек был зверски задушен полиэтиленовым мешком. Такое преступление мог совершить очень сильный физически человек. Посмотрите на Павла. Он имеет атлетическое сложение. А его умственное и психическое развитие таково, что при стечении неблагоприятных обстоятельств в состоянии аффекта, возможно, все что угодно! Такие люди бывают невероятно сильны в момент агрессии! Когда его взяли – он сказал, что ничего не видел и ничего не помнит…. Мы не говорим о его возрасте. Но это тоже играет немаловажную роль – у него как раз период полового созревания. Это значит, что его эмоциональное состояние обострено. Его не посадили только потому, что он психически болен. Понимаете?!
И потом, его мать была зверски убита отцом. Он нанес ей 38 ножевых ранений, а затем четвертовал! На суде он сказал, что ничего не помнит…. Как Вы думаете – нормальный психически человек – способен на такие вещи?! Вопрос. И, да и нет! Психология штука очень тонкая и запутанная. Не всегда можно распутать эту паутину и сказать – на что и в какой степени человек способен…. Он может быть внешне совершенно нормален, очень спокоен и абсолютно на первый взгляд безобиден, но – малейшее стечение обстоятельств, или, например, просто полнолуние – и человек изменился в один миг до неузнаваемости! Он может действительно не помнить того, что сделал в момент аффекта!
Единственное, что выдает этого парня – его взгляд. Вы заметили, как он смотрит?»
«Да, но у него нет в глазах злобы».
«Дорогая моя, такие люди могут совершать самые невероятные и тяжкие преступления с добродушной улыбкой на лице и сияющими от счастья глазами…. Как хотите, так и понимайте это, но он опасен, очень опасен для Вас и для Вашей семьи. И мне нечего Вам добавить к сказанному».
«Но он живет у нас уже несколько месяцев, и я не видела на его лице ни разу за это время даже тени агрессии! Он очень миролюбив и покладист! Даже в тех ситуациях, где надо на чем-то настоять, он уступает! Он абсолютно неконфликтный человек! И потом, я готова поспорить, что он не олигофрен и тем долее не дебил! Это какое-то недоразумение! Я могу сказать, что он педагогически запущенный ребенок, может, где-то отстает в развитии, но скорее всего можно в такой ситуации говорить о издержках детдомовского воспитания, не более, он немного инфантилен, но он далеко не глуп! Почему-то он старается казаться таким. Я еще не знаю – почему…. Может, ему так проще выжить среди нас, прикинувшись наивным дурачком?! Может, он косит под свой диагноз?!
И что же теперь делать?! Человек не может жить на улице! Несмотря на свою совершенно нормальную внешность – он абсолютно беспомощен! Он просил у нас хлеба, потому что был голоден! И потом, если он опасен для общества – почему совершенно свободно ходит по улицам?»
« Потенциально опасен! Вы знаете – у нас в каждом третьем человеке можно увидеть потенциального преступника. На всех, дорогая, не хватит камер и комнат в психушке!»
«Я получила достаточно информации и мне надо ее переварить. Прошу Вас, пожалуйста, пока не отправляйте Павла никуда. Я хочу поговорить с директором училища и его теткой, со следователем, который вел его дело об убийстве, а затем, конечно же, с ним самим. Я хотела бы попросить его личное дело на несколько дней».
«Да, пожалуйста» - девушка протянула мне толстую потрепанную папку.
Не сказав парню ни единого слова о нашем разговоре и о том, что мне уже многое известно из его биографии, я заглянула к нему на одну минутку, чтобы попрощаться и ушла домой. Мне показалось, что Павел все понял. Уж больно подавленным и притихшим был он в тот момент, когда я уходила.
* * *
Я заехала к Тане с Димой и дала им почитать его личное дело.
Рассказала о разговоре с психологом.
«Мама, я бы никогда не подумала, что это все о нем!»
«Тем не менее!»
На следующий день я позвонила и встретилась со следователем прокуратуры, который занимался делом об убийстве.
«Мы давно наблюдаем за ребятами, которые собираются в условном месте возле фонтана в Кольцовском сквере. Эта группа постоянно у нас под наблюдением. Кто они и чем занимаются? В основном это ребята, сбежавшие из детских домов и приютов, или из неблагополучных семей и бездомные дети. Мы периодически вылавливаем и возвращаем их через детприемник обратно. Есть там и так называемые лидеры. Это люди, которые управляют такими детьми и имеют с этого, естественно, корыстный интерес – деньги. В основном люди из уголовного мира или просто местная шантрапа, пытающаяся выделиться из общей массы. Чем они занимаются? В основном проституцией и наркоманией. И мальчики и девочки. За пачку сигарет или за бутылку пива, или за кусок хлеба, или…. за дозу наркотиков. Тот человек, который был убит – самый главный их лидер. Все шло через него. Он умело управлял этой толпой и зарабатывал на ней неплохие деньги, которые позволяли ему иметь хороший автомобиль, роскошный дом и так далее…. Ко всему вдобавок он был гомосексуалистом и очень часто пользовал мальчиков из этой компании. Есть информация, что Павел и еще один мальчик жили у него постоянно.
В момент совершения преступления и в момент его раскрытия Павел находился в одной комнате с убитым. Он действительно спал. На допросе клялся и божился, что ничего не помнит, и ничего плохого не сделал. Второй мальчик был в соседней комнате. Он тоже спал. После нескольких допросов второй признался в совершении преступления. Затем на суде снова отказался от своих слов, заявив, что к нему применили физическую силу на допросе и, поэтому он был вынужден солгать. Дело было закрыто за недостаточностью улик и на основании заключения из психиатрической клиники о том, что ребята не совсем нормальны умственно.
Я, как следователь, который вел это дело от начала до конца, могу сказать Вам, что они не были причастны к убийству, и я в этом уверен! Скорее всего, убийство было заказное и ребят подставили. Дело закрыли. »….
Из прокуратуры я сразу направилась на левый берег в 15 училище. Там был новый директор. Он пригласил нескольких учителей и завучей.
«Я в этой должности недавно», - сказал директор-« но историю про Павла знаю не понаслышке, так как работал до директорства преподавателем в этом же училище. Что произошло и, почему он сбежал? У него был конфликт с бывшим директором.
До этого конфликта я не могу сказать ничего плохого про парня. Он практически не учился, поэтому не умел читать и писать, у него был документ, что по своему диагнозу он не обучаем, но он неплохо работал, был старательным и смышленым парнем. Я сомневаюсь в правдивости его диагноза. В самодеятельном кружке танцевал народные танцы. Хорошо танцевал, здорово! Они даже ездили на гастроли в другие города.
Бывший директор по своей сути был диктатором и жестоким человеком, он не любил свою работу, презирал ребят и не скрывал своего пренебрежительного отношения к ним. Дети, конечно же, видели это.
Близилась зима, а в корпусе, где ребята жили, не работало отопление, были разбиты в нескольких комнатах стекла, ребята ходили по улице в легких ветровках и осенней обуви, у многих не было головных уборов. Я не буду говорить о том, чем кормили учеников, мне просто стыдно за своего коллегу…. Темная история была и с отчислением денег на счет ребят за работу и с положенными им пенсиями. Эти деньги дети должны были получить на руки после окончания училища.
Но директора мало интересовали проблемы ребят. Деньги, которые выделялись государством на содержание детей, их пенсии и заработок, уплывали в неизвестном направлении, или умело списывались неизвестно на что.
Первым открыто выступил против директора Павел. Он смело высказал ему все. Директор стал его ущемлять и давить. Один раз он вызвал его в кабинет. Никто не знает - о чем они говорили, но там произошла драка и Павла еле оттащили от директора. Он его чуть не задушил! Мальчишка оказался очень сильным! Мы еле с ним справились вчетвером.
Павел сбежал из училища. Он сам пошел на прием в городскую администрацию на встречу с мэром города. И добился этой встречи. Он стоял под дверью, в декабре, в лютый мороз, в легкой ветровочке и кроссовках столько, пока не встретился с мэром лицом к лицу! Его пригласили в кабинет, напоили чаем и выслушали. Он рассказал все, как было.
Начались проверки. Все, что Павел рассказал, подтвердилось. Наш скромный директор успел обокрасть каждого ученика практически на 15 000 рублей и построить на эти деньги себе огромный коттедж за городом, купить дорогой автомобиль, ну, вобщем, жил совсем даже неплохо. Директора арестовали. Потом был суд, на котором ему был вынесен приговор: восемь лет с конфискацией всего имущества.
Потом на эту должность пришел я. Павел так и не вернулся в училище. Мы его постоянно искали.
Я прочитал внимательно его личное дело, и мне захотелось помочь парню. Его средний брат Иван тоже учился когда-то у нас. Он был очень хороший парень. Но с ним случилось несчастье. Поздно вечером он провожал домой девушку и его ударили ножом. Рана была смертельная, и он скончался на месте. В Хохольском районе у Павла жила тетка, которую он никогда не видел. Я решил встретиться и поговорить с ней. Она приехала и мы долго беседовали с ней о Павле. Потом я расспросил ребят – где его можно найти. Мы встретились с Павлом в Кольцовском сквере. Он тогда уже был в этой компании….
Я рассказал ему про родственников, поинтересовался – не хочет ли он их навестить.
Парень с радостью согласился. За ним приехала тетка. У нее он прожил всего три недели и сбежал, прихватив с собою деньги. Она подала на Павла в суд.
Потом пришли бумаги на него из прокуратуры о деле об убийстве. Ну, а потом, Вы все знаете. К нам он так и не вернулся»….
* * *
Мне оставалось встретиться только с теткой Павла Морозова и, самое сложное, поговорить с ним самим.
Я не стала откладывать встречу в «долгий ящик» и первое, что сделала, оказавшись дома, позвонила ей в Хохольский район.
Она выслушала меня и настороженно спросила:
«А в чем, собственно, дело? Это мое личное желание – больше не общаться с Павлом. У нас уже был горький опыт общения - мои усилия наладить с ним отношения, не имели успеха»….
«Вам не обязательно видеть Павла, если Вы этого не хотите. Я хотела бы поговорить с Вами лично».
«Поговорить, конечно, можно, но я не понимаю – о чем и зачем?!» - ответила она недовольно.
«Я готова приехать к Вам!»- уже открыто напрашивалась я на приглашение в гости.
«Нет-нет», - торопливо ответила Людмила Васильевна, - «я приеду сама. Когда, куда и во сколько?»
«В любое время, в любой день - у меня дома!»- обрадовалась я тому, что мне бог послал!
«Завтра в десять часов утра я буду у Вас!»
«Вот и замечательно!»
Я полетела на крыльях счастья в отделение милиции, где, скучая третий день в заточении, сидел Павел.
«Вы его отпустите на встречу к родственникам? Я обещаю привести его после этого сразу назад. Мне не хотелось бы, чтобы эта встреча состоялась в отделении милиции».
«Хорошо. Только с условием, что вы обязательно приведете его назад».
«Даю Вам слово!»
Мы шли к моему дому, и я и Павел всю дорогу молчал, уткнувшись глазами в землю.
Я не знала с чего и как начать разговор, а он, так мне показалось, испытывал огромное чувство вины передо мной.
Подходя к дому, Павел приостановился. Я испугалась и думала, что сейчас он побежит от меня! Может быть, он и действительно хотел бежать! Но что-то в последний миг остановило его. Мы встретились взглядом и Павел, запинаясь, заговорил.
«Тетя Оля, Вы простите меня, за то, что я Вам врал…. Но если бы я сказал Вам правду – вы не взяли бы меня тогда с улицы. Ведь так?»
Я подумала и согласилась с ним:
«Да, уж, вряд ли я рискнула бы на такой смелый поступок»….
«Теперь Вы все знаете, и я понимаю, что я не смогу остаться у вас»….
Он еще не знал, что идет на встречу со своей родной теткой….
Дома мы позавтракали, и я нервно поглядывала на часы каждые пять минут, так как уже было далеко за десять часов.
В начале одиннадцатого в дверь позвонили.
«Я открою!» - поторопилась я к дверям.
Это действительно была тетка Павла – женщина, лет сорока пяти, высокая, черноволосая. Она поздоровалась и на всякий случай поинтересовалась – правильно ли пришла.
«Да, это я, проходите, пожалуйста!»- Павел выглянул из комнаты, и они с теткой встретились взглядами.
«Павел, мне кажется, надо поздороваться», - сказала я ему.
Он, ни слова не промолвив в ответ, вернулся в комнату и уставился в экран телевизора.
«Вот, видите, он не желает со мной говорить», - пожаловалась Людмила Васильевна.
«Я с Вами очень хочу говорить и этого вполне достаточно», - постаралась я разрядить обстановку, - «Давайте знакомиться!»
Я принесла чай, попросила Павла подождать в другой комнате и начала разговор совершенно на отвлеченную тему, чтобы дать возможность тете Павла самой начать откровенный разговор.
Она действительно заговорила первая о Павле:
«Я хотела помочь ему, Вы знаете, мы пытались его забрать к себе, но он обокрал нас и сбежал».
«Как это случилось?» - удивилась я.
«Я попросила его отнести пакет с деньгами моим знакомым. Он взял пакет и больше не вернулся».
Наш разговор был прерван несколькими минутами молчания.…
«Почему же он так поступил?! Должны же были быть хоть какие-то предпосылки!?»
«Наверное, эти предпосылки известны только ему, и никому больше! Он не нуждался ни в чем. Я купила ему одежду, он питался с нами вместе, мы его брали в гости и на прогулки с нашими детьми. Что ему еще было нужно?! Я не знаю»….
«Вы виделись после этого с ним?»
«Да, в суде. Я подала заявление в суд».
«И что он сказал там в свое оправдание?»
«Он вернул пакет с деньгами. Больше я не хотела его видеть».
«В пакете много было денег?»
«Нет, две тысячи триста рублей. Разве это важно – сколько было денег?!».
«Я просто спросила. Вы правы – достаточно того, что он взял чужое», - я почему-то, вспомнила нашу первую встречу с Павлом, когда он не взял десяти рублей, а попросил вместо денег хлеба…
«И, все-таки, почему он так поступил?» - настаивала я.
«Откуда я знаю – почему?! Почему его отец убил мать?! Почему его брат в тюрьме за кражу?! Почему?! Вы на эти вопросы знаете ответ?! Я – нет!»- раздраженно выпалила Людмила Васильевна.
«Давайте спросим у Павла. У нас есть такая возможность в данный момент. Если Вам не безразлична его судьба, то почему бы не поинтересоваться у него»….- и я позвала Павла.
Он боком вошел в комнату и сел на край дивана.
«Павел, я хочу знать – почему ты своровал у Людмилы Васильевны деньги? Я хочу, чтобы ты сказал это при ней».
Павел посмотрел исподлобья на тетку, вздохнул:
«Я скажу.
Когда Людмила Васильевна приехала за мной в училище, я очень обрадовался. Думал, что моя мечта сбылась – у меня, наконец-то, будет семья, дом! Это была моя самая большая мечта! Я с радостью поехал к ней в Хохольский район!
Я подружился со своими двоюродными братом и сестрой. Все было хорошо. Но один раз, старая бабушка Прасковья, наша соседка, позвала меня и сказала, что она знает моих родителей, братьев и помнит меня совсем маленького. Она помнит, что произошло тогда. И все рассказала мне. Как отец и раньше пил и жестоко избивал маму. Она слышала, как мама кричала и звала на помощь и именно она вызвала тогда милицию. Она также рассказала мне о том, что после смерти мамы, приехала ее сестра Людмила и сдала нас всех троих в детский дом. У моих родителей был хороший, просторный дом, в который мы могли вернуться, когда станем совершеннолетними. Но моя тетка заплатила деньги, дала кому-то взятку, в опекунском совете, чтобы этот дом отошел ей, и сделала так, что мы бы не имели к нему никакого отношения. У нее это получилось. Она расширила и расстроила этот дом и теперь в нем живет….
Мой старший брат Константин возвращался сюда, когда окончил школу и отслужил в армии. Он хотел жить в доме родителей, работать на нашей земле, но дом был занят и тетка сказала, что ему нет в нем места…. Может быть Костя, не сидел бы сейчас в тюрьме, если бы ему было куда вернуться…. Может быть, и Ивана не убили бы тогда, на незнакомых улицах чужого города, если бы он вернулся домой…. Мне тоже не было в этом доме места. И я чувствовал это по косым взглядам тетки. Уже позже она сказала мне, что мой отпуск подходит к концу, и я снова должен вернуться туда, откуда пришел. Так сказала тетка»…. – из глаз Павла беззвучно катились слезы.- « Куда я мог пойти?! Назад в училище, где был новый директор, и я не знал, как он отнесется ко мне и что будет дальше, или к Кольцовскому скверу?! Не правда ли, небольшой выбор?! Я сказал тетке все, что думаю по поводу того, что она обокрала меня и моих братьев! Она лишила нас последней надежды – вернуться в родной дом! Мы с ней поссорились. Она сказала, что через два дня я уеду обратно. На следующий день произошла эта история с деньгами. Я хотел поступить, как она, чтобы она почувствовала себя на моем месте! Ей не понравилось, когда ее обокрали! Только она смогла подать на меня в суд, и я вернул ей деньги, чтобы не сесть в тюрьму, как мой брат. А она мне ничего не вернула, и судиться я с ней не могу»…
Павел замолчал. Посмотрел тетке прямо, без малейшего страха в глаза и добавил:
«Я не хотел бы Вас видеть еще когда-либо»….
Тетка, молча собралась и ушла.
Некоторое время мы сидели в полной тишине, слышно было тонкое пищание комара над головой.
«Павел, я хотела бы, чтобы ты все мне рассказал сам».
«Но Вы же все знаете. Про директора училища знаете, про тетку знаете».
«Расскажи про то, что случилось потом».
« Про убийство? – он снова вздохнул. – «Хорошо, расскажу. После того, как я сбежал из училища, я пытался устроиться на работу, но меня не брали никуда без документов. Мой паспорт тоже был в училище, в моем личном деле, у директора в кабинете. Нам не давали на руки паспорта. Мы видели их один раз, в тот день, когда получали! Но даже, если бы документы были у меня на руках – шансов найти работу у меня было бы еще меньше! Сами посудите, у меня в личном деле написано, что я олигофрен и дебил…. Кто бы рискнул взять такого работника! Валек сбежал из училища гораздо раньше меня, и мы случайно встретились с ним в городе. Он и привел меня в ту тусовку, около Кольцовского сквера у фонтана. Познакомил со всеми. Там я стал педиком. Нас снимали мужики за завтрак, обед или ужин, за пачку сигарет или за бутылку пива…., иногда, просто за зуботычину! Я хорошо танцевал. Меня брали в закрытые бары на ночь в мужской стриптиз. Наш хозяин – Чернышов Валерий Петрович был гомосексуалистом. Мы с Валькой часто ночевали у него. Мыли посуду, убирали в доме, готовили пищу и …. обслуживали его. Но мы не хотели продавать травку и наркоту. Нас пытались сделать зависимыми и несколько раз предлагали план и дозу бесплатно. Мы отказывались.
В тот день, когда все случилось, Валерий Петрович вечером в 20 часов привез нас в свой загородный дом. Мы приготовили ужин – пожарили в духовке мясо с картофелем. Эти люди были у него в гостях впервые. Мы никого из них не знали. После того, как мы накрыли стол, нас отправили в подсобное помещение. Там мы и заснули. Когда проснулись – Валерий Петрович был мертв, а в доме была милиция! Следов от гостей не было! Не было ни грязной посуды, ни грязных стаканов, а я спал почему-то в комнате рядом с убитым, Валек спал в соседней комнате. Нас менты еле разбудили, и наши головы разрывались от тяжести и боли! Я действительно ничего не помнил!!! На втором допросе нас начали бить. Били ногами, потом надевали на голову пакет и плотно завязывали его – говорят, что так был убит Валерий Петрович…. Валек после третьей такой процедуры начал нести черт те что, и сознаваться в том, чего вовсе не было! В результате – меня били в два раза сильнее за упрямство и молчание! Потом был суд. И я впервые был рад, что у меня в документах написано олигофрен и дебил!!! Вы видели человека, который радуется тому, что он дебил?!
Теперь вы можете выставить меня на улицу….»
«Нет, Павел, сейчас мы пойдем в отделение милиции, и ты все расскажешь там».
Из милиции мы вместе возвращались домой.
Вечером позвонила Татьяна:
«Мама, ну что с Павлом?»
«Все нормально. Остальное расскажу потом».
«Он вернется к нам?»
«Нет, Таня, я потом тебе все расскажу, сейчас не могу».
Мы снова долго говорили с Павлом. Я сказала ему, что у нас он оставаться не может, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы он смог жить самостоятельно.
На следующий день я говорила с юристом и уже точно знала – что буду делать дальше.
Я снова позвонила его тетке.
«Добрый день, Людмила Васильевна! Вы меня помните? Да, это я. Нам надо встретиться срочно. Я не против приехать к Вам. Разговор будет без Павла, не переживайте ».
«Я приеду сама», - недовольным голосом ответили мне на другом конце телефонного провода.
Утром следующего дня мы с Людмилой Васильевной были у юриста, у которого я была одна днем раньше, и он ей рассказал, что и как будет выглядеть, если, например, я предъявлю ей и опекунскому совету судебный иск о возврате сироте Морозову Павлу его недвижимого имущества, то есть дома. Он юридически грамотно разложил ей все по полочкам, остановившись даже на таком немаловажном факте, что ее карьера, как начальника отдела налоговой инспекции района, будет конечно же, тоже завершена…. На обдумывание вариантов с квартирой для Павла, устройством его на работу и опровержением диагноза «олигофрен и дебил», который был занесен в личное дело по ее просьбе (так легче было манипулировать племянником, да и кто станет слушать дурачка – если что и всплывет!), ей давались ровно неделя.
* * *
Мы пережили еще одну холодную зиму, стоя на рынке.
Был один из январских самых холодных дней. Я посмотрела в бесцветное небо и подумала: «Будь проклят этот рынок вместе с этим собачьим холодом!»
Неожиданно ко мне прибежала Татьяна.
«Мам, смотри, кто к нам идет!»
Это был Павел, прилично одетый, в теплой куртке на меху, добротном костюме с галстуком.
«Здравствуйте, тетя Оля!»
«Привет, Павел! Как я рада тебя видеть! Как поживаешь? Что нового?»
«Все нормально. Живу, работаю на керамическом заводе в охране. У меня хорошая зарплата. А Вы как? Небойсь, рады, что избавились от меня?!» - по-детски надув губы обиженно спросил он.
Я посмотрела на него и засмеялась:
«Очень рада!!! А ты как думал!?»