Тотальное пьянство обрушилось ночью...

 

Тотальное пьянство обрушилось ночью
на маленький город, с числом населенья
так тысяч на десять, а может, двенадцать.
Все счастливы люди по признакам пола
и каждый поможет, и каждый поддержит
беседу и друга, и песню, и пляску.
Меж Русской равнины, возвышенной в меру,
затеяли праздник беспечных зачатий.
А дядька Толстой все ворочался в гробе
средь Ясной Поляны; хотелось бедняге
пойти поработать на благо народа,
любимого им же, на стройках хозяйства,
                ударных по духу.
И там же, вспахав борозду до обеда,
на проповедь ласковым словом согнать
окрестных крестьянок с детями малыми,
построить и им благозвучно глаголить о вечном.
Но дело ползет к ста годам после смерти.
На стройках не слышен азарт комсомольский,
а маленький город все хлещет спиртягу
и смотрит общиною фильм мексиканский.
А «Анну Каренину» – толстую книжку –
Минздрав запретил с соображений моральных :
там секс незаконный, без презерватива,
известно, что это источник заразный.
И Анна на морфий глаза положила.
Финал суицидный пугает сограждан,
с гудком паровозным сквозь лужицы крови
красавицы Анны ущербное тельце
трепещет и рвется на равные части.
Ну ладно еще бы жила в коммуналке,
и с Марьей Иванной глотала водяру,
и мальчик Сережа на Невском проспекте
выклянчивал булку, слезу вышибая,
и муж бы ее колотил чем попало
                в субботу.
Так нет же – в Италию ловко махнула.
А маленький город меж Русской равнины,
схлеставши спиртягу, аптеку сглушивши,
стоит на корячках, измучен похмельем,
и думать не хочет про дядьку Толстого.
 


 Декабрь 1993