Курортные хроники. Часть 1

МАКЕДОНСКИЙ

 Случилось это несколько лет назад, когда я первый раз приехала в город Плёс, что знаменит не только Волжскими разливами, но и своим великим земляком - художником-пейзажистом Левитаном. Путёвка в санаторий досталась мне не на самое весёлое время года - была поздняя осень, переходящая в зиму, что не всегда располагало к пешим прогулкам по лесу, или увеселительным прогулкам в город.
 Комната была большая – на четверых, и соседками у меня были три замечательные женщины – медработники. Одна – моя ровесница, а две другие – лет на десять старше нас, что совершенно не мешало им быть весёлыми и озорными. Так что хохоту, раздававшемуся из нашей комнаты с утра и до позднего вечера, завидовал весь корпус.
 На третий день проживания на пороге нашей комнаты вдруг возник молодой человек. Был он сбитенький, сытенький, одет «с иголочки». Поздоровавшись с нами, он сдержанно, но с достоинством, представился: «Македонский… Александр». Потом объяснил, что пришёл к нашим соседям с визитом, но тех не оказалось дома, и попросил разрешения подождать друзей у нас.
 Уже через полчаса Саша чувствовал себя как дома – сидел за столом, непринуждённо болтал, как бы «ни о чём», аппетитно хрустя печеньем, принесённым нами с полдника. В общем, время до ужина пролетело незаметно – парень оказался весельчаком и балагуром – на каждое слово у него был готов анекдот или смешная история из жизни. На следующий день всё повторилось, но Македонский пришёл уже не к соседям, а к нам, и не притормозил скромно на пороге, а уверенно прошёл к столу, на котором дружно лежали на тарелке наши четыре яблока… Лежали ещё минут десять… но, всё равно, было весело.
 Так всё продолжалось дней пять, пока мы не научились прятать сладости в тумбочку, чему наш гость несказанно огорчался. К тому времени между собой мы уже окрестили его Хоботовым. За хорошее обоняние, так как тарелку с десертом он чуял не глядя, на расстоянии вытянутой руки, а его удлинённый изящный нос напоминал хоботок насекомого, создавая тем самым впечатление, что он может поворачиваться на запах. Случайно услышав свою новую фамилию, Македонский возмутился и … обиделся. Ровно на два дня! А мы расслабились и опять поставили на стол тарелочку, на этот раз с конфетами. Македонский ворвался к нам как всегда – неожиданно! Противодействовать его любви к сладкому никто уже не мог. Только когда тарелка опустела, я сказала: «Македонский! Ну, ты и Хоботов!» Он не протестовал. Счёт стал 1 / 0 в нашу пользу!


ХОБОТОВ

 Обычно дверь в нашу комнату не запиралась изнутри. Да в санаториях противотуберкулёзного профиля даже на ночь не рекомендуют закрывать её на замок, вероятно, чтобы соблюсти наш «облико морале», ведь за закрытой дверью в четырёхкоечном номере можно организовать та-ко-о-е! Мои девчонки, воспользовавшись установившейся солнечной морозной погодкой, отправились на прогулку, а я решила помыть голову и простирнуть накопившиеся за две недели мелочишки. Когда я уже закончила свои дела, совершенно чистенькая, словно утренняя роса, и одетая в свежий спортивный костюм, пыталась засунуть обратно в антресоль свою дорожную сумку, вдруг хлопнула входная дверь, и я услышала у себя за спиной знакомые торопливые шаги.
 Оборачиваюсь, заведомо зная, кого увижу. Да! Хоботов! Рука, уже нацеленная на пирожок, дрогнула, зрачки расширились в недоумении. Минута замешательства, потом: «Ой, извините, пожалуйста, я комнатой ошибся!» Торопливо выбежал в коридор… шаги удаляются… через пару минут нерешительно приближаются. Скромный скрёб в дверь: «Извините, пожалуйста, здесь вчера девчонки жили, вы не подскажете, куда они переселились?»
 Я, еле сдерживаясь от смеха, отвечаю как можно серьёзнее: «А вы кто будете? А то они просили Хоботову не говорить, а Македонского послать к ним». Передо мной стоит нечто окаменевшее и судорожно сглатывающее комок в горле, отчаянно пытающееся что-то сообразить. Потом, как при замедленной съёмке, правая рука поползла вверх… Трижды отмахнувшись ею, словно от нечистой силы (заметьте, я только что искупалась и была кристально чиста!), он прошептал прерывающимся голосом: «Ну тебя… Ну тебя!» - уже чуть погромче. Счёт, естественно, стал 2/0. Хоботов куда-то исчез, во всяком случае, к нам он больше не ходил. А я поняла, что смывать макияж можно только после отбоя. Великое дело – жизненный опыт…