Кэтрин

Я люблю, когда в моё окно стучит осенний ветер одинокими ветками голых деревьев. Сыро и холодно. Ночь… Небо заволочено грозовыми облаками, а в квартире горит, доживающий последние часы, огарок свечи. Это единственный предмет, который не оставит тебя, по крайней мере, до наступления беспощадного рассвета. Я смотрю на его танцующее одинокое пламя и пытаюсь не уснуть. Боже мой, как же мы похожи с этим жёлтым огоньком! Как это закономерно и странно, он (так же, как и я) сам же укорачивает свою жизнь. Наступит час, когда последняя слеза горячего воска упадёт на поверхность стола, и жизнь погаснет в этом ночном госте моей бездонной комнаты. И никто, поймите меня, никто в этом не будет виноват. Воск растаял, огонь погас и больше никогда уже не воскреснет. Бэмс! Самоубийство! Свеча – это моё отражение. Потом вы поймёте, почему я так говорю. Ещё передо мной стоит банка с молотым кофе и электрический чайник с горячей водой. Растворимое кофе пить мне уже бесполезно – не помогает. Я поглощаю ложку за ложкой сухой продукт. Это спасает меня ото сна. Кофе скрипит на зубах, и я запиваю его небольшим глотком воды.
Ветер за окном и дождь предательски вгоняют в сон. Если бы вы только знали, как я люблю осенний дождь. Он заставляет вспомнить об ушедших мгновениях твоей жизни и погрузиться в сладкую истому ностальгии, безумную и желанную, без которой не мыслима жизнь любого человека. Просто иногда, каждому из нас надо о чём-то вспомнить, чтобы свести счёты с серыми буднями нынешнего дня. На душе становится легко, немного грустно, а чаще всего просто хочется закрыть глаза. Вот и сейчас, веки опускаются сами собой, и тогда надо что-то делать. Я иду в ванную комнату, включаю холодную воду и становлюсь под душ. Это заставляет на пол часа забыть о сне. Словно, тысячи иголок вонзаются ледяным металлом в твоё тело, заставляя тем самым твой мозг забыть о таком простом слове – СОН.
Сложнее всего бывает на двух стадиях: начало ночи, когда твои ноги сами идут к постели. И вторая стадия – начало утра, когда солнце всходит над землёй, и тебя с дикой силой бросает сначала в озноб, а потом в сон. Я пытаюсь бороться с самим собой, со своими слабостями на первой стадии. И веду непримиримую войну с бессмертным богом Морфеем на второй.
Холодный душ и молотое кофе стали уже моими друзьями, которые с неприкаянным чувством жестокого расчёта пытаются угодить мне. Но я-то знаю, что они, подобно болеутоляющим для смертника, лишь оттягивают момент моей встречи с дьявольским созданием, явившегося ко мне не из мира сего.
Я не сплю уже четвёртую ночь…
Это кошмар, но я должен терпеть его, чтобы не отдать своё подсознание Кэтрин. Она – это частица меня. Частица моего недавнего прошлого, которое нельзя забыть. Да, именно прошлого, потому что уже ничего нельзя вернуть назад. Кэтрин – моя супруга. Она умерла. Это случилось год назад, в такую же дождливую осень…

В тот вечер мы праздновали неплохую заключённую сделку нашей корпорации «Middle» с фирмой Фэдерика Брауна.«Middle» стремилась к этой сделке всю свою жизнь. Наконец, Браун дал своё согласие. О, да! Это была победа всей корпорации. Я позвонил Кэтрин домой и сказал, что задержусь. Она была не против, но я почувствовал некую нотку разочарованности в её приятном и любимом мне голосе. Она вздохнула, и этот вздох, проходя все телефонные линии, донесли ко мне переполняющее её чувство любви и ожидания.
После банкета я понял, что уже чертовски пьян, и что мне срочно нужно оказаться дома, в своём уютном двухэтажном коттедже с видом на поросший тиной старый пруд. Кэтрин очень любила его. Не знаю почему, но он вызывал в ней такое же отрешённое состояние, в которое впадаю я во время дождя. Качели. Там ещё были сделанные мной качели. Как-то, жарким июльским днём, она попросила меня сделать для неё небольшой подарок. Она попросила качели. Старый дуб, росший у кромки воды, сослужил мне, в данный момент, неплохую службу. Я привязал к его ветке прочную верёвку, продел сквозь петли небольшую дощечку и позвал Кэтрин. Радость её от увиденного была схожа с радостью ребёнка, увидевшего большой леденец. Кэтрин могла раскачиваться у старого пруда, погрузившись в свои потаённые женские мысли, понять которые мне никогда не удавалось. Осенний ветер тревожил пряди её рыжих волос, пожелтевшая листва, срываясь с колыхающейся ветки старого дуба, ложилась на её колени, а потом и на зеленоватую гладь пруда. Кэтрин, для меня, была схожа с той порой осени, когда нерастраченное летнее тепло ещё витало в пряном воздухе, а приближающиеся холода только подступали к линии лилового горизонта. Она была моим идеалом, тем человечком, для которого я жил, к которому я стремился. Стремился из дальних дорог, ожидая того момента, когда смогу обнять её и раствориться в её глазах, таких родных, таких печальных, сравнимых с цветом осеннего пасмурного неба.
За день, до случившихся событий, она разбудила меня посреди ночи. Взгляд её , словно, проходил сквозь меня.
- Крис… - она проговорила это так тихо, словно боялась разбудить кого-то.
- Что? – пробурчал я в ответ.
- Мне приснился нехороший сон.
На какое-то время воцарилась тишина. Я, словно, искал слова, которые обычно говорят в таких случаях, но не нашёл ничего, кроме глухого молчания.
- Во сне был ты… и я.
- …- что-то пробормотал я в ответ, пытаясь отойти ото сна.
- Я была мертва – продолжала Кэтрин – Ты убил меня.
Последняя её фраза пронеслась холодом по моему телу и заставила открыть глаза.
- Ты хоронил меня в грязной могиле – продолжала Кэтрин.
- Господи, дорогая, это всего лишь сон. На тебя дурно влияет чтение перед сном Стивена Кинга.
Кэтрин, промолчав пару минут, выдала очередную, шокирующую меня фразу.
- …в старом, прогнившем гробу.
Я ничего не мог сказать в ответ. Знаю одно – в ту ночь я больше не уснул. Утром мне пришло приглашение на банкет по поводу заключённой сделки с Фэдериком Брауном, и, едва сумерки легли на сырую землю, я отбыл в ресторан «Bantli»
Мой шеф, увидев моё подвыпившее состояние и стремление домой, с любезностью предоставил мне лимузин и личного водителя. Я вышел на улицу и сел на заднее сидение роскошной машины.
- Шампанского, мистер Доутсон? – проговорил нежный женский голос.
Я поднял глаза. В салоне, напротив меня, сидела Сьюзен Бэнтли, дочь шефа. Она разлила в два бокала мускатное шампанское и улыбнулась. Улыбка её была не столь завораживающая, сколько сводящая с ума. Она слегка прикусила нижнюю губу, в тот момент, когда пена переполнила край бокала.
- Мистер Доутсон…- вновь заговорила Сьюзен.
- Крис, можно просто Крис – прервал её я.
- Крис, надеюсь, ты понимаешь, что мы сейчас едем не домой? – её слова немного взволновали меня – В отеле «Монреаль» для нас приготовлен номер люкс.
Это было словно удар в спину – холодный и расчётливый. Направленный на то, чтобы окончательно уничтожить меня. Но зачем? Прежде, гордая и высокомерная Сьюзен Бэнтли никогда не стремилась завязать со мной каких либо отношений. Да и что ей было нужно от простого менеджера?! Ей, дочери самого Крэга Бэнтли. С самого детства она привыкла к тому, что не люди выбирают её, а она выбирает людей. Она решает, кто достоин её внимания, а кого нужно опустить ниже самого низкого человеческого достоинства. Сьюзен Бэнтли… Она получала всё, что хотела, сводя с ума мужчин, заставляя их подчиняться ей, выполняя любые её прихоти. Сам Дьявол нашел в ней свое второе воплощение на этой грешной земле. Надменная, величественная, невидимая другим корона воссияла над её головой. И ничто не способно было сорвать её. Даже самое большое потрясение, лишь накреняло её. Но Сьюзен достаточно было одного движения руки, чтобы поправить корону и вновь триумфальным шагом двинуться вперёд.
- Сьюзен, меня ждёт Кэтрин. Мне нужно домой.
- Это не-воз-мож-но – словно пропела она, продолжая улыбаться мне. – Мне нужен ты. Не беспокойся, Кэтрин ничего не узнает. Всего одна ночь и ты свободен.
- Я уже сказал ей, что буду ночевать дома.
Сью засмеялась, отчего мне вдруг стало не по себе.
- Не беспокойся. Её уже предупредили, что банкет затянется до утра. Есть ещё какие-то причины?
Я промолчал. Промолчал…
Через 15 минут я уже лежал на двуспальной кровати в номере люкс, наслаждаясь страстными поцелуями Сьюзен. Всё было, как в странном сне; наши тела были неподвластны разуму. Это было дико. Дико до безумия. «Что же это?»- думал я – «Очередная её игра или мисс Бэнтли действительно решила стать добропорядочной женщиной?» что-то внутри не давало мне уверовать в эту мысль. Но что? Возможно, это была внутренняя напряженность от того, что я знал о ней. Сьюзен Бэнтли относилась к тому типу женщин, которые, приходя на исповедь в храм Божий, слёзно каются в грехах, а через некоторое время уже способны сорвать сутану с ошеломлённого святого.
Утром я подошёл к зеркалу и обнаружил на своей спине глубокие царапины от ногтей Сьюзен. Её самой в номере не было. Раны жгли спину, напоминая о прошедшей ночи. Излишний алкоголь накануне обуздал моё сознание, и я поддался голосу плоти. Я чувствовал себя мерзко от того, что впервые в своей жизни смог изменить Кэтрин. Я смотрел на своё отражение в зеркале и, не сдержав своего гнева и отвращения, плюнул в него. Выйдя из ванной комнаты, я позвонил домой, но трубку никто не поднял. Моё сознание рисовало страшные картинки.

«…Ты хоронил меня в грязной могиле… В прогнившем гробу»
Голос Кэтрин гулким эхом звучал в моей голове и не давал покоя. Одевшись, я выбежал из отеля «Монреаль» и, остановив такси, помчался к дому. Я не ошибся в предчувствии. У дверей стоял лимузин Сьюзен. Она выглянула из окна машины и открыла дверь. Как и любая женщина, Сью была отличным психологом. Я должен это признать. Она поставила меня на своеобразный перекрёсток всего одним жестом – открыв дверь лимузина. «Выбирай, Крис» - словно предлагала она – «Я или Кэтрин» О, да – это был поистине женский ход – решительный и безальтернативный. Я смотрел на её «голливудскую» улыбку, и сдерживал себя, чтобы просто не убить её.
- Поехали со мной, Крис. Я смогу дать тебе то, что тебе будет нужно. Ты нужен мне.
Я подошёл к её машине и, взглянув ещё раз в её глаза, захлопнул дверь.
- Как хочешь. Тогда, прощай – и Сьюзен скрылась за тонированным стеклом чёрного лимузина.

Я забежал в свой дом. Странный шум, прорезая сонную тишь осеннего утра, насторожил мой слух. Пройдя по длинному коридору, я оказался в гостиной. Там работал телевизор. Я не мог ошибиться, мерцающий экран показывал ни что иное, как видеозапись нашей ночи в отеле «Монреаль». Как это было мерзко сейчас.
Внезапно, кассета в видеомагнитофоне остановилась, и изображение исчезло. Пытаясь найти оправдание своему поступку, я поднялся на второй этаж и забежал в спальню.
Кэтрин…
 Она висела на подвешенном шнуре. Ссадины от удушья на её шее, закатившиеся зрачки глаз, приоткрытый рот… Надорвав голос, я закричал. Я кричал от боли и безысходности. Эта ночь разрушила всю мою жизнь, как карточный домик.
Я не сомневался, что кассету Кэтрин принесла Сью. Именно поэтому в этот же вечер я убил её. Полиция нашла её труп в реке с двумя огнестрельными ранениями в голову. Ровно два. За себя и за Кэтрин. Надменная корона слетела с головы высокомерной и роковой Сьюзен Бэнтли.
Прошёл год. Осень ворвалась нежданной гостьей в город. Такая же дождливая, как и в тот фатальный день. Ночью дверь в спальную комнату открылась, и я увидел…Кэтрин. На её шее висел шнур, зрачков не было видно, а изо рта пахло землёй свежевырытой, сырой могилы. Она подходила ко мне, тянулась иссохшими губами к моим губам, и хватала за шею. Я просыпался. Это был сон. Но всегда обнаруживал на шее следы удушья от её рук.
Мой кошмар на этом не кончался. С наступлением рассвета, в мою квартиру входила Сьюзен. Кожа на её обнажённом теле была посиневшая от долгого пребывания в воде, а под ногтями был чёрный ил. Она шла и оставляла мокрые следы на моём полу. И это был уже не сон. Реальность. Моя реальность.
Сью хотела только моего тела, того желанного, которым она не могла вдоволь насладится, не смогла наиграться и завершить всё своей победой. Увы, удача отказала ей. Но видно там, в ином мире, есть свои законы, способные возвращать мёртвых обратно. Я чувствовал её холодную плоть, которая разлагалась у меня на глазах. Запах гнили выворачивал меня наизнанку. Это продолжалось до восьми вечера. Сьюзен уходила, оставляя меня в постели, измазанной речным илом и останками слизней, свисавших с её тела.
Мне нет покоя уже четвёртый день ни во сне, ни наяву. Утром Сьюзен, но едва стрелки часов перейдут за полночь, во снах приходит Кэтрин. Я съедаю по банке кофе в ночь. Мне нельзя спать. Нельзя. За четыре бессонные ночи я измучил самого себя. Заканчивается очередная. Не зарастающие раны на спине вновь начинают кровоточить, а это значит, что едва начнёт светать, в двери войдёт Сьюзен. Спина уже вся в крови, значит Сью уже на пороге. Я слышу, как скрипнула входная дверь… Так оно и есть. Утренние лучи уже проникают в комнату и ложатся на не застеленную постель. Выхода нет. Я пережил ночь, но реальность пережить нельзя. Её можно только не проживать вообще. Я знал, что когда-нибудь скажу эту фразу, и поэтому заранее подвесил под потолком петлю, сделанную из верёвки, на которой ещё совсем недавно крепились качели для Кэтрин. Я в последний раз взглянул в окно. Осенний ветер тревожил концы обрезанной верёвки на толстой ветке старого дуба, возвышавшегося у самой кромки поросшего тиной пруда, призванного когда-то хранить нашу с Кэтрин любовь.
Дверь скрипнула… Петля легла на шею… Теперь всё…