Анечка

«Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…»
Из к/ф «Ошибка резидента».
С детских лет у меня сложились романтические отношения с деревней, куда нас с сестрой практически каждое лето вывозили родители. После города деревенский уклад с его неограниченной свободой для детей и молодежи казался каким-то раем. Небольшое озеро в центре села, на берегу которого ивы и вязы создавали ощущение тропиков; сосновый бор, небольшая чистая речка за ним, поля колосящегося хлеба, травы по пояс – все это вместе окутывало нас какой-то атмосферой безграничной радости, делало счастливейшими из людей. Необыкновенными казались и деревенские дети, которые мгновенно устанавливали с нами контакт, и уже водой нельзя было разлить ту дружбу, о которой не ведали еще с утра.
Этим летом в желанную деревню я приехал один. Принимала меня моя любимая бабушка – добрейшей души женщина, поднявшая за свою тяжелую жизнь семерых детей. Привыкшая заботиться обо всех и всём, она окружила меня такой заботой, что часть её хлопот пришлось отклонить. Как можно спать в доме на обыкновенной кровати, когда есть сеновал! Именно там, под соломенной крышей, и было мною свито уютное, очень романтичное гнездышко, лучше которого так и не довелось в дальнейшем встретить.
В полукилометре от деревни протекала небольшая речка – любимое место отдыха всей сельской молодежи и гостей. Первым делом и были направлены мои стопы в это чудное место. Еще не выйдя из соснового бора, отделяющего село от речки, я уже услышал веселый гомон купающихся. Как и в детские годы, через пять минут радостных приветствий я уже был свой среди своих.
Несколько лет отсутствия в деревне преподнесли мне сюрприз. Девчонки, которых пять лет назад отличить от мальчишек можно было разве что по косам, вдруг превратились в каких-то загадочных существ, наделенных совершенно новыми манерами поведения, новыми формами, и все это в совокупности делало их необычными и притягательными. Среди сельских красавиц мой взгляд дольше всего задержался на Анечке. Той самой Анечке, мешавшей в своё время нашей дружбе с Олегом, которому родители привязывали сестру, как гирю к ногам.
Теперь она вытянулась, из тонюсенькой селедочки превратилась в фигуристую девушку, на которую взрослые парни уже засматривались как на невесту. Красивый купальник , приобретенный явно не в сельпо, подчеркивал все её прелести, и Анечка, похоже, сама начинала понимать ту силу, которую дает женщине красота.
Какое-то непонятное чувство, непреодолимое желание видеть её, слышать мелодичный голос, напоминающий звон маленьких серебряных колокольчиков, просто осязать, овладело мной так же внезапно, как глубоко и навязчиво. Когда мы вместе купались в речке, мне хотелось непременно прикоснуться к её золотистой, бархатистой коже, источающей все ароматы полевых цветов и трав, леса и свежести речки, и ещё Бог знает чего, но очень тонкого и трепетного.
Природная скромность девушки не позволяла выражать на людях свои симпатии, тем более парню, но изобретательный ум нашел выход. Выбираясь из воды на крутой берег, Анечка сделала неловкое движение, как бы призывая к себе на помощь, которая тотчас была предложена. В своей руке я ощутил маленькую мокрую ладошку с тоненькими нежными пальчиками, которая в одно мгновение сказала мне: «Ах, ты какой!»

Искорка симпатии мгновенно вызвала шквал чувств, ещё неясных надежд, переход в какое-то новое состояние, ещё неизведанное, но уже такое неотвратимо желанное. И теперь, встречаясь взглядом с её красивыми карими глазами, мгновения хватало, чтобы понять, какое пламя бушует внутри этого ангельского создания. В себе я тоже обнаружил изменения: походка стала настолько легкой, что порой казалось ещё чуть-чуть… и полетишь, веселые мелодии носились в голове непрерывно, сменяя одну другой, а над ними серебром разливался голосочек Анечки.
Жаркий июльский день, накалив воздух до предела, закатывался с чувством выполненного долга, когда я услышал знакомые колокольчики наяву. Возле журавлика, сельского колодца, стайка девушек набирала воду и Анечка невзначай плеснула ледяную колодезную воду на ноги. Джентльмен не заставил себя долго ждать, и через мгновение ведра очутились в его руках.
Прощаясь с юной хозяйкой, я с трепетом в голосе предложил вечером погулять вдвоем по окрестностям деревни. Ответом мне послужил долгий взгляд почему-то повлажневших карих глаз. Вечернее солнышко, обычно быстро скатывающееся за кудрявые кроны деревьев старого панского сада, сегодня застряло в небольших темненьких облачках, собравшихся на западном небосклоне. Бросая длинные тени на восток, оно лениво закатывалось, как бы дразня моё нетерпеливое ожидание вечера. Наконец и солнышку надоела эта игра и оно словно упало за верхушки деревьев, ставшие сразу темными на фоне розового неба.
За четверть до назначенного часа я уже неспешной походкой городского бездельника прохаживался по улице, где стоял дом моей пассии, из окон которого пробивался притягательный зеленовато-голубой свет, свет абажура, которому уже было бесчисленное количество лет.
Наконец, дом Анечки погрузился в темноту и в шум ритма моего сердца вписался тонкий скрип отворяемой двери. Светлое платьице мелькнуло во дворе, и через мгновение тоненькие пальчики Анечки приняла моя рука.
- И куда мы пойдем? – спросила шепотом Анечка.
- К речке – почему-то шепотом ответил я.
Тоненькие пальчики Анечки вели с моей рукой разговор, понятный только посвященным, и мы покинули улицу села, погружаясь в темный сосновый бор. В южных широтах ночь наступает такая темная, что глаза горожанина из северных широт, привыкшие к белым ночам, почти ничего не видели. В то время Анечка видела в темноте как кошка: силуэты домов, тропинку в темном бору, даже глаза ночных птиц.
Совершенно доверившись необычным способностям девушки ориентироваться в темноте, я держал её за руку и шел рядом, обнимая другой рукой. В каком-то волшебном состоянии мы миновали сосновый бор. Открылась блестящая в ночи река, вместившая часть звезд и луну, выглянувшую из-за облаков. Вскоре мы оказались на лугу, где запах недавно скошенной травы просто приводил в какое-то состояние экстаза. Даже на сеновале своей бабушки я не чувствовал такого богатства ароматов, который извергал свежесметанный стог сена.
- Тебе нравится аромат свежего сена? – спросил я Анечку.
- Хорошо пахнет! – ответила девушка, выросшая в этих запахах.
- Давай останемся здесь? – с волнением в голосе предложил я Анечке.
- Странные вы, городские! – только и ответила она и стала сооружать удобное ложе. Я помогал что было сил, но все получалось у меня неловко по сравнению с умелыми руками Анечки.
Подобие ложа было вскоре готово, и возникла неловкая пауза, впрочем недолгая и закончившаяся таким страстным и жарким поцелуем, воспоминания о котором и сегодня заставляют кровь быстрее двигаться по жилам.
Ложе приняло нас в свою безвременность … и только громкоголосые петухи хутора, спрятавшегося за деревьями, вывели нас из неё.
Прошло немало времени с тех пор, но не поблекли чувства, пережитые в темной ночи аромата свежевысушенной травы.
И сердце бьётся в несвойственном ему ритме, когда Михаил Ножкин поет:

Зачеркнуть бы всю жизнь и сначала начать,
Полететь к ненаглядной певунье своей…