Sylvia Plath The Hermit at Outermost House

Sky and sea, horizon-hinged
Tablets of blank blue, couldn’t,
Clapped shut, flatten this man out.

The great gods, Stone-Head, Claw-Foot,
Winded by much rock-bumping
And claw-threat, realized that.

For what, then, had they endured
Dourly the long hots and colds,
Those old despots, if he sat

Laugh-shaken on his doorsill,
Backbone unbendable as
Timbers of his upright hut?

Hard gods were there, nothing else.
Still he thumbed out something else.
Thumbed no stony, horny pot,

But a certain meaning green.
He withstood them, that hermit.
Rock-face, crab-claw verged on green.

Gulls mulled in the greenest light.




Перевод Армана Шауханова

Сильвия Плат (1932-1963)

Отшельник самого крайнего дома

Небо и море, подвешенный горизонт
Планшеты чистые синие, не так ли,
Все захлопнутое закрыто, надо бы переделать этого человека.

Великие боги, Головной Камень, Коготь-Нога,
Значительно обветренная скала-удар
И коготь-угроза, понимавший это.

Для чего, затем, они мрачно
Выносили долгую жару и холода,
Они, те старые деспоты, если он сидел,

Трясясь от смеха, на своем дверном пороге,
Несгибаемый хребет, как
Лес его прямой хижины?

Там не были жесткие боги и вообще никого не было.
Тем не менее, он увидел что-то еще.
Увидел вовсе не каменный, а рогатый горшок,

Но, определенный, означающий зеленый.
Он противостоял им, этот отшельник.
Скала-лицо, краб-коготь примкнули к зеленому.

Чайки обдумывали в зеленом свете.

07.09.2007