Наваждение

...Произошла эта удивительная и непонятная до сих пор для меня история в тот момент, когда я предложил Кате, к которой у меня тогда были неразделенные с ее стороны чувства, "отдохнуть друг от друга" -- совсем не общаться недели две. Этому благоприятствовало еще то, что, то ли она тогда болела и не была в школе, то ли я болел какое-то время из этих двух недель; потому что иначе я сейчас не представляю себе как бы я смог не приходить к ней на каждой (или почти каждой) перемене... не всегда я подходил к ней близко -- иногда просто наблюдал ее откуда-нибудь из-за угла. А может быть, была во мне тогда какая-то сила воли и я заставил себя к ней не приходить. Этот момент исчез ныне из моей памяти...

Как ты понимаешь, предложение "отдохнуть друг от друга" возникло не от хорошей жизни. Я на тот момент был очень сильно утомлен... Общение с Катей тогда не приносило мне ничего кроме боли... Да, и ей мои истерики на тему того, а чего это она меня не любит, и почти угрозы лезть в петлю или становиться целибатным попом (то есть, католическим ксендзом), -- думаю, -- приходились не очень по ее нервному и впечатлительному характеру. Предложение мое было поддержано с обоих сторон и мы стали не общаться...

А примерно где-то за неделю до того случилось вот что. Знаешь, я вообще терпеть не мог находиться дома. Домашняя атмосфера на меня давила страшно, и я -- как правило -- вставал очень рано, а затем, пока мать не проснулась, -- быстро убегал в школу где-нибудь к восьми часам утра или даже чуть раньше (но мне кажется, что до 8-ми школа еще не была открыта), даже если мне надо было ко второму уроку (если мне надо было к третьему -- я ехал в центр, но это совсем другая история)... И вот: был как раз такой день. Начался первый урок, я сидел на скамейке в пустом школьном коридоре и что-то там читал.

У меня были хорошие отношения со школьным руководством и, в общем, со всеми учителями, поэтому они с пониманием относились к моим таким причудам, и не трогали меня. Наоборот, иногда даже приглашали к себе на уроки -- посидеть на последней парте, -- чтобы не мозолить глаза кому не надо. И вот: сижу я и вижу как приходит Татьяна Юрьевна -- наш завуч-координатор, -- и открывает кабинет географии для каких-то детей... Пока те заходят, она обращает свое внимание на меня и спрашивает:
 -- Ваня, а что ты тут сидишь? Вам же сегодня ко второму уроку!
 -- Да, Татьяна Юрьевна, -- глупо улыбаясь и потупив взор отвечаю я, -- ко второму...
 -- Слушай, Ваня, посиди, пожалуйста, с ними -- показывает на открытую дверь кабинета, -- а то у меня дела есть... Главное, чтобы тихо было.
Подмигивает и уходит.

Я растерянно захожу в кабинет географии, располагаюсь за учительским столом, листаю их классный журнал. (Это был 7-й какой-то класс, я же был в 11-м). Им дали делать какую-то работу по контурным картам, и они тотчас же повадились со мною советоваться, хотя я пытался быть с ними строгим, чтобы они куда-то там не подсматривали и не списывали... Конечно, утихомирить мне их не удалось, но вроде бы было не очень громко. По крайней мере, никто тогда не жаловался.

Итак, я ходил по всему кабинету, отвечал на все их вопросы, вернее, -- пытался отвечать... А на первой или второй парте в средней колонке сидела какая-то девушка. Поскольку она сидела фактически напротив учительского стола -- чаще всего мое внимание обращалось на нее. Помню, что-то объяснял, что-то рассказывал, и когда делал это -- смотрел в глаза и по-доброму улыбался; мне кажется, что я намеренно, когда наклонялся к ней, не соблюдал допустимую дистанцию, и каждый раз когда что-то ей говорил, моя голова оказывалась так близко к ее голове, как это бывает при интимном разговоре. Правда, она не выражала никакого неудовольствия этим, только лишь иногда немного краснела и как будто смущалась.

Урок кончился, и я наверняка забыл бы о нем уже к концу того дня, если бы не началось после него для меня нечто новое и странное. Каждый раз когда я волею небес сталкивался с этой девушкой где-либо на переменах в школе, она начинала смотреть на меня широко открытыми глазами, улыбаться мне и всегда говорила "привет!"... Однажды даже она как-то то ли немного обняла, то ли взяла меня за плечо, когда здоровалась со мной откуда-то из-за спины...

Я же был, отчасти как Онегин, "в любви инвалидом" и, конечно, был тронут таким вниманием, которое ко мне никто ранее не проявлял, но и что делать -- совсем не знал. Недоумевал! Я решил подкрасться к ней... понемногу... тихо как кот...

Не помню уже как, но я выяснил у ее одноклассницы, что имя этой девушки Ася. фамилию ее, правда, я так никогда и не расслышал. До сих пор не знаю фамилии, да это совершенно ни к чему теперь... Я стал думать, как ответить на такое внимание, что делать. И придумал в итоге вот что. Я решился на достаточно серьезный шаг: я написал стихотворение "К незнакомке", где не обращался к ней по имени (ведь мы не были даже знакомы толком, и не были представлены друг другу). в стихотворении том было всего две строфы. Тогда я его считал вообще своим чуть ли не лучшим стихом, но ныне оно утеряно безвозвратно... Записал это стихотворение на записке, подкрался незаметно к ней на перемене, тронул за плечо, она обожгла меня своим взглядом, молча отдал ей записку и удалился во своя си.

Наверное, это был неверный ход. Но тогда я ничего другого не мог придумать...

Я жаждал ее ответа, и он в скорости последовал. В Асе вдруг произошла перемена! Может быть, мои вирши ей не понравились, может быть, я напугал ее своей настойчивостью, а может быть, я просто сильно размечтался относительно нее и вообще... могло быть все что угодно. Здороваться со мной она перестала, а стала наоборот -- как только я к ней приближусь на расстояние видимости в школе -- срочно либо убегала, либо начинала прятаться за спины своих одноклассниц. Я окончательно запутался и потерялся в догадках.

Развязка истории наступила быстро и неожиданно. Случилось так, что у нас "заминировали" школу. Всех из-за этого разогнали и мы оказались предоставлены сами себе. С Катей я "не общался", да и пойти к ней я не мог, -- она всегда почему-то боялась меня к себе приглашать, а когда приглашала -- все время звала и своих подруг, которые меня страшно не любили, и подобная атмосфера портила все мои планы на разговоры с ней. Я стал болтаться без цели вокруг школы, посмотрел еще раз как Ася от меня за спину кого-то из своих подруг спряталась (хотя была у них в классе подруга ее какая-то, которая как только меня увидела сказала: "вот, это к Асе, давай, иди...") и встретил в итоге на улице "гуляющую" таким же образом свою одноклассницу -- Машу Т***у, с которой мы жили в одном подъезде, и в которую я вообще был влюблен в 9-м классе, и с которою у нас иногда случались откровенные разговоры...

Я не смог удержаться и стал ей рассказывать про Асю. Она слушала-слушала, потом начала как-то по-доброму смеяться над моим сбивчивым рассказом, и напевать что-то из "ЧиЖ"а...
"...А девчонка та проказница
На свиданья не показывается
А он и есть и пить отказывается...
А любовь-то есть, оказывается..."

Смеялась, в общем... Рассказывала в ответ про свои "приключения". Бродя без цели, за разговором мы зашли на площадку детского садика, который был неподалеку от школы. Мы с Машей частенько оказывались там по дороге домой. Обыкновенно, мы там останавливались, Маша начинала курить. Начинались всегда какие-то серьезные и жутко интересные разговоры, которые могли продолжаться бесконечно долго...

Она тогда говорила что-то о любви, я что-то мямлил об Асе, и мы бы, наверное, могли так еще долго беседовать, если бы вдруг я не заметил идущую в нашу сторону компанию девочек... Их было пять или шесть, и среди них мой острый взгляд издалека смог различить знакомые Асины черты. "Ну, все!", -- думаю, -- "погиб! Подумает, что у меня с Машкой любовь". Девочки неумолимо приближались. Когда они проходили мимо нас с Машей, каждая из них посмотрела на меня каким-то любопытным, хитрым и нехорошим взглядом. "Погиб!" -- подумал я. Они ушли. Мне захотелось кричать, надорванные нервы мои такой встречи не выдержали. Я заорал... кто-то из тех девочек обернулся, но наверняка никто ничего не понял толком.

Так и закончилась эта история. Потом, Маша докурила, мы пошли дальше, я ей сетовал, жаловался... Говорил с разочарованием, мол, не знаю, что теперь Ася про меня подумает... а Маша все смеялась надо мной и пела ту же песню ЧиЖа:
А девчонка та проказница -
Не даёт, а только дразнится.
А он и жрать, и пить отказывается,
Но любовь то есть оказывается...

Мы подошли к нашему дому, зашли в лифт, попрощались, договорившись, что я ей сегодня обязательно позвоню. Я вошел в пустую свою квартиру, разделся, побродил по комнатам. Заглянул на кухню, налил себе горячего чаю. Затем взял телефон и набрал Машин номер... Мы проговорили несколько часов.

А Катя через несколько дней прислала мне по электронной почте короткое письмо из всего двух слов... Там было написано: "Релаксуешь, милый?", что говорило о том, что ее наше "необщение" стало не устраивать. Но все равно, я выдержал нужный интервал, и вновь общаться мы начали только через условленное время.

С Асей же я, естественно, виделся в школе, но это не производило более никакого действия. Правда, незадолго после этого, месяца через два, уже весной, шел я куда-то по своим делам и совершенно случайно столкнулся с Асей, которая у своего подъезда прощалась со своей подругой. Я был внезапен своим появлением, и Ася то ли смутилась, то ли даже немного испугалась. А потом, не так давно, по прошествии нескольких лет, я столкнулся с ней где-то неподалеку от школы. Мы сказали друг другу "Здравствуйте!", а Ася при этом как-то засмущалась.

Такая вот была в моей жизни странная история. История эта оставила во мне одни лишь вопросы, на которые я, вероятно, уже никогда не получу ответа... Но теперь хотя бы будет фотография Аси у меня... на память.

Как ты думаешь, что это все было тогда? Я думаю -- наваждение. А ведь, если не наваждение, то что?...

...


Рецензии