Станционный смотритель

На десятки верст - край чужой вокруг,
Даже ветер пахнет чужбиною.
Наших бар стыдят, все равно, что слуг,
А за рубль берут два с полтиною.

И цепные псы, даже самые
Непутевые и ленивые,
Все на нас рычат, да за санями
По версте бегут, шелудивые.

Нам на станциях лошадей дают
Самых немощных, неподкованных.
А взамен вина, в чаши брагу льют,
Да и спать кладут в тёмных комнатах.

Я смотрителей стал расспрашивать:
- Чем мы, братцы, вам не приглянулись?
Лишь один сказал, - "Вы не наши", мол,
И глаза отвел, полупьяные.

- А чужак у нас - все равно, что вор,
Чужакам у нас веры нетути, -
И смотритель мне показал топор,
Под полой мелькнул пистолетами.

И в холодную нас спровадил он,
И свечу унес, не пожаловал.
Постелил постель на холодный пол,
Да, соломою залежалою.

Мы засов на двери задвинули,
Да клинки достали, как водится.
Улеглись. Но заполночь минуло,
А не спится нам, не покоится.

И под дверью, вдруг, у хозяина,
Слабо скрипнуло, по ту сторону.
Мы глядим - засов отпирается, -
Видно, дверь с секретом устроена.

Приоткрылась дверь, - лунный свет упал,
Да рассеялся, узкой лентою,
И хозяин наш посреди стоял, -
Очи светятся, рожа бледная.

А оскал такой, что клыки блестят,
Ненасытно, так, улыбается.
И топор в руках, и блуждает взгляд,
И тихонько к нам приближается.

Подскочили мы, да скорей к нему –
Я - клинком в живот, друг мой - в голову.
Только крякнул он, топором взмахнул,
Да пошел рубить, во все стороны.

И обоих нас он к стене теснит,
А на раны и не оглянется.
Только скалится, да топор свистит,
А мы колем все, и все пятимся.

И товарищ мой мне кричит тогда:
- Выбивай окно, да уматывай!
Одного прибьет - велика ль беда,
Только бы не стать вурдалакою!

Я ему в ответ: - Да ты что, дурак!
Да, неужто, мы не управимся?!
Он один всего, хоть и вурдалак,
Лучше поднажмем, да навалимся!

Поднажали мы да со страху-то,
Да в глаза все бьем, в переносицу.
Сбили с ног его, да рубахами
Повязали и в двери бросились.

Да к коням скорей. Те черны, как ночь,
Чтоб не чуяли, знать, мертвечину.
И от станции мы погнали прочь…
Край чужой вокруг - делать нечего.
7 мая 1994 г.