Про пастуха и чудище

По ночной степи, да при злой луне,
Желтым глазом что, с неба пялится,
На крылах лихих, пролетела Смерть,
Ветер песни пел, да печалился.

Я со стадом шел. И холодный вихрь
Охватил меня, сердце екнуло.
Я возьми тогда, да и оглянись, -
Что за невидаль перелетная?

А в пяти шагах за спиной, стоит
Тень высокая, в черном рубище.
А глаза горят, что твои угли, -
То ли дух какой, то ли чудище.

И ладонь ко мне простирает Дух.
Я от страху стал, словно каменный,
И стоял, как пень, с места не сойду.
Ну, а чудище окаянное

Говорит тогда, басом сумрачным,
Так что дрожь трясет, как от холода:
- Эй, пастух! Ты что, по полуночи,
В одиночестве, бродишь в поле-то?
В небеса глядишь ветер слушаешь;
Что ты ищешь тут? Чем ты маешься?
Не с покойными ли ты душами,
Ночью темною, сообщаешься?

Вижу я в тебе, и тоску, и боль,
И стремление жизнь покинути.
Ой, стряслась беда, давеча, с тобой, -
Не понять куда, матерь сгинула.

Твой отец искал, да отчаялся.
А вчера вернулся ты с поисков,
Глядь, - в петле папаша качается,
На веревочке, да из пояса.

И бежал ты в степь, с горькой думою, -
Хоть бы в смерти с близкими свидеться.
Так и быть, пастух, помогу тебе, -
Мне сказала Тень и приблизилась.

Тут столбняк-то мой, как рукой сняло.
Стал я пятиться. Тень, стремительна,
Оказалась, вдруг, меня около,
В уши шепчет мне, соблазнительно:

- Не противься мне, будь податливей,
И тогда с родней повстречаешься! -
И смердит в лицо духом затхлого,
Да гнилой рукой прикасается.

Оглянулся я, да увидел что, -
Рожа мерзкая, разлагается.
Губы в язвищах, - безобразный рот
Полусгнившими улыбается.

И, со страху, я одурел совсем,
Да сорвал с груди крест серебряный.
Как ошпаренный по степи летел,
И на тракт влетел, на наезженный.

И застыл на нем, ошарашенный, -
Мне навстречу шли, рука об руку,
Мой папаша и моя матушка,
Да веселые, да не мертвые.

И приветливо помахали мне: -
Здравствуй, сыночка! - улыбнулися.
Я на них смотрел, словно в жутком сне;
Ох, откуда ж вы возвернулися?!

Волос патлами лег неровными,
А клыки блестят - жала острые.
Разглядел я их, да не вовремя,
С двух сторон ко мне они бросились.

Навалилися, опрокинули,
Я и бить-то их не отважился.
А они насели на спину мне,
И вопят, себе, и куражатся.

И когтями мне раны рваные
По спине кругом понаставили.
А в глазах горит злоба рьяная, -
Обезумели, окровавили.

Тот, что батюшкой был мне, раньше-то,
Аж визжит, как будто в истерике.
К шее ринулся, пасть распахнута –
И клыки вогнал мне в артерию.

И в глазах уже, начал меркнуть свет,
Мне, что день, что ночь, - одинаково.
Не увижу я никогда рассвет, -
По утру проснусь вурдалакою.
5 мая 1994 г.