У Пушкина
Серый день никак не разгорается.
Ельниками едем и опушками,
Тишина. И лишь мотор старается
Оживить её своим урчанием,
Хоть дорога вовсе не атласная,
Он сто двадцать жмёт, как бы нечаянно,
Пушкин тише ехал, дело ясное…
Новоржев и Орша – их звучание
Медленно, наверное, он впитывал:
Может, чуял сО смертью венчание
И тот день, когда его, убитого,
Повезут вот этой же дорогою –
На Святую Гору, на Успение –
Вот такой же долгой, одинокою,
Сердце приручающей к терпению…
Кажется, что был он здесь вчера ещё
Столь же юный, как мой сын – без малого,
Роковыми рифмами играющий,
Торопящий аргамака чалого.
К Сороти сбегающий мальчишкою,
Трость и грусть оставив глазу внешнему,
Он с анахоретом схож не слишком, и
Серые глаза блестят по-вешнему.
Вот они – владенья ганнибаловы…
Средь теченья сельского, небыстрого
Может быть, немного и побаловал –
Жизнь играя пьесой – в темпе выстрела…
Будто тотчас прибыл из Тригорского –
Конь от скачки резвой не остыл ещё…
Здесь ему России дух потворствовал,
Здесь он стал Поэтом, не в училище.
.....
Не преминул дождичек расплакаться,
Окропляя место заповедное.
Три сосны дежурят, как три грации:
«Спи, Поэт – головушка победная…»
Свидетельство о публикации №107101302353