Моя Цветаева

 I

 На ''ты'' или на ''Вы''? Я не решила.
Меня смущает ''Вы'' и давит ''ты''.
Сейчас я только рифму ощутила,
Банальную, но явную: цветы.
И таяние снега под ногами,
А дальше – ''ва''. Москва? Едва? Жива?
А может, ни к чему играть словами,
И ничего не значит это ''ва''?
Но – принадлежность к таянию снега,
К цветам! Чья? Их! Цветаева – ответ
И данность. Для меня – с приставкой недо-,
Мне недодали. Да, я вижу свет,
Но хочется живого диалога:
 - Марина, ты? Вы? – сбивчивая речь,
Когда смотреть, вдыхать и даже трогать –
Все можно! Смех, подрагиванье плеч –
Все рядом! (Вызывая этот образ,
Я поняла, что в сторону смотрю
Так, будто с ней сейчас о чем-то добром,
О чем-то очень близком говорю).
И, кстати, имя: как морские травы.
Цветы и море – неужели штамп?
''Флоренция в Москве'', Вы были правы
И очень дальновидны, Мандельштам!
Но, возвращаясь к таянию снега:
Ведь это март! А целиком прочесть –
Май! Куст сирени, сердце как от бега
Заходится на вдохе! Не учесть
Нельзя. А значит, надо сделать вывод,
Что всей весне Цветаева равна.
И, наконец, чтоб не звучало криво:
Цветаева – знак равенства – весна!


 II

Играю на грани
Банальности и новизны.
Не знаю – украли? –
Куда делся образ весны.
С цыганом дуэтом,
В кибитке, за ветром спеша…
- Легко быть поэтом?

- Для этого нужно дышать
Как минимум. –
 Где-то
Промчался невидимый смерч.

- А как стать поэтом?

- Для этого нужно на смерть
Натыкаться,
На острые иглы ножей.
Великое братство
Великих ревнивых мужей –
Отелло, Алеко –
Они убивали не жен,
Поэта-калеку,
Который – на острый рожон,
Как будто на свадьбу,
Торжественно, не торопясь.
Ах, если бы знать бы,
Во что эта выльется страсть!
Сиять или меркнуть,
Под нож – или все же спастись?
Венчаться со смертью –
На славу себя обрести.

- Но разве за этим
Поэты во все времена –
На плаху?
 Чтоб дети
Запомнили их имена?

- Зачем притворяться,
Как будто не знаешь ответ?
Поэты стремятся
И жизнь испытать на себе,
И смерть. Надо слышать,
Как бьются под кожей сердца.
И ты не допишешь,
Пока не дойдешь до конца,
Пока не взорвешься
От боли, как огненный шар!
Погаснешь, очнешься –
Откроется неба душа,
И в ней ты увидишь
Великие тайны веков,
Ослепнешь – и выйдешь,
И выдашь – строка за строкой –
То тяжкое бремя,
Которое ломит хребет,
Искомое – всеми,
Доступное – только тебе!
 
 ***
Раскаркался ворон,
Истаял цыган, словно тень.
Шаги Командора
Зловеще стучат в темноте.




 III

Марина, Марина…
В двадцатом году
Не стало Ирины
С ее “Ай-ду-ду!”
Куда эта кроха?
Конечно же, в рай.
А сердцу так плохо,
Хоть сам умирай.
Малютка хлебнула
Недетской тоски
И тихо уснула,
Разжав кулачки.
У старой березы
Ты – в старом пальто.
Но были ли слезы –
Не знает никто.
Родная и все же
Чужая душа.
Да что же так гложет,
Мешая дышать!
Вдруг лишними стали
Стихи и слова.
Хоть старшая, Аля,
Осталась жива.
“И это пройдет…” –
Утешенья страшны.
Тебе остается
Лишь чувство вины.
Тяжелая ноша –
Болит и болит.
Снежком запорошенный
Холмик вдали.
У-е-дешь, У-е-дешь –
Стучат поезда,
Но слышится - сквозь –
Гал-ли-да! Гал-ли-да! Гал-ли-да!..




 IY

«Противно людской природе, -
Цедят, изгибая бровь, -
Дань молодости, дань моде –
Что хочешь, но не любовь!
Быть с женщиной – это низко.
Блажила, и все дела».
И все же авантюристкой
Цветаева не была.
Попробовать? Для забавы?
Примерить? Так не пальто!
Намеренно этой славы
Не может хотеть никто.
Влекло непреодолимо
Двоих – на один порог.
Никто не проходит мимо,
Когда произносят: рок.
И медленно, снизу – взгляды –
Наверх, к зеркалам души.
И рухнули все преграды
Под натиском двух вершин.
Гроза, шторм, пожар, Везувий -
Все впору и все не то.
В беспамятстве, обезумев,
Не может хотеть никто
Одуматься. Подождите,
Как – думать, когда пожар?
Но чем слабее мыслитель,
Тем глубже удар ножа.
Тем рана больней и больше,
Чем меньше он ждал беды.
Тем невыносимей и горше
Дальнейших мыслей ряды.
Любовь - по каким бы меркам
Ни мерили, но – была.
И вот, двойным фейерверком
Поэзии – расцвела.



 Y

Ах, как одинока. Спроси ее,
 где ее сны?
Цветаева – это Россия,
 помимо весны.
А нынче России не стало
 ни там, и ни здесь,
Лишь горькое чувство осталось,
 что родина – есть.
Но город тяжелой рукою
 на дверь указал,
И вместо тепла и покоя
 ей выпал вокзал.
А с ним – чувство вечной тревоги
 и вечной вины.
Стихи здесь нужны лишь немногим,
 и так ли нужны,
Как хлеб, как жилище, как печка
 и к печке – дрова?
Когда человек обеспечен,
 чужие слова
Теряют значенье, звучанье:
 зачем? Для чего?
Пишу и впадаю в отчаянье,
 а ей – каково?
 Чужие дома (так о доме–
 мечтала )

 чужие дворы…
…Но именно здесь вырастала
 Поэма Горы.



 YI

 «Сережа! Если Вы живы – я спасена!»


Любила? Не любила?
Ведь столько зим!..
Да, верность сохранила,
Пошла за ним
Священником, дозорным –
В страну без веры,
В тот страшный лепрозорий
Эсэсэсэра.
Цыганка нагадала?
Ну, что за бред!
Все видела, все знала,
Она ж – Поэт!
Сама себе гадалка,
Палач, судья.
Пошла не из-под палки –
Одна семья.
До гроба были оба
Себе верны
И сгинули в утробе
Больной страны.
Поэт – в страну советов?
Он сам совет:
Не трогайте поэтов –
Да будет свет!
И да проснется вера
На самом дне!
Прозревшие Гомеры –
В слепой стране?
В той, где за эти строки
Грозил расстрел?
Ей не нужны пророки,
Ей хватит тел.
Пророки – это души,
Их жгут в огне.
Никто не будет слушать
В глухой стране.
Никто не будет верить
Ничьим словам.
В больном эсэсэсэре
Душа мертва.
И, чтоб не разразиться
Большой беде,
Им проще удавиться
На том гвозде…


 YII

Все мы думаем о смерти от рожденья,
Грех винить.
Жизнь – отчаянные взлеты и паденья,
Вверх и вниз!
Синусоидой, кривой кардиограммы –
Не свернуть -
Наши радости и слезы, наши драмы –
Весь наш путь.
Мы бежим, не замечая перегрузки,
Без конца.
У поэтов – колоссальные нагрузки
На сердца.
Боль – естественное состояние
Их души –
Разом, махом сокращает расстоянье
До вершин!
Как под действием невидимой пружины –
Взлет во тьму!
Только холодно и пусто на вершине
Одному.
Остается лишь смотреть на дно колодца,
Где огни,
Может, кто и догадается, спасется,
Прыгнет вниз,
Но тому, кто божьей памятью отмечен,
Вниз – никак!
Он раздавлен, он подавлен, покалечен,
Силой взят
От груди, от матери, от жизни,
От детей,
Он – стоящий между окон, на карнизе –
Прометей!
Много было не страдающих пророков? –
(Пальцев хруст) –
он – распятый между двух несчастных окон –
Иисус…
2005-2006.