Снаружи и внутри

На юго-западной окраине города Романова есть парк, составляют который исключительно чёрные тополя. Разбили его на скорую руку в месте, где прежде ежевоскресно шумел городской базар, собиравший народ не только нашего уезда, а позднее – района, но и соседних, включая Ярославль. Рядом же стоит церковь Покрова Божьей матери, а в просторечье Покровка.

Точной даты строительства не знает никто, известно только, что построена она в XVII веке на месте разрушенного монастыря.
Церковь небольшая одноэтажная, однокупольная, но с высокой и стройной многоярусной звонницей, украшенной кое-где весёлыми изразцами – осколками того самого монастыря, надо пола-гать. И сама часть города, прилегающая к церкви, тоже называется Покровкой.


В Покровской церкви, сколько помню, служил отец Владимир: худенький, небольшого роста старичок. К пастве своей был он вполне снисходителен, а пьяниц хоть и порицал, но как-то не очень убедительно. Причиной тому была, вероятно, собственная отца Владимира слабость к «зелёному змию». Запойным пьяницей он не был, но выпить «чекушку» перед службой любил, говоря, что без неё сил не хватает. Пил ли дома – никто не знает, а вот так вот, перед службой, частенько забегал он в общественный туалет, после чего в углу оставалась пустая «чекушка». На замечания местных «алкашей», привольно расположившихся не травке рядом с магазином, об антисанитарных условиях, кротко разводил он руками и говорил, что очень за ним баушки следят, и нет в округе более удобного места.

Баушки действительно за ним и за церковными запасами «Кагора» следили зорко, поскольку знали, что через своё пристрастие имеет отец Владимир неприятности по службе. Однажды его даже уволили и вернули только после вмешательства паствы, тех же баушек, которые резонно посчитали, что каков бы он ни был, – а свой. Своему небольшой грех простить можно, да и привыкли к нему все. А нового пришлют – каков он ещё будет? Отрядили в Епархию делегацию и отстояли своего священника.

Служил отец Владимир честно, хотя многочасовыми стояниями старушек не особо обременял, резонно считая, что Господь на слегка урезанную службу не обидится.

Был батюшка беден. В те времена прихожане церковь не баловали. К Богу прислонялись, обычно под старость, когда появлялось время задуматься о прожитом и предстоящем, а мирских властей бояться уже не пристало. Впереди же ждала неизвестность и она пугала. Да и народ тогда, впрочем, как и сейчас, в большинстве своём бедовал. О куске хлеба в старости думать, правда, не приходилось, как нынче, но излишков тоже не было. Несли поэтому в храм Божий немного и больше всё натурой. Заходили к отцу Владимиру миряне и помоложе, в основном прямо домой, приносили продукты и немного денег. Тем и жив был.


Однажды Совет порешил поставить вокруг церковной территории ограду. Совет, понятно, не народных депутатов, а церковный. Старая, штакетная, пришла в полную ветхость и напоминала старушечий рот, где зубы остались один через два, а то и реже. Ограду было решено ставить «вечную» – железную. Сработать её взялся церковный староста Миша Кунёв. Прежде работал он водителем мотороллера в конторе Общепита и к железу подойти умел.

Как оказался Миша в церкви – сказать трудно, благочестием он не отличался, хотя и хулиганом-пьяницей никогда не был. Кресты же и поклоны, будучи старостой, клал исправно и не нарочито. Долго ли, коротко, но сварил Миша ограду из прутка с железными же столбиками, каждый из которых был увенчан точёным куполочком с крестиком из арматуры. Покрашенная в зелёное с белым, выглядела ограда красиво.

По городу поползли сразу слухи, что взялся Миша за эту работу из корысти и немало на том сорвал денег. Без таких слухов провинция не живёт, как и столицы, впрочем.

Сейчас, по прошествии многих лет, ограда эта (а она и ныне благополучно здравствует) кажется простенькой и даже убогой, по сравнению с оградами замков да дворцов, понастроенных нынешними «власть и деньги имущими». И гонорар Мишин, понятно, был таким же убогим. Думается, что и взялся-то он за эту работу с единственным желанием – сэкономить денежку в тощем церковном кошельке.


Умер отец Владимир тихо, понедужив совсем недолго. Осиротевшая паства в последний раз попросила за своего батюшку, добившись разрешения похоронить его в церковной ограде. Для этого потребовалось соизволение не только Епархии, но, что достаточно странно, и светских властей. Отпели баушки отца Владимира, и лежит он теперь рядом с церковью на полянке под белыми берёзами.

А в Покровку назначили нового батюшку из молодых, из тех, что пришли в потоке времён перестройки, рукоположенных в массовом и авральном порядке. Нет у них духовной традиции, которую мог бы передать старец в процессе долгого общения. Нет у них православных корней, а если есть, то редкие и короткие, как у тех ёлок, что лесхозы растят на местах, где до вырубки рос кондовый строевой лес.

Много ругал новый батюшка паству свою за то, что редко ходит в церковь и ещё реже исповедается. И за то, что несут мало – тоже ругал. Матушка же встряла во все дела, которыми до того управлял церковный Совет, и перессорила всех баушек. Дошло до того, что пришлось священнику отправить её жить в Ярославль, подальше от своего прихода.

Однако, больше всего поразило горожан событие, повод к которому православному трудно понять и сейчас. Во дворе дома, что стоит рядом с церковью, в старые времена выкопан был колодец, воду из которого испокон брала вся Покровка. Когда в этом месте построили дом, хозяева выгородили колодец, чтобы был к нему свободный доступ. Так и повелось… До тех пор, пока этот дом под жительство не приглядел новый батюшка. Долго не мудрствуя, поставил он глухой забор и закрыл доступ к воде. Враз и навсегда. Что заставило его так поступить? О чём он думал? Вода на Руси, да и не только, во все века считалась достоянием общим. Хоть «в пух и прах» переругаются соседи, а от воды не отлучат, даже не подумают об этом. Тем прискорбнее, что это позволил себе православный священник.


Недавно у Покровской церкви было счастливое событие: позолотили и храмовый и звонничный купола. Издалека светятся – сверкают они благородным своим светом. В церковных делах тоже всё поуспокоилось. Правят службы, крестят новорожденных, отпевают усопших. Плывёт над могилкою отца Владимира и дальше над городом сладкий уху колокольный звон. Читает молитвы новый батюшка, призывая к покорности новым властям и смирению, а источник, жажду утоляющий, для людей закрыт.

Романов. 2006 г.