Шок

Шок
Екатерина Вилкс
Шок

Посв. Й. Рииви

ЖИЗНИ – С ЛЮБОВЬЮ…

…Мы дети…
Мы взрослые дети…
Которых бросали со скал…
За то, что они не в ответе…

Я шел по колено в воде и искал…
Мою самую светлую радость…
На всем этом проклятом свете…

(с) Сумрак
«Обратная связь»

1

Война с самим собой – нелегкий крест;
Не различить побед и поражений…
Смятенные, бушующие тени
Заполонили мир – хоть и не весь,

Но не оставив места для надежды:
Шоссе, которое ведет во мрак…
И заблудиться можно просто так
На линиях прямых – и с ночью смежных…

…И предпринять последний в жизни шаг…

2

Он ступал осторожно по острым осколкам души:
Каждый шаг продирал до костей изувеченных ног…
Он пускался бегом – и в отчаянии рвался из жил,
Задыхался и падал – и сразу подняться не мог…

Он хрипел и кричал – от бессилья до крови во рту,
На один с тишиной… Он свой голос ей в жертву отдал…
Метроном в подреберье ритмично вонзал частоту
Между твердью и яростью поезда бьющихся шпал…

Он устало мечтал, что – простят и полюбят ТАКИМ,
Но был изгнан из жизни… И мир ненавидел в ответ!
И однажды решил, что все люди, должно быть, враги –
И случайно поверил в казавшийся истиной бред…

Видел свет – или даже не свет, а болотный фонарь,
И протягивал руки холодные в фосфорный лед…
Пять надорванных чувств поглотила угарная хмарь,
А шестое – последнее – в небе встречало восход…

3

17 сентября 2007 нашему курсу сообщили, что Улвар Вайде покончил с собой.

Это был самый обычный понедельник, с утренней гонкой на поезд и лихорадочными поисками пишущих ручек и конспектов по всему общежитию… Первые лекции проходили в старой перестроенной конюшне – и мы с подругой стремглав влетели во мрак гранитных сводов. Я знала, что мы опаздываем – дверь в аудиторию Г – 116 была закрыта: верный признак, что урок начался… На одном дыхании преодолели коридор – кажется, я все – таки успела постучать, прежде чем потянула ручку на себя…

Первое, что я увидела – затылок Алтсерва, нашего декана – помню, подумала еще, что вот она опять принесла нам многострадальный список предметов на выбор…

И – маленькую белую свечку на второй парте у стены, там, где полагалось сидеть заядлому прогульщику Улвара Вайде… И все… Больше ничего не осталось на этом свете – ни полутемного класса, ни отрешенных лиц сокурсников – ничего, кроме тонкого язычка пламени в пустоте…
И времени тоже больше не было… Такое случается раз и навсегда…
Ноги подкосились, и, чтобы не упасть, мне пришлось привалиться к косяку. Много бы я дала в тот миг за возможность развернуться и уйти… Лера подталкивает меня, голос Алтсерва долетает как из густого тумана: « - ...selline otsus...» Такое решение… Значит, он – решил?!! И – на все мироздание – беззвучно - крик – НЕТ!!! Я этого не принимаю, этого не может быть, Улвар не стал бы, просто мне снится дурацкий сон… Отрицание пополам с адреналиновым шоком…

Лера проходит и садится за третий стол, именно в ТОТ ряд (как оказалось, она сразу не поняла, зачем зажгли свечу, и решила, что это что-то вроде рождественского украшения…) Отделяюсь от нее и сажусь одна в середину класса. Алтсерва покидает нас, и к доске выходит Эрика – бледная и как-то странно оцепеневшая… И мы встаем, чтобы почтить минутой молчания память нашего теперь уже бывшего сокурсника Улвара Вайде.

…Нас накрыла абсолютная тишина, и каждый был один на один с собственными мыслями – или хаосом – я помню, что мало что соображала, только то, что, собственно, мне ничего не известно… Что случилось??? Вдруг – жуткая догадка! – это уже не важно… И – про себя – не знаю, к чему, повторяю как мантру: «Я – буду жить… Буду жить…»

Далее – как обычно, и оттого дико - монотонные лекции по делопроизводству, из которых я не запомнила ровным счетом ничего… Будто читали их не в нашем классе и не нам… Вроде, что-то там записывала, но руки тряслись так, что потом подчерк было невозможно разобрать…



4

Нет, не стану врать, что знала его – или даже думала, что знаю… За два года совместной учебы мы сказали друг другу в лучшем случае пару десятков слов. И не удивительно – ну о чем могли бы вести беседы упертый эстонский националист и представительница этнического меньшинства, неведомо как оказавшаяся в эстонской группе… У обоих быстро образовался собственный – и нейтральный – круг общенья… И каждый воспринял это как должное!

Само собой, мы видели друг в друге только собственные предубеждения. Улвар мог спокойно говорить обо мне – в моем же присутствии – в третьем лице, я – высмеивать его с подругами, демонстративно здороваться или, наоборот, проходить мимо… Рита (единственная на тот момент русская на курсе кроме меня) находила его весьма милым – эдакий деревенский увалень в парадном костюмчике и с амбициями, любящий громко поспорить и сказать решающее слово… Действительно, тот был типаж – плотный громила под два метра с простоватым крестьянским лицом, воплощение грубой силы. При том – начитанный, резкий на язык, с садистским чувством юмора и какой-то отчаянной удалью… И еще этот до жути претенциозный стиль – черные рубашки, пиджаки, строгий несессер… Очевидно, Улвар сам понимал, что не вписывается в панораму провинциального учебного заведения – и осознанно не пытался разрушить этой странной преломленности. Вел себя вызывающе – вставал посреди урока и отправлялся курить, игнорируя робкие протесты учителей… Как будто был выше всех – и выше снисхождения к этим всем… Он дерзко противопоставлял себя нам, не сомневаясь, что - прав… Даже когда принимался защищать нацистов. А я реагировала так, как любой гражданин, чей дед сражался в свое время в красной армии… Помню, как мы ржали, наблюдая за Варсом (одно его прозвище чего стоит!), сосредоточенно рисующим свастики на лимонадной бутылке…

Однажды я на него по-настоящему рассердилась – на уроках английского мы обсуждали тему «Дети, совершившие убийства» - учимся-то мы на социальных работников, и темы нам давали соответствующие. Я рассказала о трагической гибели сына знаменитого русского фантаста Андрея Белянина, убитого собственными одноклассниками… Варс самодовольно заявил, что это произошло в России – почитай, в третьем мире, там такое случается сплошь и рядом и повода для огорчения вовсе нет! Меня поразило его равнодушие к человеческому горю – горю, у которого нет национальности или границ, - и напыщенный, язвительный тон… Как такой живодер выбрал нашу специальность? Я была в бешенстве тогда и не смогла ничего ему на это сказать – лишь рассмеялась, хотя мне и не было весело… А потом посвятила ему гневное стихотворение… Оно есть на стихире, в одном из первых циклов… Называется «Улвару Вайде». Мой не услышанный ответ. После того, что произошло, думала убрать сие произведение – но в итоге решила быть честной до конца и оставить все на своих местах. Варсу, ни живому, ни мертвому, не будет легче от того, если я примусь сочинять лицемерные хвалебные оды. Правда дороже!

Улвар был единственным парнем на курсе, что автоматически обеспечивало ему известную долю внимания и даже почитания… Как гордо шествовал он во главе свиты из трех – четырех девчонок, которых обычно подвозил до высшей школы в Валбара (вся их компания обитала в Линнамяэской общаге, из которой я благополучно сбежала в сам Валбара, устав опаздывать на автобусы и преодолевать 7 км до города пешком). «Невесты Улвара!» - окрестила их проницательная буфетчица… Боюсь, на этот раз она ошиблась: с самого начала Улвар не проявил интереса ни к кому из здешних прекрасных дам – а многие из наших сокурсниц действительно прекрасны. Во всех отношениях. Иван, парень (тоже единственный) из параллельной русской группы, не терял времени даром и, очертя голову, бросился в омут любви – ну как можно упустить такую благодать??? Наш Варс казался выше чувств и предпочитал играть роль холодного рокового мужчины, независимого шовиниста и серьёзного взрослого дядьки, далекого от сердечного томленья. В нем было бесспорно нечто готическое – мрачная неприступность, гордость побежденного… Он серьезно увлекался магией Вуду – и в моем восприятии его образ незаметно слился с темным магом, Некромантом, тщащимся смертью одолеть жизнь… Великим – и безнадежно жалким в своей беспросветности… В таких не влюбляются. Как-то он обмолвился, что его родители разводились аж 10 лет, и мы решили, что, должно быть, у бедняги теперь боязнь семейных отношений. Правды мы тогда еще не знали…

5

Я теперь сама не знаю, как мы пережили роковую неделю… Хорошо, учились только три дня, причем во вторник занятий не было… Все разбрелись по общежитиям. Мы не могли думать ни о чем другом – даже если бы очень захотели. Нам было известно совсем немного – только то, что Улвар Вайде покончил с собой и в воскресенье был похоронен в Валга. Вообще – то он жил в Таллинне, но что с того? В свои 25 лет каждый вправе сам выбирать, в каком городе поселиться. Мы строили самые немыслимые догадки, нервы были взвинчены до предела. Под вечер мы с Лерой потащились на прогулку по сельской местности, дабы дать выход обуревающей нас энергии и обсудить все в сотый раз… В интернете мне ничего найти не удалось – ни в газетных статьях, ни в полицейской хронике. Еще более загадочными представлялись нам причины произошедшего – было невозможно вообразить, что душевно черствый и вполне благополучный Улвар возьмет и лишит себя жизни… Это была полная неожиданность для всех!

Я испытывала смешанные чувства – ужас, потрясение, жалость, недоумение и даже негодование – как он мог такое выкинуть? Когда-то, в одиннадцатом классе, я сама задумывалась всерьез о самоубийстве… И не только в стихах. Это был трудный период, и я просто устала от борьбы с обстоятельствами… Но была жива надежда на то, что все изменится – и я ждала, и трудности остались позади – бездна страха и отчаяния, ледяная, как воды Финского залива осенью… Я научилась любить свою жизнь – хотя, наверно, я всегда ее любила, чем и держалась… Приезд в Валбара значил для меня очень много – впервые я почувствовала, что в моих силах что-то решать – и добиваться своего… Быть самой собой – и не чувствовать из-за этого вины! Я в первый раз постаралась разобраться в себе – этому способствовало то, что мы изучали психологию, философию, социальную этику и т. д. . И многое поняла. На первом курсе я прочитала исследования Майкла Ньютона – чтобы с особой остротой ощутить всю тщетность и бессмысленность самоубийства как такового (искл. тяжелые клинические случаи и воинский долг перед отчизной). Этот вариант был отвергнут раз и навсегда.

Тем более неприемлемым казалось мне решение Варса – для меня он так и останется Варсом, вопреки трагическому финалу… Варсом, который, прослушав аудиозапись «Арии», заявил, что под такую музыку кажется, будто удираешь на машине от полиции… В ритме русского рока… В нем БЫЛО много светлого – я оказалась не способна этого разглядеть! Или не захотела… Мне еще во многом придется изменить свое отношение к жизни – и к людям – но я готова, просто потому, что мне надоело отвечать злом на зло… Тем более мнимое… И убегать от воистину страшного противника – самой себя…

6

В среду нас ожидали новые сюрпризы. Все началось вполне невинно – в кабинет вошла преподавательница «культуры организаций», понятия не имевшая о нашем стихийном трауре. Но не заметить фото и свечу, торжественно установленные верной Эрикой на второй парте, она, разумеется, не могла… На законный вопрос, что случилось, никто не ответил. Тогда она обратилась конкретно к ближайшей студентке – так уж вышло, что ко мне. Я поднимаю голову и вижу, что все смотрит на меня. И не простят, если скажу что-то сверх того, что и так всем понятно. И я сдаюсь, соглашаюсь с этим молчаливым заговором – и смерть остается смертью, какой угодно, и разочарованная женщина – лектор начинает урок… Позже, на перерыве, когда все уйдут, я подойду к ней и сообщу украдкой, что ОН покончил с собой и об этом ни в коем случае нельзя спрашивать и отвечать… КАК ЖЕ МЫ ОЖИДАЕМ ОТ ЛЮДЕЙ СОЧУВСТВИЯ, ЕСЛИ НЕ МОЖЕМ ДАЖЕ ЭЛЕМЕНТАРНО СООБЩИТЬ, В ЧЕМ ДЕЛО??? И мне просто противен этот псевдогероический фарс… Женщина – лектор (с пониманием): « - Вам нужно поговорить всем вместе, может быть, и со школьным психологом…» Я: « - Боже упаси…» - и прочь, за порог, в одиночество коридоров, где нет непрошеных собеседников и опасных тем…

Но поговорить – действительно нужно! И психолог того же мнения, вон она -терпеливо ждет окончания лекции – только чтобы застать нас… Не хочется писать, что врасплох… Половина курса все равно успевает слинять – заблаговременно, кто – то наспех зашвырнул в сумку фото со свечкой (и, надо полагать, собственную скорбь) – и вот Садам стоит напротив горстки нервных девиц, готовых в любой момент сорваться и бежать следом за товарками… Я замерла в проходе, сжимаю зонт – не-то оружие, не то спасательный круг – и сама не знаю, остаться, или… Садам говорит какие-то банальности, вроде «Я-понимаю-что-вы-сейчас-чувствуете», хотя, голову даю на отсечение, сама своим словам не верит. Тут я соображаю, что в ходе такой беседы могут быть упомянуты подробности случившегося, - и со вздохом сажусь за нашу парту, подле Леры, мудро с места не встававшей… И мы терпеливо слушаем речь специалиста по кризисным ситуациям…

Стоит заметить, Садам – первоклассный психотерапевт, консультант, учитель – и я ее вправду уважаю, но она – отнюдь не тот человек, с кем бы я решилась поговорить откровенно… За два года у меня было достаточно времени, чтобы ознакомиться с ее мировоззрением – и понять, что люди для нее делится на коллег, клиентов, учеников и прочих – тут не на что обижаться, но она – профессионал до мозга костей, она оценит и взвесит каждое свое – и наше – слово – и сделает логические, правильные выводы - и никогда не услышит того, что было произнесено… Она будет отвечать вполне искренне – как врач с многолетним опытом, выслушает, утешит и успокоит – и только! Черт возьми, лучше бы она на меня наорала – и тогда бы хоть на мгновенье сделалась САМОЙ СОБОЙ – да, я требую многого, наверное, даже слишком, но Я НЕ МОГУ ВЫВЕРНУТЬ ДУШУ ПЕРЕД АВТОМАТОМ… Пусть она меня простит… И что бы она решила, заговори я с ней о потустороннем мире или о людях - индиго?!!

Год назад она устроила нам экзамен по «психологическому консультированию», курс разбился на группы по 2-3 человека, каждый получал роль «пациента», «терапевта» или «наблюдающего»… Хорошо, не на оценку – а не то бы я кол схлопотала, причем заслуженно… «Пациент» должен был поделиться какой-то личной проблемой – и я впарила ей сказочку про сложные отношения с соседями, отказывающимися мыть лестницу… Естественно, Садам огорчилась – ведь выходит, я ей не доверяю, в то время как другие студенты поведали о действительно серьезных проблемах: та же Эрика выбежала из аудитории в слезах… Она так хотела мне помочь, протягивала руку – а в ответ… живописание соседа – алкоголика! И все же я не виню себе, ведь – хочется верить! – у каждого все-таки есть еще право выбора, обнажать свои чувства или нет, и, если да, то перед кем… Так уж устроен наш мир, что не все взявшие слово бывают услышаны…

Да, Садам тепло относилась к Улвару– не то что бы он был любимчиком, просто они были на короткую ногу, как-то так… Когда психолог (или лучше – психологиня?) въезжала с утра на переполненную стоянку, Варс, пасшийся с сигаретой у входа, помогал ей парковаться направляющими жестами… Они были солидарны друг к другу –Садам нравились толковые, «по - учебнику», ответы Улвара, его шутки, он принимал все ее принципы врачевания… А я витала где-то там, в конце класса, украдкой писала стихи или рисовала в тетради… Мы существовали в разных измерениях. И слава Богу!

И вот теперь такие странные поминки… Само собой, беседа ведется на эстонском. Садам повелела нам по очереди высказывать все, что мы думаем об Улваре и постигшей его судьбе. И мы старались быть честными. Кто-то признал, что вступал с покойным в дебаты, где каждый оставался верен себе… Всех поголовно возмутило поведение «невест», носящихся с фотографией, и Садам пообещала поговорить с ними отдельно… Многим просто нечего было вспомнить – ведь у каждого своя жизнь, и курс не слишком – то сплоченный… Дошла очередь и до меня… Я говорила, что мне больно – и потому тоже, что я совсем не знала Улвара, объяснила, как мы друг к другу относились… Чуткая Садам блеснула виртуозной техникой парафразирования: « - О-о-о…(сочувственное кудахтанье) Я понимаю, теперь ты испытываешь облегчение – ведь больше не нужно притворяться…Скрывать свои чувства…» АГА!!! ДА, Я ПРОСТО НА СЕДЬМОМ НЕБЕ, ЧТО МОЙ СОКУРСНИК – НАЦИСТ ПОМЕР, И МОЖНО БОЛЬШЕ НЕ КОМПЛЕКСОВАТЬ ИЗ-А СВОЕГО РОДНОГО ЯЗЫКА… Я ЖЕ СЛОВО ЛИШНИЙ РАЗ МОЛВИТЬ БОЯЛАСЬ – СЕЙЧАС ВОТ ТОЛЬКО ОСМЕЛИЛАСЬ!!! И ВООБЩЕ… «НЕТ ЧЕЛОВЕКА – НЕТ ПРОБЛЕМЫ!» ЭТОТ ЛОЗУНГ У МЕНЯ НА ЛБУ НАПИСАН… И КОГДА МОЯ ТЯЖЕЛО БОЛЬНАЯ БАБУШКА РОДНАЯ СКОНЧАЛАСЬ В ДОМЕ ПРЕСТАРЕЛЫХ, А МЕНЯ К НЕЙ НЕДЕЛЯМИ НЕ ПУСКАЛИ ИЗ-ЗА КАРАНТИНА – ОБЩАЛИСЬ ЧЕРЕЗ СЕСТЕР – Я ТОГДА ТОЖЕ БЫЛА ПРОСТО СЧАСТЛИВА!!! И РЫДАЛА, ОЧЕВИДНО, ОТ ВОСТОРГА…А ПОТОМ, КОГДА… Браво, Садам, вы – гениальный психолог! От Бога!!! Зрите в корень – и стреляете наповал! И потом выговариваете упрямым студентам, не желающим посвящать вас с глубинные переживания…

Да я там дар речи потеряла… Как объяснить ЕЙ, что твориться внутри? Что в горле комом встает бессилие – призрак упущенной возможности ДОБРА? Боль оттого, что видела в Улваре – противника, а он – такового – во мне (или в моей национальности), а я за два года не сделала ничего, чтобы его переубедить… Ни одного доброго слова… Просто приняла как данность – и ответила презрением на презрение… Не понимала, что он – страдал… Не рассказала, что знаю – про самоубийства, что не стоят они того… И вся наша жизнь – урок, а после смерти никто никого не судит… А духи свободны и бесстрашны в своей любви… Только в нас не было любви… И что теперь ничего нельзя изменить, только быть внимательными к ближним, и принимать их с открытой душой – здесь и сейчас, без условий и ультиматумов… Когда душа кричит, пусть это будут стихи – безумные, и пусть кто-то заплачет, их читая… Рисовать портрет Улвара – чтобы впервые заметить свет в его глазах… На фотографиях он очень грустный… И мы все ТАМ будем – чтобы раскаиваться, какими мы НЕ СМОГЛИ БЫТЬ – здесь? …Я всю жизнь искала в людях врагов, чтобы быть смелой и бороться с ними, даже если силы не равны! Но что это за могущественные соперники, прячущиеся в каждом встречном? Я поняля, что у меня НЕТ врагов – и быть не может, ведь действительно СИЛЬНЫЙ духом – друг, заведомо и непреложно… Он не боится стать жертвой – и не требует жертв от других… А мужественные герои чьих-то там дней – всего лишь несчастные, измученные одиночки в войне с жизнью… За жизнь… Или смерть… Они и сами этого не знают., потому что слишком заняты на поле боя – глушат подвигами собственную слабость, ужас перед провалом… Да, они пожертвуют свою жизнь во имя чего и кого угодно – но не рискнут испытать любовь… Вот что больнее всего! Я всегда сражалась с собой, но заметила это только теперь… Маскарад окончен, маски сброшены и все свободны! Если бы только – раньше… И он – мог бы тоже…

Я не знаю, как это все сказать…

И Садам выдала нам страшную тайну Улвара. Возможно, он поделился с ней во время экзамена – исповеди, и доблестный психолог решила, что, раз уж клиент все равно уже умер, конфиденциальностью можно и пренебречь… Короче, у Улвара была шизофрения, никто не знал этого… Он часто выходил курить, чтобы незаметно принимать лекарства, были и проблемы с алкоголем, и попытки наглотаться снотворного… Он доверял Садам, хотя и не все, она курировала его курсовую (так и не защищенную), и уже тогда чувствовала, что что–то не так… Работа по теме «интеграция русскоязычного население» носила оскорбительный для этого самого населения характер… Он так ее и не исправил… Апрельская шумиха вокруг памятника на Тыннисмяги могла стать последней каплей для него… Или дело было в сезонном обострении осенью…

Улвара нашли в гараже: он уснул, оставив мотор включенным, и задохнулся в угаре…

7

Улвара – человека больше нет, но я знаю, что Улвар – дух – простит…

Пожалуйста, прости…

8

Любовь – логика ангелов…