Эпизод третий

Серое облако тяжелой пыли поднялось над головой, и прорезающийся лучик света осветил миллиарды звездочек-пылинок, которые мельтешили и суетились между собой. Глубина тьмы поглотила свет, и на какое-то мгновение в глазах стало темно, будто лампа и не светилась.
- Ты все еще тут? - звонко разрывая пустоту, зазвучал ее голос.
В ответ тишина разразилась томным противным свистом от напряжения слуха, от желания услышать хоть что-нибудь из темноты. Лишь гулкое эхо, едва уловимое слухом, отвечало металлическим звоном бронзы на барабанных тарелках.
«Странно все это», - задумалась она: «Дверь открыта, ни кого нет».
- Ау, есть кто живой!!?
Она даже задержала дыхание на мгновение, чтобы услышать любой звук, но кроме гула в своей груди, с четким блюзовым ритмом, она ни чего не услышала. Тихо выдыхая после минутной задержки дыхания, стараясь восстановить его бесшумно, она медленно, почти наощупь, пошла на свет горящей в углу лампы. Почти по памяти, переступая через груды проводов и стоек, которые так и норовили задеть ее за платье и ноги, она дошла до середины гаража.
Два белых листа бумаги лежали один напротив другого, совершенно чистые. Карандаш был заточен так, будто им собирались не писать, а прокалывать бумагу. Серые пылинки оживленно носились в воздухе и от их присутствия становилось не так жутко, они почти не отбрасывали тени, но на белоснежном листке бумаги превращаясь в пушистое облако.
Глаза медленно привыкли к темноте и картина вокруг стала немного роднее.
- Есть кто живой? – почти шепотом произнесла она, будто сама боялась услышать ответ.
Гулкая пустота донеслась из барабанов стоявших рядом с ней. Пройдя еще пару шагов в глубь гаражной тьмы она увидела знакомые клеточки его рубашки, и чуть не взвизгнула от радости, но это была только рубашка – его тут не было.
Она осмотрелась и разглядев на стене выключатель направилась к нему. Через долю секунды вспышка света взорвала темноту, и легкий хоровод пылинок пропал, словно он был маленьким пушистым приведением, хотевшим напугать кого-то своим милым и причудливым видом. Обстановка в гараже стала еще роднее, однако волнение нарастало все больше и больше: открытая дверь, ни кого нет, рубашка на диване, даже чистая бумага и карандаш – все было таким странным, предвещавшим беду.
Она несколько раз обошла весь гараж, посидела на диване, то и дело, подходя к входной двери, по долгу смотря в темноту улицы, но не могла найти себе места, так и не понимая, что происходит.
Как-то странно, непривычно, в глаза бросалась толстая тетрадь темно-зеленого цвета, которая лежала на столике.
- Наверное новая:? – вслух предположила она.
Она крадучись, словно воришка прошла к столику, взяла тетрадь, и плюхнулась с ней на диван, подняв облака пыли.
Нетронутый вид обложки был наредкость обманчивым, говоря о новизне тетради. В строчках, тесня, друг к другу слова, были аккуратно выведены тексты песен, которых она еще не видела и не слышала, а между ними вставлены причудливые рисунки в сине-черных тонах…
Она почувствовала, как холодок прошмыгнул у нее по плечам, а потом, вдруг, что-то теплое и мягкое нежно прижалось к ней.
- Малыш, просыпайся, пошли домой, уже очень поздно, - тихо и мягко донеслось из полумрака гаражной тьмы, разбавленной светом ночной лампы.
- А где ты был? Что случилось? Я пришла, а тут ни кого, дверь не заперта, - потягиваясь сквозь полудрему, тихо и словно сквозь обиду заворчала она.
- А мы тут рядом с ребятами стояли, разговорились, я вернулся, а ты спишь уже, сладко так, мы будить не стали. Ребята домой разъехались, я еще немного поработать сел, много чего надо доделывать…
- А я хотела их на свой день рождения пригласить, завтра к шести. А поработать - это ты про тетрадь…?- осматриваясь вокруг ищущим взглядом, запнулась она.
Она спешно выбралась из-под старого пледа, которым была укрыта и суетливо заглядывала то под диван, то на стол, еще сонным взглядом ища темно-зеленую тетрадь.
- Ты ее ищешь? – протянув пропажу, сказал он.
- Именно,- сухо и даже с обидой в сонном голосе ответила она, - Там много нового, да чего там уж, там все новое, я ни строчки раньше не видела и не слышала, и не наткнись случайно на нее сегодня, даже и не знаю, когда бы это для меня стало премьерой.
Тон ее сменился, голос стал раздраженным, недовольство на ее лице передавало больше умиление, чем обиду и злобу.
- Чего молчишь, сказать нечего? Ладно, собирайся, едем. Все как всегда: ребят не пригласила, с тобой из-за тетрадки повздорила, одним словом начался мой день рождения, извечное тринадцатое число, - ворча, засобиралась она.
- Что, уже тринадцатое наступило? – с глупым выражением лица, переспросил он.
- Да уже, наверное, минут как десять второго, - продолжила ворчать она.
- Тогда, с днем рождения, Малыш, - протягивая ей темно-зеленую тетрадь, уже перевязанную ленточкой и букет цветов, будто подлизываясь, произнес он.
Некоторое время она все еще не могла понять, толи ей все снится, то ли все происходит наяву, вся эта склока из-за тетрадки, ее ворчание, ранний уход ребят, все казалось странным сном, от которого она не могла проснуться или что-либо произнести в ответ на его действие. Кроме сухого «спасибо», вырвавшегося у нее на автомате, она не смогла сказать и слова, слезы сами по себе появились в глазах, губы задрожали, голос, как на зло, просто пропал, мысли толпились где-то рядом у выхода, но не осмеливались заявить о себе. Казалось, что кто-то умирает, а она не может ни чем помочь, непередаваемый страх обволок полумрак гаража…
Она села на диван, положив цветы на столик, укуталась с ногами в плед и закрыв лицо руками тихо заплакала. Сквози слезы, слепившие глаза она увидела мелькнувшие в свете ночной лампы блики его гитары, раздался щелчок в динамике и едва слышно полумрак гаража наполнился нежным чуть уловимым звуком струн. Музыка оказалась заключительной точкой в ее странном сне наяву: она не открывая лица уткнулась головой в спинку дивана и замерла, стараясь даже не дышать, слыша биение своего сердца, стучавшего в ритм музыке. В едва открытую дверь гаража воровалась ночная октябрьская прохлада, и ребята один за другим проскользнули вовнутрь. Через мгновение музыка зазвучала еще ярче, насыщеннее, передавая свое настроение сполна.
Когда повисла пауза, его голос, такой родной и мягкий зазвучал как-то иначе, особенно, она не смогла сдержать слез, и услышав слова, немногим ранее прочтенные в темно-зеленой тетрадке, зарыдала еще сильнее, разобрав только запомнившуюся строчку: «В этот рассвет мечты, в этот рассвет, где ты…»