Новые ритуальные услуги

Скорбь пахла свежей краской, древесиной и корвалолом. Вдоль стен - сотни бессовестно-ярких венков, витрины с жуткими чепцами. Выставленные в несколько рядов гробы улыбались беззубо, но хищно. Меж них бродили безутешные родственники с заплаканными глазами и вздыхали. Вздохи тяжелели по мере возрастания цен. Тут же черными воронами сновали молодые люди в костюмах с бейджиками на лацканах. Сева Липкин, невысокий, склонный к полноте мужчина лет сорока с приятным, но, пожалуй, слишком детским лицом, робея, притормозил у входа. Куда только подевались его твердая решительность и деловитость?

- Позвольте Вам помочь, - легонько тронул его за плечо подлетевший молодой человек с напомаженными волосами, стянутыми на затылке в мышиный хвостик. На его физиономии застыло участливо-плаксивое выражение: брови сведены к переносице, косящие глаза полны старательного сочувствия. "Должно быть, ни один час провел дома перед зеркалом. Попробуй, продержись с таким вот лицом весь рабочий день!" - пожалел агента Сева и согласился:

- Помогите. Мне бы э-э-э гроб и все такое…

- О! Вы обратились по адресу, - печально обрадовался Эдуард Аркадьевич Лепеха (как выяснилось из бейджика), - Наше Бюро - не какая-нибудь частная лавочка! Государственное предприятие! Останетесь довольны на ту сумму, которой располагаете. Кого хороните, мужчину, женщину?

- Мужчину, - прохрипел Липкин, удивляясь собственному голосу.

Они немного задержались у дешевых, чуть ли ни фанерных гробов, где стояли сильно морщинистая старушка в черном платье и терпеливая агентша с широко накрашенными губами. Старушка, видимо вдова, недоверчиво ковыряла сиреневые рюшечки на крышке и, дребезжа, вопрошала: "А он у вас крепкий?" И, хотя с первого же взгляда было ясно, что "нет", торчащие из-под рюшечек, кривенькие доски буквально кричали "нет", невозмутимая агентша заученно бубнила сверкающими губами о высоком качестве. Липкину стало жаль старушку, но агент Лепеха уже увлекал его дальше:

- Есть гробы обычные, есть полуторные. Какого размера была одежда у покойного? Если до 52-го, то - обычный, а если…

- До, - прервал его Сева.

Агент суетился возле товара: поглаживал лакированные бока, постукивал по крышкам, сдвигал их, мял подушки. Липкин облюбовал стоящий на возвышении роскошный гроб из красного дерева с инкрустацией и резьбой. Истолковав его немой восторг по-своему, Лепеха расстилался:

- О! Все будут довольны и поражены! Друзья, родственники, м-м-м, коллеги! Солидно! Эффектно! А главное - на века!

Он протянул потную цепкую руку, помогая клиенту взойти на постамент.

- А можно мне самому попробовать?- попросил Сева, незаметно вытирая руку о куртку. Лепеха замешкался, но быстро пришел в себя:

- Конечно! Конечно! Пробуйте на здоровье! Можете попрыгать, проверить, так сказать, на прочность. Только обувку снимите.

Глаза его непонятным образом разошлись в разные стороны. Причем, один выражал испуганное удивление, а другой - злорадный восторг: "мол, знаем, и не такое слыхивали!"

Сева уютно устроился на бархатном матрасике. Агент ласково поправил подушку и заботливо придвинул крышку:

- Может, закрыть? Желаете уединиться?

- Нет, я так!

Липкин уютно засопел, сложив на груди пухлые ручки:

"Уж лучше лежать в таком вот гробу, досматривать сон, прерванный во младенчестве, чем с ужасом ожидать дряхлой старости с ее пакостными болезнями и жалкой нищетой! Родителей нет. Родственники наверняка поскупятся на симпатичный памятник, а друзья вряд ли соберут денег на приличный венок. Уж лучше самому все заказать, оплатить и спокойно доживать срок, отпущенный врачами!"

- Вы там не уснули? - полюбопытствовал, заглянувший в гроб, Лепеха.

- Нет. Я все! - Липкин выбрался сам, проигнорировав протянутую руку.

- Есть еще эксклюзивный экземпляр для клиентов с изящным вкусом, - благоговейно прошептал агент, - на уровне лица располагается окошечко. Очень изысканно! Но это в другом зале.

- Не хочу с окошечком, - закапризничал Липкин.

Он еще немного побродил и выбрал средний по цене добротный гроб из дуба с блестящими ручками. Лепеха чуть сник, но, продолжая стараться, потянул клиента к витринам:

- Костюмчик наш надевать будете или свой?

- Свой, - испугался Липкин.

- А вот: тапочки, саваны, подушки, девочки… Девочки, покажите ассортимент!

Две почти одинаковые девицы с вытянутыми лицами радостно оживились. Они устали ждать, пока дребезжащая, уже знакомая Липкину старушка выберет ленточку. Сева приобрел тапочки, похожие на чешки или пуанты. Считалось, что покойникам подошвы и каблуки ни к чему. Свое оттопали. Но разве пуанты гармонируют с черным костюмом и галстуком?! Липкин вообразил, как стал бы отплясывать большое "па-де-де из Лебединого" на собственных похоронах и хихикнул. Девицы переглянулись.

- А саван обязательно? - нарочито серьезно спросил он.

- Вы покойника отпевать будете? Он у вас крещеный?

Вот тут Сева Липкин по-настоящему смутился. Его крестили в раннем детстве. Бабка подсуетилась. Но в церковь Липкин не ходил. Отношения с Богом у Севы были сложные. Сердился Сева Липкин на Всевышнего за то, что тот слишком рано забрал родителей и ткнул его носом во взрослую жизнь. Да мало ли за что на него можно сердиться!

- Крещеный. А что, принято отпевать?

- А как же! Сейчас всех отпевают! Но, если вы не будете, возьмите тогда покрывало.

От кружевных покрывал Липкина замутило. Саван все-таки благороднее! Старушка рядом остановила наконец свой выбор на "любимому супругу от скорбящей жены". Девица шустро выбила чек. Липкин представил убогие похороны сухонького старичка. Проливной дождь. Двух-трех приятелей с зонтами, гадающих, кто же следующий. Пьяных могильщиков, что, матерясь и поскальзываясь, неловко плюхнут гроб в яму, наполовину заполненную грязно-бурой водой… Вскоре, наверное, помрет и сама старушка и будет лежать в гробу с фиолетовыми рюшечками, предварительно нарумяненная в морге, в уродливом чепчике и белом невестином платье. Здесь - оборочки, там - люрекс. Морщинистая кукла - в картонной коробке.

- Веночек закажем? - торопил подуставший Лепеха, - вот, рекомендую - солидный. Неяркие гвоздики, несколько роз, еловый фон… Или во-о-он тот, с герберами. Самый мужской цветок.

- Пусть герберы.

- Чудненько! Теперь - ленту. Вы покойнику кем приходитесь?

"От любящего сына…от друзей… от скорбящего брата…помним…всегда…ты с нами… мы с тобой…" - замелькали золотые на черном буквы, сливаясь в одну сплошную полосу. Он не помнил, какие ленты были на их венках у мамы с папой. "Нет, нервы надо поберечь", - глубоко вздохнул, но не успел остановить слезы, посыпавшиеся из глаз, крупные, круглые, как горошины. Девушки и агент дежурно скорбели вместе с клиентом, героически подавляя зевоту.

- Знаете, я еще не решил. Потом выберу, - сердито пробормотал Липкин, вытирая щеки, - пойдемте пока памятники посмотрим!

Из множества надгробий, крестов и памятников, фотографии которых хранил важный кожаный альбом, Липкину приглянулась черная гранитная плита с нарочито-неровными краями и белым ангелом на макушке. С трудом, удерживая на коленях альбом, Сева прочел: "Белоконь Игорь Мстиславович 1958-2001, Незабвенному мужу и отцу от безутешной вдовы и дочерей. Смерти нет. Ты просто вышел на минуту, захлопнув дверь. До скорой встречи."

Не было у Липкина ни безутешной вдовы, ни дочерей. Мечты уносили его в чужую жизнь, вернее в финал жизни незнакомого, но уже полюбившегося Белоконя.

Хрупкая женщина в черной вуальке рыдает у могилы и две девчушки в бархатных траурных платьицах чинно ставят в надгробную вазу букет свежих роз…

- Надпись сейчас будем оформлять или решите позже? - бесцеремонно ворвался в его фантазии агент Лепеха.

- Позже.

- Пройдемте в первый зал.

Серьезные дамы за столами вполголоса вели переговоры с родственниками, пощелкивая клавишами калькуляторов.

- Справку о смерти, пожалуйста, - вежливо попросила грузная женщина в жакете, - и другие документы.

- Но, - Липкин растерялся, - у меня еще нет справки. Я, видите ли, как это объяснить, - он стыдливо прошептал на ухо обеспокоенному агенту, - Я еще не умер. Но Вы не подумайте, я все оплачу. Все оформлю, как положено. Деньги есть, кредитки…

- А! - просиял Лепеха, - так бы сразу и сказали! Мы же современные люди, все, как в Европе, любые услуги. Если клиент заранее позаботился о собственных похоронах - уважаем! Одну минуточку, - агент сделал нечто среднее между поклоном и реверансом и исчез. Липкину стало стыдно. Казалось, грузная дама глядит на него с похоронным укором, вытирая большим платком в клеточку, потное лицо, а две девушки-агентши у стены, посмеиваясь, осуждают его. К счастью, появился Лепеха и элегантный мужичок в очочках.

- Здравствуйте, - сладко пропел мужичок, - сейчас мы составим договорчик!

Дама подобострастно вскочила, зашелестев бумажками. Она глядела на сладкоголосого, как слониха на мышонка, агент почтительно отошел на второй план, растворившись в стене. Обрадованный Липкин подписывал все бумаги, почти не глядя.

- Дайте еще на всякий случай номер телефона для связи с вашей вдовой, то есть, пардон, будущей вдовой, - извинился очкастый.

- У меня нет вдовы! Увы, не успел!

- Так может вы желаете нашу? Имеется такая услуга. Мы предоставляем на момент похорон женщину или девушку, из артисток, напрокат. Очень элегантные, плачут натурально. Шляпка, вуалька и прочее…

Сева покраснел и отчаянно замахал ручками, как застигнутый врасплох воробей крыльями:

- Ой, нет! Не надо! Уж лучше так! А телефон возьмите сестры, если что, с ней свяжитесь!

- Ну, как хотите, - небрежно бросил мужичок и глянул поверх очков на Севу. Глаза неопределенного цвета, как две полые емкости. Казалось, сквозь них просвечивает грязно-серая стена с прошлогодним календарем и портретом Киркорова.

- Катафалк какой желаете? Имеется раритет, - интимным шепотом, пригнувшись к столу, сообщил материализовавшийся из стены агент Лепеха,- Правда денег стоит, сами понимаете.

- Но есть, разумеется, современные модели, подешевле,- подхватил очкастый, одобрительно поглядывая на молодого сотрудника, а тот старался изо всех сил:

- При необходимости похоронную процессию может сопровождать кортеж сотрудников ГИБДД и бригада высококвалифицированных медиков! - отрапортовал он так браво, что очкастый крякнул от умиления и, решив окончательно добить клиента разнообразием, предложил провести поминальную трапезу в лучших ресторанах города.

Липкин задыхался. Кружилась голова. Во рту появился странный привкус вареного утюга. И откуда он знает, каков на вкус вареный утюг?

Закончив, наконец, с бумагами, Сева невежливо вскочил, направляясь к дверям. Агент и очкастый подхватили его под руки. Увидев такой важный эскорт, блинообразный охранник вытащил из кармана щетку для одежды и принялся смахивать с его куртки невидимые пылинки.

- Это еще зачем! - рассердился Липкин.

- Не извольте беспокоиться, - запели на два голоса сопровождающие, - Все исполним в лучшем виде. Вы на машинке или такси вызвать? Может, предпочитаете прогуляться, воздухом подышать?

- Воздухом, - выдавил Сева, затравленно оглядываясь по сторонам, проверяя, не примчался ли уже за ним раритетный катафалк с сотрудниками ГИБДД, докторами и фальшивой вдовой. Как ни странно, но назойливые провожатые мигом испарились.

Он прижался к прохладной чугунной ограде. По ту сторону из пышно-взбитой зелени торчали набившие оскомину кресты и надгробия. "Хватит с меня на сегодня кладбищ, " - Липкин побрел к остановке, где отчаянно сражались за хлебную корку воробьи. Приветливо звякнул трамвай. Толпа в вагоне дружелюбно пахла потом, духами и бутербродами с колбасой. Он уцепился за поручень, рассеянно скользнул взглядом по пассажирам.

И застыл, потрясенный и ослепленный. Впереди у окна стояла Удивительная женщина. Сумасшедшее солнце купалось в ее волосах, небрежно уложенных в прическу. Оно прорвалось сквозь тучи, чтобы разделить Севину жизнь на два отрезка "до" и "после". И разве тот, который был "до" можно теперь называть жизнью? Изящный профиль, по ошибке запечатленный в воздухе вагона художником позапрошлого столетия. Легкое не по погоде платье из невесомой ткани ( как только она называется ?), готовое взлететь от малейшего дуновения ветра. Незнакомка читала книгу, не замечая никого и ничего. Липкину захотелось подойти поближе, чтобы она увидела именно его, оторвавшись от чтения. Толстая тетка с сумками, бывшая преградой, послушно вышла на остановке. Сева продвинулся вперед. С чего начать? Что спросить? Он не знал. Знал только, что именно эта женщина должна когда-нибудь плакать у черного надгробия с белым ангелом!

В толпе на задней площадке мелькнуло некстати плаксивое лицо агента из Бюро.

"Как он здесь оказался?" - удивился Липкин. Агент Лепеха по-идиотски подмигнул Севе и неприятно помахал рукой.

Женщина закрыла книгу, посмотрела на Липкина и УВИДЕЛА его, увидела того самого Севу, который всегда жил внутри. Солнечные серо-зеленые глаза струили тепло, отчего сердце его мгновенно расплавилось, расплескало по артериям, и венам мучительную боль, разнесло по мельчайшим капиллярам пронзительную нежность. Еще немного, и он, наверное, забыл бы, как извлекаются звуки, поэтому произнес первое, что пришло в голову:

- Извините, Вы не согласились бы стать моей вдовой?

Пушистые ресницы удивленно вспорхнули:

- Может быть. Только для этого мне придется сначала выйти за Вас замуж.

Хорошо, что она не засмеялась, и что голос у нее такой редкий, бархатный. Из вагона они вышли вместе, разговаривали, взявшись за руки, как старые приятели. Стремительная волна пассажиров аккуратно огибала их крохотный островок, неторопливо плывущий в метро.

Звали ее Алевтина. Таким именем могла называться диковинная птица.

А-лев-ти-на. Лето, оливки, морская тина… В нем - шелест прибрежного песка, шум волн и печаль чаек. Она сама походила на чудесную заморскую птицу, занесенную беспутным ветром в северный город. Он накинул ей на плечи куртку, чтобы не зябла. Алевтина! Подумать только, жили на одной станции, на соседних улицах, и ни разу не пересеклись! А может, и вправду это ветер виноват?! Вот, к примеру, три дня назад был сильный шторм!

На эскалаторе Липкин опять заметил назойливого агента и недовольно поморщился: "Неужели здесь живет?!", но тут же забыл о нем. Сева проводил Алевтину до парадной. Старательно записал номер телефона, дома и квартиры, переспросив несколько раз. Как бы не вкралась ошибка! Он бережно пожал на прощание легкую крыло-руку.

Потом три раза обошел дом, запоминая на всякий случай все: детскую площадку, скамейки с бабушками, довольную рыжую кошку возле лужи. Пропечатал в памяти несколько раз, чтобы почувствовать, удостовериться, что все это действительно происходит с ним.

Он взлетел к себе домой на седьмой этаж ( лифт был не в настроении). Не снимая ботинок, приземлился на диван, схватил любимую плюшевую подушку и прижал к груди, где творилось черти что. Сердце вело себя непредсказуемо. Оно то скакало и подпрыгивало, как шаловливый ребенок, то вдруг замирало надолго, словно раздумывая, стоит ли снова включаться в игру. Прежний Липкин наверняка заставил бы его биться, как положено, а вот Севе было глубоко наплевать на запреты врачей. Он хотел было помечтать, но резкий звонок оторвал его от дивана и заставил идти открывать. Что за шутки?! На пороге стоял Лепеха с папочкой под мышкой:

- Ну, как? Понравилась Вам наша вдова? Будем оформлять?

- Какая еще вдова, - опешил Липкин, - Я ничего не заказывал. Это ошибка!

- Никаких ошибок. Вы в трамвае с дамой познакомились? Дамочка - высший класс!

Она Вам на роль вдовы подходит?

- Так вот оно что! Это была роль?!

Липкин скукожился, словно его уже положили в гроб. Он еще что-то мямлил, подписывал, кивал головой, но молотки уже стучали, заколачивая крышку. Захлопнув за агентом дверь, Сева сунул договор в карман. Еще полчаса назад он был счастлив, а теперь умер. "Имеет ли смысл делать вид, что жизнь имеет смысл, если все уже оплачено. " Хорошей веревки дома не оказалось. Липкин врубил зачем-то телевизор погромче, поставил в ванну затычку, включил воду. Отбрасывая электрические и модные на батарейках, в коробочке из-под зубного порошка отыскал, наконец, старую, острую бритву. Вспомнил, как такой брился отец первого сентября, собираясь провожать его в школу. Сестра Майка хохотала, перешептываясь с матерью. Обе красивые. Майка в форме с белым пышным передником, а на маме чудесное платье из такой же струящейся материи, как у Алевтины. Как же называется эта ткань? Сева сидел голый, в ванной, с бритвой в руке и вспоминал.

Зазвонил телефон. "И зачем он, дурак, провел в ванную телефон. Увидел в каком-то западном фильме, захотелось". Липкин схватил трубку и… обнаружил, что лежит на диване, в одежде и ботинках.

- Ало! Сева? Это Алевтина. Я страшная растяпа, забыла отдать куртку. Ты, наверное, замерз?- бархатный низковатый голос подействовал на него как разряд тока.

- Алевтина?! Хорошо, что ты позвонила. Я не замерз, но мне очень надо с тобой поговорить.

- Ладно. Давай сходим сегодня в кино и поговорим.

- В кино, - Сева растерялся , - А не поздно? Тебе завтра во сколько в Бюро?- решил схитрить он.

- Ой?! А я разве тебе говорила, где работаю?

"Вот и все, - подумал Липкин, - сказка кончилась!" Где-то вдали неслаженно и фальшиво заиграли похоронный марш.

- Нет, не говорила, - вынырнул из затянувшейся паузы Сева, - Люди добрые нашлись, сообщили. А у тебя редкая профессия и тяжелая. Весь день с людьми, - вздохнул он и добавил про себя "мертвыми".

- Да, стенографисток сейчас мало. Вымирающая профессия, - в свою очередь вздохнула она.

- К-к-как? Ты разве не артистка?! Ты разве не из Бюро Ритуальных Услуг?

- Севочка, - жалобно взмолилась Алевтина, - Я ничегошеньки не понимаю. Какие ритуальные услуги? И почему артистка? Тебе плохо. Может, ты простыл без куртки и у тебя температура?

- Мне хорошо, - подскочил на диване Липкин, - мне даже лучше всех! Я тебе потом все объясню.

Они договорились встретиться через час у метро.

- Последний вопрос. Из какого материала твое платье? Как называется ткань?

- Нет, ты все-таки больной, - испугалась Алевтина, - Ткань называется мус-лин, - и она пообещала заняться его лечением. Сева не возражал. Он заметался по комнате в поисках одежды. В кармане брюк что-то мешало. Липкин достал договор и квитанции из Бюро, развернул их немеющими руками, быстро прочитал. Там числились гроб, венки, место на кладбище, памятник и прочее. Графы "вдова" нигде не было. Вот и славно! Значит, визит агента ему приснился. "Никогда больше не буду спать днем!"- решил Сева и хотел было все выбросить, но, подумав, положил в ящик стола.

Побритый и надушенный он позвонил сестре Майке. Из-за детского визга и собачьего лая Майку было почти не слышно. Она страшно удивилась и перепугалась. Еще бы. Полгода молчал, не объявлялся, а тут вдруг "привет, сестренка"! Обрадованная, что ничего не произошло, Майка неподдельно поинтересовалась здоровьем и взяла с Севки слово, что тот приедет в ближайшие выходные. Растроганный и умиленный, он спросил напоследок, не выбросила ли она мамино любимое платье из муслина, то самое. "Конечно же нет, дурачок. Лежит в шкафу. Можешь забрать, если хочешь!" - успокоила Майка и попросила его беречь себя.

Липкин не понимал, отчего ему так сладко плакалось?! Столько чувств переполняло его грудь, что душе стало тесно. Она рвалась наружу, неуклюже трепыхалась большой глупой птицей. Сева изорвал бумаги с договором на мелкие кусочки, сжег для верности, а пепел выкинул в ведерко. Со смертью он явно поторопился!

На улице, запрокинув голову, взглянул на быстро темнеющее небо, уже забрызганное звездами, и пообещал Богу, что сходит когда-нибудь в церковь. Обязательно. Может даже завтра. Или на следующей неделе.

Но обещание свое так и не успел выполнить, потому что через четыре дня в городской морг за ним приехал фирменный катафалк, а спустя два часа на Сиреневой улице Южного кладбища могильщики выкопали яму 1.5 на 2.5 и, деловито матерясь, опустили в нее дубовый гроб с блестящими ручками.