Эпизод второй

Ряды мокрых скамеек стояли одна за другой под четким и вымеренным углом, и это делало их так похожими на торчащие ребра давно умершего серого парка. Мокрые дорожки, словно вены и сосуды, пронизавшие разбитое тело, несли тонкие потоки воды, унося с собой листья и прочий мусор. Листья, сопротивляясь потокам воды, едва заметным, цеплялись за бордюры и асфальт, за веточки и камешки, будто не хотели уплывать, не хотели оставлять парк. Они долго сопротивлялись осени…ее холодным ветрам, дождям, секущим холодной водой.
- Ты все еще хочешь уехать? – тихо спросила она.
- Я и сам ни чего не знаю,- грустно ответил он. – Мне так надоела вся эта суета, хочу немного спокойствия.
- И я, и я тоже тебе надоела?
- А ты то с чего мне надоешь? – с тем же настроением, вопросом на вопрос ответил он.
- Ну, как и все… - ожидающим взглядом прервалась она.
- Я давно хотел тебя спросить, было даже интересно, а что ты будешь делать, если я уеду?
- Я не знаю. Наверное жить…жить и ждать тебя, - тоскливо посмотрев, сказала она.
- Разве такое возможно? Допустим, я уеду, ты будешь ждать день или два, постоянно думать обо мне, потом постепенно, когда меня не будет рядом, все реже и реже будешь вспоминать, так вскоре забудешь, что ждешь, забудешь и меня, в конце концов. Так всегда бывает, со всеми. И именно это меня сейчас останавливает. Я наверное эгоист, я хочу не так уж и много, просто быть, быть в твоем сознании, понимать, что ты обо мне помнишь, или вспоминаешь иногда, что просто слово "был" не будет означать, что уже "нет". А так ведь будет, я знаю…
- Нет! – перебила его она, - Так не будет! Не будет, от того, что я всегда буду помнить о тебе, в самом начале с болью в сердце, от того, что мы не вместе, потом с горестью и обидой на судьбу, которая нас разлучила, а потом с радостью о том, что мы были вместе и любим друг друга, все еще любим, как в самом начале и до последнего дня.
Он остановился, поставил сумку на скамейку и обнял хрупкие плечи, прижимая их к себе нежно и бережно, будто боясь сломать. Она и не поняла сама, как в считанные мгновения оказалась на скамейке рядом с сумкой и уже была выше его ростом и смотрела на него величественно и горделиво сверху. Из глаз, сливающихся с серо-голубым небом, катились слезинки, неуклюжа петляя по впадинкам на щеках.
- Ну не уезжай, пожалуйста…,- захлебываясь просила она, - Вот увидишь, все наладится, все будет как и прежде.
- Конечно же, все будет, ты снова будешь улыбаться, чаще, чем со мной, снова будет зима, ты как всегда простудишься в первый же день, болеть опять будешь дома…- А кто тебе меда принесет с рыбой? – усмехнулся он, едва сдерживая слезы, - Потом начнется череда праздников и веселья. Все забудется, все обиды, все доброе и хорошее, что было. Ни чего не станет, не станет того маленького и светлого мира под названием "мы", и не важно уже по чему или по чьей вине, его просто не станет. Одиноко захлопнется дверь в подъезде и лифт медленно и со скрипом отсчитает этажи, остановиться, как будто бы сердце само остановилось в груди, ты выйдешь из лифта и оглянешься… Зачем? Ты по старой привычке обернешься, чтобы там увидеть меня, а меня там не будет, меня не будет совсем, ни там, ни тут, нигде… И это будет уже не важно, не важно, что был, не важно что может быть еще буду, ты просто поймешь, что значит слово "быть". А потом, не увидев меня рядом, утешишь себя мыслью о том, что где-то там, далеко, а может и совсем рядом, есть я, пусть это уже и не тот человек, которого ты любишь или помнишь, но просто…просто поймешь, как тяжело терять…,- он замолчал и опустил глаза.
- Ты все-таки уедешь? – вытирая глаза кончиком шарфа, повторила она.
Он не сказав ни чего, только неразборчиво кивнул головой и прижался к мокрому пальто лицом.
Они стояли еще несколько минут на выпуская друг друга из объятий, а небо цвета любящих глаз, холодными и мелкими слезинками поливало их, сквозь озябшие ветви черных деревьев старого парка. Вода, словно понимала каждое слово, сказанное ими, унося вместе с желтыми листьями обрывки билета в один конец, в конец маленького мира под названием "мы".