Е. П. Мальцев

Когда из желез и из пальцев Егора Петровича сладким сиропом утекала последняя жизнь, за окном бушевала, тяжелеющая от зноя, листва. Обветренная и просоленая любовью молодость беззаботными голосами стучалась в дребезжащие стекла. Бронзовые круглые руки атлетов обнимали волнующиеся цветные платья, которые легкомысленно вздрагивали от
самого легкого ветерка. Мелкими стайками перекатывались дети. Трамваи вызванивали неостановочные гимны лежащему железу, и машины проносились подобно стрижам,вычеркивающим небо. А из репродукторов доносилось:"Вставай, Егор Петрович, во всю свою длинну. Давай, Егор Петрович, не подводи страну". Он шевелил слабыми руками, которые лежали, как прошлогодние листья, прелой кучей, приготовленной к сожжению. Пальцы его, желая ухватить, почувствовать теплое нежное ласковое человеческое, проваливались в воздухе, натыкаясь только на сверкающую пыль.Сухими глазами смотрел Егор Петрович в истекающий потом и жаром город. Его тяжелая и покрытая горьким туманом жизнь становилась чужой, далекой и неинтересной. В памяти всплывали только загорелые тела, улыбки, обнажающие крепкие блестящие зубы, мерцание кожи, с прилипшими песчинками. Ясные глаза, голубоватые белки, терпкая молодость подруг. Из всего, что было, из всего мира жалко было терять только это: глаза и нежные тела людей. Упругая волна тел прокатывалась по воскресному городу. Она захватывала его память, его далекую юность и уносила с собой в свое бесконечное завтра.