Дочь дракона эпизод 3

Стояла засуха. Желанного дождя
В деревне уж не видели два года.
Народ роптал на старого вождя,
Молился предкам-воинам из рода,
О капле влаги у богов прося.

Храмы давно заброшены стоят,
Теурги подались в иные страны,
По всей округе капища чадят,
Возле озер, прудов полно охраны,
Все чаще по селу дома горят.

Кормить скот нечем, гонят на убой,
Трава пожухлая совсем не насыщает,
На кладбище все чаше слышен вой,
Крестьян давно охота не прельщает,
Пустыми возвращаются домой.

Да и потом, опасно выходить,
Возле деревни волчьи стаи рыщут,
А те, кто их пытался победить,
Так неизбежно становились пищей,
Что об охоте решено забыть.

Уже неделю, как я без воды,
Все пересохло, родники исчезли,
Придётся возвращаться без еды,
Но нет, живот поет на все лады,
А в голове возникли сотни «если».

А вдруг, под той корягой зверь сидит,
Да и, возможно, здесь вода осталась,
Мерцает грязь пруда, как антрацит,
Да нет, все высохло, какая жалость,
Живот обманутый слегка бурчит.

Спуститься вниз, оно не тяжело,
Когда бы не туман перед глазами,
Когда бы мышцы болью не свело
От кросса бесконечного часами
Под солнцем, что пылает аки зло.

Но жажда пищи выше все, сильней,
Голод змеи вновь тело мне терзает,
Я так уверена, что под корягой зверь,
Меня как будто в спину кто толкает.

Я чувствую добычу, мой язык
Дюйма на три из пасти показался,
Вот издаю победы гордый крик,
А ну посмотрим, кто у нас попался.

Двумя руками быстро и легко
Швыряю прочь тяжелую корягу,
Проклятие! Здесь пусто, никого!
Внезапно голос: «А теперь, ни шагу».

И слышу я, как взводят арбалет,
Тот, что пробьет доспехи и кольчугу,
Мне говорят, тебе спасенья нет,
Не дергайся, поведай мне, как другу,
Ты в маске, или это кожи цвет?

—Ну, повернись,— он ближе подошел.
Я рассмотрела, воин тоже в маске,
Доспех из кожи опален огнем,
А на щите видны следы от краски.

Наемник-кесарь, сразу поняла,
Пират-корсар, отчаянный рубака,
Но на плаще, доспехах нет герба,
Ну да, там, просто, выбита собака,
Так значит, пес морей, вот это да!

В таверну пробираясь иногда,
Я слушала истории корсаров,
Где, как металл, звучали имена
Рубак, непобедимых капитанов,
Чей символ — от мастифа голова.

Вот, воин на меня направил арбалет,
— Скажи, ты человек или ундина,
А ну-ка быстро выходи на свет,
Теперь ответь, сама одежду шила?

А, понимаю, верно, хочешь пить,—
Я подалась вперед, взмахнув руками.
Воин: «Э, нет, все надо заслужить,
Прости, но я тебя совсем не знаю,

Маску сними, чтоб личико узреть,
Вас всех спасать, хлопот не оберешься,
А вдруг, ты дева, что приносит смерть,
Постой, эй, как же рано ты сдаешься».

Я прошептала лишь одно: «Вода»,
Затем руками к фляге потянулась,
Я злилась от бессилья и стыда,
Но, миг спустя, уверенность вернулась.

Я дочь дракона, девушка-змея,
И мне ли перед смертным пресмыкаться,
Пусть он исчезнет в пламени огня,
Но фляга тоже, есть чего боятся.

Солнце печет, кружится голова,
О нет, кошмар, он воду льет на землю!
До водопада сделать два шага,
Я музыке чудесной робко внемлю.

А вот лечу, несет меня дракон,
Я узнаю отца, и мама рядом,
Я понимаю, это только сон,
Но где вода, чудесная награда,

Как светит солнце через шторы век.
Я на спине уже лежу, похоже,
А надо мной склонился человек,
Ну вот, сейчас его я уничтожу.

Вот он все ниже, что-то говорит,
Вот маску от лица мне отдирает,
Вот видит кожу, в ужасе кричит,
Потом так понимающе кивает,

— Ну да, понятно, значит, маски две,
Вторая просто прилегает к коже,
Тебе не жарко при такой жаре,
Не бойся, я тебя не потревожу,

На, выпей, только сразу не глотай,
Здесь не вода, а масло и настойки, —
Пират достал румяный каравай, —
А вы, Зиянки, право жизнестойки.

Ведь ты Зиянка, ладно, помолчи,
Они лишь кожу змей в обтяжку носят,
Но где же шов? Постой-ка, не кричи,
Я ведь сказал, молчи, пока не спросят.

Я улыбнулась: «Но ведь ты спросил».
Пират: «Когда, а ведь, конечно, верно.
Ты, видимо, сейчас совсем без сил,
То, что в сознании, признаюсь, ценно,
Единственно, что жаль, свалилась в ил.

Нет, нет, пиявки — это ерунда, —
Я вздрогнула, — причина здесь другая:
Под илом была спрятана вода,
Теперь там грязь, вот так- то, дорогая».

Ну да, вода и разные жуки,
Противно, скользко стало под одеждой,
Пиявки там пристанище нашли.
Корсар: «Вставай не резко, но не мешкай,
А то останешься без ног и без руки».

Я приподнялась: «Угрожаешь мне?»
Пират: «Не я, а розовые крабы,
Смотри, вот эти чудища в броне,
Да и боюсь, что бронзовые жабы
Тобою могут закусить вполне».

Вот я вскочила, звякнули клешни,
Похоже, что моя нога попалась,
Но болт вонзился в краба. — Ну, беги,
Эх, не успела, эко, верно, жалость,
Теперь ты будешь прыгать без ноги.

Моя лодыжка словно бы в тисках,
Краб, умирая, так сдавил мне ногу,
Что выступили слезы на глазах…
Пират: «Постой, принцесса-недотрога».

Вот меч сверкнул, клешня отделена…
Лягушки тут же ринулись на краба,
Вмиг завязалась страшная война,
От боли я не в силах даже плакать,
Страшно болит под кожею нога.

Из-под одежды жуткий смрад идет,
Там что-то ерзает, скользя по голой коже,
Противно перебралось на живот,
Вверх поползло и снова вниз, о боже!

Срываю куртку, а затем штаны,
О камень все без устали стегаю,
О нет, они пробрались в сапоги,
В песок уселась, плачу и рыдаю,
Ко мне ползут живые слизняки.

И странно, вроде больше стало их,
Теперь вокруг меня пиявки-змеи,
Вот сняла сапоги, да в них одних…
От страха, жути просто цепенею.

Корсар: «Брось все, нам надо уходить,
Не смей их бить, они лишь вырастают,
Нам нужно срочно соли раздобыть,
Лишь только ей посыплем, все растают,
И так мы сможем слизней победить.

Держи бурдюк, ну все, теперь бежим,
Хоть хорошо, что ползают не шибко,
Оружием мы им не навредим,
Сражаться сталью было бы ошибкой,
Посмотрим, так, я вроде невредим.

А ну-ка стой, одежду всю снимай,
Да не волнуйся, дам тебе рубаху.
Все, отвернулся, быстренько давай,
Ну, женщина, не поддавайся страху.

Скорей бросай одежду на песок,
Забудь традиции, ведь речь идет о жизни,
Щелчок неосторожный иль шлепок,
И в пору будет думать лишь о тризне.

Ну, все, готова? Глупая, ну что ж,
Я рисковать из-за тебя не стану,
Ты что не понимаешь, что умрешь,
Если я тварей быстро не достану».

О боги, он быстрей, чем даже я,
А как мне руки, ноги скрутил ловко.
— Ну, где же шов, скажи мне, у тебя? —
Вот он провел по телу. — Ну, плутовка,

Ладно, придется все срезать ножом,
Не бойся, твои прелести прикрою,
Я с благородных, раньше был вождем,
Вот он мне по спине провел рукою,
И там вдруг опалило все огнем.

Я чувствую, по венам течет яд,
Что через кожу, видимо, впитался,
Корсар все снять пытается наряд,
Как странно, он еще не догадался.

Он думает, на мне костюм-броня,
На нож клевещет, что ему продали,
Но как ему открыть, что я есть я,
Чтобы друг друга мы не потеряли.

А ведь пройдет еще недели три,
Пока предстану феей златовласой,
Сиреною прекрасной синеглазой
С тем голосом, что любят моряки.

Но слизь желательно скорее смыть,
Яд сквозь чешуйки-поры проникает,
В очах темнеет, хочется завыть,
Но лишь шипенье с хрипом вылетает,
Рептилия во мне желает жить.

Вот ногти режут путы, вот ползу,
Забыв про титул, званье и величье,
Сейчас я так похожа на гюрзу,
Змею в нечеловеческом обличье.

Зубами рву бурдюк, течет вода,
Но руки, ноги словно онемели,
Он надо мной, синею от стыда,
Я так и не смогла добиться цели.

— Так ты исчадье ада или нет?
Кто ты, ответь, тебя карать не стану,
А синий, это истинный твой цвет?
Ну все, не плачь, глумиться перестану,
Ведь тебе, змейка, вряд ли много лет,

Судя по кольцам. — Вот по чешуе,
Он нежно, ласково провел рукою. —
Пятнадцать весен ходишь по земле,
Давай рубашку, намочу водою.

Давай, болит, уверен, что болит,
А у тебя красивые ресницы,
Пусть у лица немного чуден вид,
Зато осанка истиной царицы.

Мой язычок его коснулся век,
Корсар от ласки даже растерялся,
Сказав: «Да ты отнюдь не человек,
Забавно, но к тебе я привязался».

Он вновь меня погладил по щеке,
Провел по скулам, пальцем тронул губы,
Сказал слова на странном языке,
В улыбке белой показались зубы.

Затем он маску снял, открыв лицо,
Я задохнулась, как же он прекрасен,
Вдруг он на палец мне одел кольцо,
И даже пусть поступка смысл не ясен,
Но все еще хранило серебро
Вкус его тела, и его тепло…

А после сладкое лобзанье губ,
Восторг, когда узнала его имя,
Равен из Ринта, так его зовут,
Переплетенье пятками босыми.

В его объятьях растворилась я,
Забыв о мести и о страшной боли,
Громче забилось сердце у меня,
Настойчиво жить тело приневоля.

Но вдруг он отстранился, меч достал,
Прислушался, я тоже уловила,
На лес как будто надвигался шквал,
Звук нарастал. Что это, божья сила?

Ползут, их видно, сколь же велики!
Ростом с теленка, может, чуть пониже,
Волной сплошною черной слизняки,
Все пожирают, превращая в жижу.

Их много, и уже спасенья нет,
Все, окружили, и к чему сражаться,
Все ясно, мы для них — всего обед,
И что нам остается только сдаться.

Но нет, корсар мечом о камень бьёт,
Да так, что искры к монстрам отлетают,
Ах, вот в чем дело, их огонь берет,
Ну, что же, пусть всем миром полыхают.

Я привстаю, ладошку сжав в кулак,
Руками руны из огня черкаю,
Но что-то, видимо, пошло не так,
И я за спины слизней отлетаю.

Ровен кричит: «Ползи, о нет, постой,
Прощай, гюрза, принцесса дорогая,
Лишь имя напоследок мне открой,
Чтоб я почил, его лишь повторяя».

Я приподнялась, взор зеленых глаз
Вдруг встретился с небесно голубыми,
Он повторил: «Скажи хотя б сейчас,
Пред тем, как я уйду в миры пустые».

— Я Стела, — криком рвется из груди.
Он лишь губами мое имя шепчет,
А вкруг него большие слизняки,
А мое тело словно стало легче.

Руны огня сплетаются легко,
Чудовища забыли про корсара,
Их кровь напоминает молоко,
Их шкура уже лопнула от жара.

Трава горит, как порох, где же он,
Кричу, его за копотью не видно,
Невдалеке раскатом сильный гром,
Гроза, о, как не вовремя, обидно.

Вот капли первые упали на песок,
В листве и по траве зашелестели,
И через миг речной воды поток
Заполнил русла те, что опустели.

Блеск молний высоко над головой,
Поднялся ветер, листья обрывая,
Мне странно, я промокла, дом родной
Сейчас мне кажется милее рая.

Хочу бежать, в чем дело, что со мной,
Вот кто-то грубо ухватил за плечи.
— А ну, красавица, чуть-чуть постой,
Конкретно за костюм теперь ответишь.

Скорей раскрыть глаза, я слышу стон,
Двое в одежде странной бьют кого-то,
Я узнаю — Ровен? Нет, нет, не он,
Роман, мы познакомились в субботу.

Он весь в крови, за что его, за что,
А предо мной верзила очень страшный,
И на его костюме молоко
И сыр, похоже, плавленый вчерашний,

Я улыбнулась, в волосах его
Раскисшие застряли макароны.
Он, кажется, не понял, ты чего?
Но я предстала дочерью дракона,
Пусть даже это тело не мое.

Я встала, с него взгляд не отводя,
Вес его рук совсем не ощущая.
И он попятился немного от меня,
От страха даже фразы забывая,

В моих глазах он видел приговор
Не девочки, а хищницы ужасной,
Той, что легко стирает камни гор,
Той, чья душа и в червяке опасна.

Пусть он тревог своих не понимал,
Ведь не было причин меня бояться,
Но так тревожно колокол звучал
В его сознании, веля спасаться,
Что он хоть не хотел, но побежал.

Переплетаю пальцы, гибкость рук
У тела нового немного даже выше,
Я вижу жертву, чувствую испуг,
Я хищницей удары сердца слышу.

Но странно, почему-то нет огня,
Конечно, как же я о том забыла,
Это не Торе, здесь всего — Земля,
Земля, где недоступна моя сила.

Но все уменья, навыки со мной,
А мышцы, те сознанию покорны,
И я смеюсь, издавши жуткий вой,
Как будто слыша крики их и стоны,
Предчувствуя их страх и злую боль.

Роман что-то пытается сказать
Распухшими разбитыми губами,
Понятно, он советует бежать,
В его глазах любви пылает пламя,

Его ударили железом в этот раз,
Похоже, он сознание теряет,
Лоб рассечен, совсем не видно глаз,
И кровь струёю алою стекает.

Ну что ж, вожак немного подождет,
Займусь пока вот этими двоими,
Вот тот, что справа меня сильно бьет,
Упомянувши мать мою и имя.

Я сжалась, как пружина, поворот,
Вот, встав на руки, бью двумя ногами,
Удар ему приходится в живот,
Он падает, в кульбите каблуками
На плечи я встаю второму, вот

Он зашатался, голову поднял,
Ему носками череп раздавила,
Роман пришел в сознанье, закричал,
Чтоб я скорей отсюда уходила.

Он слышит, лишь я это поняла,
Глаза в крови, он ничего не видит,
А где вожак, что бросил все дела,
Надеюсь, на меня он не в обиде.

Ах, вот чернеет точка вдалеке,
Бандит, что под ногами начал падать,
Второй от страха стонет на земле.
Я улыбнулась: «Ну, не надо плакать,
Поверь хоть в этом девушке-змее».

Вода дождя окрасилась в кармин,
Работала зубами и ногтями,
Ну все, теперь остался лишь один,
Его нарежу, не спеша, ломтями.

А вот вожак бежит по мостовой,
Наивно в бегстве ищет он спасенья,
Я вновь взмахнула правою рукой,
Плетя заклятье, снова невезенье.

Я чувствую, что магия здесь есть,
Но та, что ближе феям, не драконам,
Тут элементов царственная смесь,
Но та, что управляется цирконом,
Что ж, стоит минерал тогда учесть.

Снова рисую руны, ой как жжет,
Дую на пальцы, почему так больно,
Нет, с магией так дело не пойдет,
Чуть кожа не сгорела, все, довольно,
Но надо действовать, а то уйдет.

Бегу за ним, нет, точно не успеть,
Теперь прыжок, кручу лихое сальто,
Пытаюсь заклинание пропеть,
Голос звучит, как ровное контральто,
Там, где асфальт огня стегает плеть.

Он обернулся, как безумен взгляд,
Не верит, ничего не понимает,
Застыл на месте, побежал назад,
Достал мобильный, номер набирает,
С небес слетает молнии разряд.

А я, ведь лишь подумала всего,
И все явилось так, как захотела,
Мне стало как-то весело, легко,
Но тут потяжелело мое тело.

Одежда стала жутко вдруг мала,
Ткань платья натянулась, затрещала,
Его я быстро скинула, сняла,
Упав на землю, громко закричала.

Я изменяюсь, преступив черту,
Поправ запрет на магию в сем мире,
Я вновь включилась в вечную игру,
Но этот дар доступен лишь богине.

Ловушка, как же я была глупа,
Ничто на свете просто не дается,
Взяв силу молний, я сказала «ДА»
Тем, кто подобно свечи тушит солнца.

Им нужен этот мир, я поняла,
Но сами сделать ничего не могут,
Пока идет война добра и зла,
Закрыта на планеты им дорога.

На Торе не удался им злой план,
Я отказалась от даров всевластья,
И вот они решились на обман,
Змея ж, обуреваемая страстью,
Попала в этот простенький капкан.

То тело измениться не могло,
Поскольку навсегда, на веки вечны,
Лишилось дара прежнего оно,
Тому причиной — чувства человечны,
То, что змея все ж выбрала добро.

А в мире этом, позабыв про все,
Так глупо, но зато чистосердечно
Из малых зол большое выбрав зло,
Я так наивно, страстно и беспечно
Забрала у земли огня тепло.

И тем разрушила защиту навсегда,
Что это мир хранила от напасти,
От неизвестных, для кого беда
И горе человечье — это счастье,
Для тех, кому заказан путь сюда.

Они питаются страданием и тьмой,
Страдания людей для них как пища,
Навек на мир явится мрак ночной,
А я, людей пытаясь сделать чище,
Как скот легко отправлю на убой.

Передо мною враг, он так далек,
Всего лишь точка, наступи лишь лапой,
Расплющится, как нежный мотылек,
И вряд ли о нем кто-то будет плакать.

Но маски только это и хотят,
Чтобы рвала на части, пожирала,
Людей топила, словно бы котят,
И без суда и следствия карала.

И чтоб вершила, вроде, свой закон,
Но, подчиняясь масочной доктрине,
Послушной куклой занимая трон,
Все получала, что дано богине,
Неся Земле значительный урон.

А после, лишь границы все падут,
Что это мир от масок защищают,
То все погибнут, кто пока живут,
И Теры мир чудовище познает,
Что Стелою-драконихой зовут.

Картины ярче, это что, она?
Чудовище, что звезды пожирает,
Теперь уже навечно голодна,
Единственное, что её терзает…
Нет, вовсе ничего, она пуста,

В виденье не дракон, уже червяк,
Исчезли лапы, крылья золотые,
И мысли об одном, путь будет так,
Змея уже забыла свое имя.

Стела мотнула мощной головой,
Пытаясь сбросить это наважденье.
В душе кричало: «Погоди, постой,
В прощении ты обретешь спасенье,
Не нарушай же, фея, кодекс свой».

Но я дракон, где этот человек?
Ах, вот и он, и как же жалок, право,
На четвереньках продолжает бег,
Для депутата странная забава.

Все ясно, он безумен, кому мстить?
Прощение? Конечно же, прощаю,
Нет, Маски, не дано вам победить,
Безумца даже я не покараю.

Слабею быстро, боги, что со мной?
Земля все ближе, падаю, похоже,
Невдалеке сирен тревожный вой,
Мурашки бегают по голой коже.

Сюда бегут, спешат, нет, я нага,
К счастью поблизости белеет платье,
Вот и оно, всего лишь два шага,
Хватаю, это что еще, проклятье,
Откуда столько нанесло песка?

Ползу, чтоб не заметили меня,
Вот двор, он даже чем-то мне знакомый,
Все ближе рев железного коня,
Бросаюсь за калитку, все, я дома.
Похоже, здесь живет моя родня.

Вот мотоцикл вновь затарахтел,
Едва успела за кусты укрыться,
Стало теплей, свод неба посветлел,
С карнизов только капала водица,

Кто-то бежит, похоже, что Роман,
Или Ровен. Деревья, я на Торе.
Что это было? Сон или дурман?
И что за мысли странные о школе.
И об экзамене, что нынче сдан.

Я осмотрелась, дождь уже прошел,
Солнца лучи через листву пробились,
Стало тепло и очень хорошо,
Я видела, что маски разозлились,
Но не могли мне сделать ничего.

Вот подошел Ровен, за руки взял.
Внезапно отступил. — Как это странно,
Я что-то упустил, иль не «понял»,
Нет, ты отнюдь не выглядишь забавно,
Но я же вроде змейку обнимал.

Куда, скажи мне, делась чешуя,
Кожа твоя нежна, словно у феи.
Нет, не скажу, что не доволен я,
Но, право, с красоты твоей немею,
Скорей накинь рубаху на себя.

Рубаха — это платье, да, оно,
Его я на Земле иной носила,
Вот пальцы ощутили полотно,
Да что это со мною, божья сила!

Я Стела, но не девушка- змея,
Та кажется мне странной и далекой,
Я та, чей дом не Тера, а Земля,
Иль все же Тера, как это жестоко,
Мне кажется, что я уже не я.

Я помню то, что не было со мной,
Огромный город, лес, но незнакомый,
На улицах машин веселый рой,
Народ спешащий поскорей до дома.


Ровен меня целует горячо,
Но, кажется, ведь я люблю Романа,
Вам маски хочется играть еще,
Ну что ж, я не противница обмана…

Его глаза сверкают синевой,
Как море, что встречала лишь в рассказах,
Ну а Роман пускай побудет с той,
Но с кем? Со мной? Не разберусь я сразу.

Я словно нахожусь среди миров,
Где вдруг парад планет объединился,
Но томных веток зелени альков
Мозаикой цветной внезапно слился.

И этот взгляд влюбленный милых глаз
На всех мирах, планетах неизменно
Напоминает синь небес, атлас,
И только это кажется мне ценно.

Я слышу масок недовольный вой,
Опять их шутка обернулась прахом,
Пусть даже платье странною игрой
Вновь станет порыжевшею рубахой,
Любви предаться можно и нагой…