Полнолуние

ПОЛНОЛУНИЕ

Закрыто небо от меня
ночною дверью чёрной.
И кто-то смотрит жёлтым глазом,
К замочной скважине приникнув,
И никуда не скрыться от него,
пусть даже
И в угол дальний отступила.
Слежу за ним, а он за мной,
так неотступно, неотрывно,
так маниакально.
На утро, видится, фатально –
червяк под плотным колпаком
прозрачным –
Я же!

***
Корку с сердца искрошила чёрствую,
Под ноги сыпнула воробьям.
И хожу, убогая, юродствую,
Выставляя собственный изъян:

Половинку сердца, тёплый мякишек –
Корм голодным птицам дворовым.
– Коль по вкусу вам медовый прянишек
Наслаждайтесь кормом даровым.

Половинка сердца, половиночка.
Мне не больно. Правда ведь? Скажи.
Отчего же ты, моя кровиночка,
Иссыхаешь от вчерашней лжи?

К ВЕДЬМЕ

Затравлена кострами инквизиций
Во мне теперь живёт твоя душа:
Порочна, но бесстыже хороша,
Наружу так и рвётся из темницы

То мышиной, то разъяренной львицей,
Всё на пути ломая и круша,
И смотрят сонмы ангелов, дрожа,
Как грешница посмела не смириться.

Не убоялась божией десницы,
За сто веков не позабыла грех,
Всё так же жаждет низменных утех. –
Что мне сказать? И как с такой ужиться?

И выпустить на волю не годится,
И удержать, боюсь, не станет сил...
И хоть бы кто помог, кто б подсобил.

***
Сладких слов мёд.
Лунных губ лёд.
Колких звёзд свет.
Наотмашь – «Нет!»
Не твоя я
Ле-дя-на-я.


***
В колыбели золотой
Месяц новорожденный
Голос вечности литой
Слушал завороженный,

Слушал шорох звёзд сухой,
Погремушек чертовых,
Отстраняя лик рукой
От вестей о-мёрт-о-вых,

Правых и свершивших грех,
Не простивших ближнему…
И летели тени вверх
Да на суд к Всевышнему.
......................................

Стану месяца просить:
– Сродник клану птичьему,
Дай мне сил его простить,
Боль мою – постичь ему.


***
Оплела Луна лучами,
Заморозила очами
И теперь не сплю ночами.
Окружённая свечами
Стыну, над огнём колдую,
В ледяную воду дую,
На песке рисую знаки:
Солнце – пламя, губы – маки.


НЕУЧАСТЬЕ

Не называй, напрасно не моли
И не произноси торопко, всуе
Ни имена, ни прозвища мои,
Забудь, что мозг участливо рисует.

Не ведаешь, безумец, каково
Моё явление... Под этой кроткой сенью
Живи, послушный слова моего.
Ослушаешься – лягу чёрной тенью,

Грозой ворвусь и напрочь разнесу
Покой, и напитает душу мука,
И ты очнёшься в выжженном лесу,
Где только ночь – ни времени, ни звука.

Не призывай. Иди своим путём.
Свидание со мной сулит несчастья
И вечный мрак. Обласканный дождём,
Прими завет и это – НЕУЧАСТЬЕ.








ПЕРЕПОЛОХ
(сказка под антик)

Усыпана даль лепестками
 вишнёвыми, белыми,
Сиянием солнца украшен
 воздушный портал
И ветер-художник мазками
 небрежными, смелыми
По небу холщовому
 облака пух распластал.

А где-то за ним громовержец
 взмахнул прибабахами,
Литаврами звякнул
 и сонно ногой саданул,
Зверьё разбежалось по норам,
 гонимое страхами,
Но Зевс поленился вставать
 и тревожно уснул.

С земли Воробей оторвался,
 бесстыдством исполненный,
Влетел с любопытством развратным
 в покой божества
И тут же наткнулся на палец ноги
 намозоленный,
И торс оголённый,
 прикрытый туникой едва.

И храп разносился со свистом
 по храму размеренно,
И рук волосатых касалась
 слегка голова,
И ползала жирная Муха
 по Зевсу уверенно,
Как будто хозяйка,
 как будто она здесь глава.

И видя такой беспредел,
 исступлённо и яростно,
Опасность презрев,
 Воробей так и ринулся в бой.
Убил негодяйку и съел.
 И чирикая радостно,
Без всякой награды умчался
 довольный собой.

На небе ни облачка.
 Спит громовержец, блаженствует.
Нигде не зудит и не чешется,
 можно поспать.
А дерзкая птица
 на птичьем дворе благоденствует,
Но если придётся,
 то может сразиться опять.







***
Когда со стуком затворилась дверь
И в комнате повисла тишина,
Неважным стало, чья была вина
И кто был прав, и кто не прав теперь.

За прошлым затворилась, лязгнув, дверь...
Отяжелев, упала голова:
Неосторожно сказаны слова...
И… пустота. И горечь от потерь.



***
Взвизгнули квинты,
 развязно икнули бемоли.
Тонкие длинные иглы
 насквозь прокололи –
Не было в жизни такой
 отупляющей боли
Напрочь лишающей силы,
 лишающей воли
Тонкие иглы... как в масло...
 в мгновение доли
БАБОЧКУ-ДУШУ
 булавкой
 к земле
 прикололи.


РАССУДОК

Рассудок, рождающий монстров,
Бездушных глазеющих гадов,
На необитаемый остров
Тебя бы, чудовище, надо!

 Пиявкой, у сердца жируешь,
Любви и теплу чужероден,
Блаженных младенцев воруешь…
Кому ж ты, уродец, угоден?!


СУИЦИД

Бусы, ленты, ажурный чулок,
С канделябров литых позолота
На столешнице томик «А. Блок»
И долбяще-бренчащая нота:
До-до-до-жили,
до-до-зимы,
До чего же
доводит
достача!

Дорогой мой, родной, где же – Мы?
Я одна, ты один – незадача.
– Где же – Мы? – повторюсь, чуть не плача.
Долго ль,
 коротко ль долю сыскать...
Ночь. Аптека. Фонарь.
Мелочь – сдача.
Всё! Довольно! Забыться и спать.
***
Отступилась, отвернулась!
– Что же, душенька, не рада?
– Оттого-то и взгрустнулось,
Что печаль и есть награда.

Не пыталась ненавидеть,
Проклинать, ей-ей, не смела,
Зареклась встречаться, видеть,
Коль знобит от мыслей тело.

Все усилия ничтожны,
Быть чужой, далёкой, грубой.
Невозможно! Невозможно
Целовать другие губы!!!


ЮРОДИЦА

Не сумасшедшая!!!
 В руках просвира
И крест серебряный, и тернии во лбу.
Что мне открыто – для других табу
И только для меня играет лира.

И я танцую, слыша эти звуки.
Нет музыки? Я не сошла с ума.
Я не безумна – не безумна Я!!!
Зачем же вяжете рубахой руки?

Не сумасшедшая! Кому в угоду
Терзаете?
 Отродье? Грешный плод?
О! Содрогнись,
 разверзнись, синий свод,
На головы обрушь им непогоду!!!

Как светит солнце!
Всё несётся вспять,
В безумной скачке:
 время, люди, травы...
Не слышите? Вот, музыка опять...
Признайтесь, вы безумны,
 вы не правы.

Не сумасшедшая!!!
– Ату! Ату!..
Повсюду клич ликующей оравы
И бесноватая толпа в поту
Юродицу распяла для забавы.

И свет померк. Ощеренные лица
Выхватывала молния. Выл бес.
И поспешил на землю
 дождь пролиться...
И музыка лилась…
 Лилась с небес.







***
Ни Дева Мария,
 ни ангел, ни инок – грешна.
От святости, разве –
 терновый венец и вериги.
Как скаред считаю любви
 драгоценные миги.
Воротят святые
 свои благонравные лики
От нищенки,
 им эта страсть непонятна,
 страшна.

Пугает лоснящихся в нимбах
 пустая мошна.
Хожу, собираю каменья –
 не те изумруды.
Ворочая глыбы,
 слагаю несметные груды.
И в помощь судьба не дала
 ни Петра, ни Иуды.
О, Небо! Такая забота о дщери смешна.

Такая забота о дочери, право, смешна.
Была виновата заблудшая бабушка Ева,
Но скоро пора наступает
 весеннего сева.
Дай силы мне, Господи!
 Да не святая, но дева.
Мне помощь твоя
 и поддержка безмерно нужна.
И песнь Рождества
 преисполнена чувством
 слышна.

Как отклик – Молитва.



***
В небо мысли плавно уплывают
И уносят к солнцу скорбно душу.
Херувимы «Аве...» напевают.
– Прочь! Я буду жить...
Когда не струшу...


***
Из под очков глаза глядят устало,
Вымучивая видимость улыбки.
Поёживаюсь... Смотрите... Так зыбко...
Я слов любви опять Вам не сказала.

Я не сказала. Вы не догадались.
Случилось так, как есть, и не иначе.
Не жаль, что так шутя, увы, расстались.
Как жаль, что жизнь без Вас
 так много значит.




НА СЕРДЦЕ

Не звенят церквей колокола.
Усыпила тишина сознанье...
Дребезжанье битого стекла
Вдруг охолонуло. Наказанье.

Вот оно. В окне зияет брешь
И в тарелке мелкие осколки.
Носом тычет жизнь:
 разбила – ешь.
Едкие слова, ухмылки колки.

...Повела неловко локотком:
– Чёрт, чёрт, чёрт! –
 словами поперхнулась.
И расплакалась, и в горле ком.
Вздрогнула всем телом и...
 проснулась.



***
Там шабаш был. Скакали ведьмы.
Кричали души: «Чур, меня!»
Но дьяволицы, в круг маня,
Шептали: «Крестик выбрось медный».
И путники, качаясь мерно,
Терялись. Ведьм хитёр прищур,
Сквозь бред горячечный:
 – Чур-чур...
Слаб человек неимоверно.

И вот уже свиные рыльца,
Безверие в пустых глазах
И едкий, скользкий, липкий страх
И на ногах уже копытца,
Желание в грязи зарыться...
Не скрыться... от себя...
 никак.


ИСКУШЕНИЕ

Плоть обозначив двором постоялым,
Скарбом небесным – духовную суть,
Бросившись ниц, постараюсь уснуть,
Отгородившись от мира столь малым.

Тело без удержу разум смущает,
Перед глазами – заплёванный пол,
Мухами ж-ж-жутко засиж-ж-женный стол
Зеркало мутное свет поглощает –

Скарб ни с того, ни с сего исчезает…
Нет, показалось – проклятье двора!
Крикнула:
 – Эй, вы! Убраться пора!
Кто здесь хозяин?
 – Кто знает…
 Кто знает…


* * *
Судьба меня кормила диким мёдом
И жалом часто потчевала всласть,
А я не из семьи медвежьей родом,
Не толстокожая – могу пропасть.

Но исхитриться как – не взять подарка?..
Пью боль и ем вприкуску горький мёд,
И жду, когда судьбинушка-товарка
В бокал последний щедро яд плеснёт.


МОНОЛОГ

– Привет, Старуха!
Брось косу в углу.
Присаживайся. Что, небось, устала?
Чего там водишь пальцем по стеклу?
Как урожай? Голов сняла не мало?

Да ладно, не бухти себе под нос:
Косой махала... Сильно ноют руки...
Загробный, монотонный твой прононс
Пугает не по-детски.
 Мы ж – подруги?

Рабочий день закончен... Ждут в аду?
Махни еще разок, не выступая.
Мне тяжело. Я с жизнью не в ладу.
...Вот так всегда! Опять коса –
 ТУПАЯ.


К НЕБУ

Что ты серо-стальное дрожишь
 над моей головой,
Острым лезвием света
 касаясь души оголённой?
Что ты делаешь, Небо,
 безумное Небо, со мной?
Что ты хочешь от бедной души,
 пустотой опоённой?..

В истончённом пространстве
 иссохли мимозы в руках,
Патриарших прудов не видать
 с могилёвских балконов,
Нет и Мастера. Есть лишь
 внезапно осознанный страх,
Что на этой Земле
 я уже нахожусь вне закона.
 










***
Ты летишь на помеле,
Ты не ангел мой, ты – ведьма.
Ю. Цыбин.

Летая по ночам на помеле,
Тебе являюсь в ангельском обличье,
Ступая на балкон в вечерней мгле,
Стучусь в окно. Ты – видишь крылья птичьи.

И невдомек, что это за спиной
Неясыти мелькает оперенье,
Она мой верный страж. Хранитель мой.
...Как будет тяжело твоё прозренье.

В оконце бью. Гоморра и Содом!
Дрожишь и шепчешь: «Погоди, дуреха.
Разрушишь, разнесёшь на части дом.
Семья... соседи... очень, очень плохо…»

Луплю, что силы. Наплевать на всех!
Запястья рук целуешь страстно, грубо
И кажется желанным смертный грех,
И безразлично: ангел ли,
 суккуба.

– Твоя, твоя (до третьих петухов!) –
Заходится смешливая неясыть.
И шлейфный запах дорогих духов
Сулит, шутя, бесцветный мир раскрасить.

– Твоя... твоя... – Взмахнула помелом.
И ты закован в ледяную стужу.
– За что такая мука? – Поделом! –
За проданную за бесценок душу.


 ***
 Сычевка

Уж я глазыньками – луп, луп.
Уж я лапицами – туп, туп.

Как я – совонька по горнице,
Как я – серая , да под навес,
Да по замерзшей околице
Улечу к сычу в дремучий лес,

Не брани меня лупатую,
Девку рябо – конопатую,
Не кори не виноватая,
Что изба мне душноватая .

…Плюнул, дунул, глянулось в окно:
- Ах ты ж, Сычевка – племя ведьмино.

 






* * *

Жабье… оказливое: ”А - Ага”
Из-под комка-мозжечка выползает
Правая лапка - хромая нога
В мыслях застряла. Что делать не знает.

-Прыгай, не бойся, сорвись с языка
Экая важность-изысканность речи.
Прыгай ловлю не валяй дурака.
Прыгай на плечи жабёнок – Предтеча.



В ДОМЕ КОЛДУНА

Скрип... На проржавленных петлях
Ставень стучит, докучая.
Под панихиду апреля
Ладанку месяц качает.

Мной заговорено пламя,
Я оживляю надежду.
Хлопает, хлопает ставня:
– Прочь! Убирайся, невежда!

Полночь. Моргает лучина.
В зеркале мечутся блики.
И наваждений пучина,
Дрогнув, представила лики.

Лунно пульсируют стены.
Сжалось пространство до вздоха.
Шёпот впивается в вены:
– Что тебе надо, дурёха?

– Так не быва... не бывает...
Наотмашь в зеркало камень!
Магия тьмы истлевает
Из-за распахнутых ставень.

Смотрит живая надежда:
Вроде бы вышло неплохо...
Томно приподняты вежды:
– Иш – ш – шь, испугалась,
 дурёха!

 
 * * *
Подсознание движет рукой
 и выводит на свет
Иероглифы, канувших в лету,
 таинственных майя,
Чертит, сердцу родные,
 картины исчезнувших мест,
Пишет имя моё, указует:
 -Смотри, ты другая!

Напряжённо и трудно
 пытаюсь вглядеться, понять
Что, откуда взялось?..
 озираюсь немного робея...
На ладонях обветренных
 трубка дымится опять
И дрожит естество,
 мегатонно обрушивши
 Хэ-йа!!!




 * * *
Сыч ухает, хохочет,
Обидеть больно хочет.
У- ухает- заходится:
-Образина, уродица!

У-у, родится ж такая
Горбатая, кривая
И жиденьки волосики,
И прыщ сидит на носике.

Не носике- носище,
И над губой усищи,
Нет, ладно, просто усики,
Такие вот лапусики.

У- ухает, хохочет,
Обидеть больно хочет
У- ухает, заходится:
-Какая ж, ты, уродица!

А я не обижаюсь
И, где-то, соглашаюсь,
И правда не красавица,
И не пытаюсь нравится.

Бедовица, горюха,
Уже почти старуха
Седа да тело ветхое,
Душа лишь диво редкое.