Курица и петух
Жили-были петух и курица. Жили-поживали, ладили во всем, год за годом обустраивали свое жилище и наживали цыплят. Но вот цыплята стали подрастать, и курица, высидевшая каждого из них и много времени проводившая с ними, стала со временем, все более ревниво относиться ко всему, что говорил петух цыплятам. А, уж если он журил кого-нибудь из них, за шалости или дерзкие поступки, то курица немедленно превращалась в разъяренную клушку, смотревшую на петуха сквозь очки ярости и материнской ревности и, очки эти, превращали его в хищника, от которого нужно было во что бы то ни стало, какой угодно ценой защитить своих деток.
Почему ты нас ненавидишь? Этот коварный и несправедливый вопрос-утверждение, исподволь появился в ее словесном вооружении и все чаще слышали подрастающие цыплята из уст матери это грозное обвинение в адрес их отца. И, раз такое говорит мама, тоже начинали думать - почему же папа их ненавидит, тем более, что он за их проделки иногда и шлёпал и ругал их.
То, что они были и его детки и, он их любил всем сердцем и всем существом своим и хотел только блага для них, что естественно для петуха так же – как и для курицы, их маме почему-то в голову не приходило.
Она не редко думала про себя и эти думы все более определяли ее поведение и отношение к супругу: петух он и есть петух, всегда может уйти в чужой курятник, а вот мои цыплята – они всегда мои, они мои кровиночки, они и есть моя семья, они всегда будут со мной. Петух же известно для чего курице нужен, да вот еще пусть пропитание да блага всякие добывает. И еще пусть радуется, что ему кукарекать разрешается. Так размышляла она и все больше убеждала себя в своей правоте.
Петух и в самом деле становился каким-то не таким, каким она его встретила когда-то. Она вспоминала свои встречи и свидания с ним, себя молоденькую, ждущую любви и, хоть и не любила она его, но, жизнь есть жизнь, ведь и замуж пора, видя что он то ее любит всерьез, решила больше не испытывать судьбу, не ждать орла и, дала согласие на его страстное предложение…
И чудно же ей было поначалу смотреть на его глупую от счастья физиономию. И даже удивительно. Он, любя ее, во всем соглашался с ней, даже тогда, когда она из интереса капризничала и поступала по отношению к нему не очень хорошо и даже не справедливо. Но ведь он же любил ее, ведь сам же выбрал ее из многих других молодок, что порой заглядывались на него, вот и пусть теперь выполняет все прихоти своей избранницы – она же осчастливила его, не отвергнув его руки и сердца.. А могла, могла, припомнила она свои колебания и сомнения – идти за него замуж или еще подождать. И свое согласие, враз определившее всю ее и его последующую жизнь, и отсутствие тепла в доме.
Так они и жили довольно долго, он – в розовых очках влюбленности, она в тягучем терпеливом разочаровании жизни с нелюбимым. Постепенно петух начал ощущать холод супруги. Ведь пелена влюбленности, как известно, со временем ослабевает, и сквозь нее обычно становится хорошо видны, возросшие и хорошо окрепшие к тому времени узы дружбы, уважения, преданности, взаимопонимания и, конечно же, любви, пусть ровной, неброской, не сумасбродной, но искренней и до последних дней…
Ничего этого петух не увидел, а ощутил он вдруг пустоту вокруг себя, одиночество в своем собственном доме, среди милых и дорогих ему существ.
Вот тогда и случилось то, что он, увидев в очередной раз ее дерзость, но не имеющий уже розовых очков - поднял голос на нее. А для нее это был шок. Как! Как он посмел закричать не нее, да еще в присутствии ее детей! И она бросала ему вновь и вновь: за что ты нас ненавидишь! И, видя, как ранят его эти несправедливые слова, еще не раз и не два стреляла ими и каждый раз без промаха, с очень удачным для разрушения семейного очага результатом.
И вот, из дома ушел дом, остались стены, диваны, ковры и прочая начинка, по настоящему ценная и теплая лишь там, где живет Любовь.
Цыплята, с измальства не приученные матерью чтить и уважать отца уж за одно то только, что это их отец, постепенно перестали уважать и мать, хоть и любили ее, но это не мешало им и обижать ее, периодически демонстрируя неуважение к ее словам, просьбам, а то и нуждам. Перестали они уважать и друг друга. Что ж, там, где нет авторитета, там нет и авторитетных, там ни к кому почтенья нет.
Но зато в том, что осталось от дома, был теперь очевидный и явный для всех виновник - петух, утративший свой петушиный задор, фантазии, жизнерадостность и часами безразлично сидевший с поникшей головой и опущенными крыльями. Но разве от этого кому-то стало хорошо?
24 июля 2004г
Свидетельство о публикации №107092302383