Роберт Сервис. Баллада о коктейле из ледяных черве

Явился Браун в Доусон, пробив тропу в лесу,
Был в тёплых вязаных чулках, с очками на носу;
Был кожей по воротнику и по плечам обшит –
Когда он не охотится, ружьё на ней лежит.
Таков был весь его наряд, что каждый видеть мог:
То сам великий Перси Браун, охотник и стрелок;
Он в австралийском буше смог прикончить кенгуру,
И зайца, не жалея ног, сумел загнать в нору;
С песцом полярным справился почти без лишних слов,
А в Африке он страуса свалил из двух стволов.
К тому всё это говорю, чтоб знал простой народ:
Известен Перси Браун был не меньше, чем Нимрод*.

Хлестали виски, от греха все окна затворив,
Сам Шкипер Грэй и Дьякон Уайт, и с ними Блэк, шериф.
И Шкипер Грэй сказал: «Эгей! А этот Браун лих!
С чего так надувается – он круче нас троих?»
Сказал шериф: «Он горделив – взошла с морозу спесь,
Всем говорит, что старожил, прожив неделю здесь».
«Святая правда, мужики», – их Дьякон перебил, –
«Я знаю, как нам остудить и нрав его, и пыл.
Сойдёмся вместе в кабаке; как все нажрутся в дым –
Тогда из этого хлыща мы сардо** сотворим».

Под вечер в баре «Маламут» объявлен общий сбор.
Веселье брызжет, парни пьют, нестроен пьяный хор.
И в час, когда ночной разгул дошёл до потолка,
Внесло майора Брауна потоком сквозняка.
Узрев очки и брюки-гольф, в которых Перси был,
Полсотней пьяных голосов народ в восторге взвыл.
Вопя: «Забавно! Ну и ну! Хорош! Гляди, гляди!» –
Столпились возле новичка, а Дьякон – впереди.
«Добро пожаловать!» – он шум перекричал едва, –
«Сочтёт за честь вам руку жать полярная братва.
К нам хваткий парень и стрелок пришёл издалека,
И все юконцы этот день запомнят на века.
Что замолчали? Гостя нам приветствовать пора…
Ура чичако*** Брауну!» Народ взревел: «Урра!»
Смутился Браун, покраснел, а Дьякон Уайт в ответ:
«Извольте – перед вами здесь весь доусонский цвет.
Одно стремление у всех, один огонь вдоль жил –
Вам честь воздать и званье дать – «костлявый старожил».
Такое званье обретёт лишь тот, кто жил тут год –
В цветенье трав, и в ледостав, и в майский ледоход.
И – настоящий старожил аляскинских кровей
Всенепременно пьёт коктейль из ледяных червей».

«Прекрасно!» – Перси отвечал, – «Мне это по плечу.
Давным-давно я замечал, что сардо стать хочу.
Я убедился – ваш мороз в дугу любого гнёт,
Но должен в Лондон я отбыть – какой там ледоход?
И вот ещё – прошу простить, не слышал никогда, –
Коктейль – известное питьё… Но – черви изо льда?»
Сказал Уайт: «Про них слыхать вы не могли, майор,
В снегу их можно увидать, на склонах Синих Гор.
Там есть островершинный пик, стоит особняком,
И в день, когда повеет юг весенним ветерком,
Горит он пламенем, высок, над синевой долин –
Увенчанный снегами Бог, полярный исполин;
А синий цвет – хоть верь, хоть нет, увидишь без очков –
Рожден кишеньем скопища чернильных червячков.
Их мучает голодный зуд – нет корма в том краю,
Они друг другу зад грызут, спасая жизнь свою.
Покуда не растает снег – грызут, чтобы расти,
И успевают вымахать аж дюймов до шести.
Когда ж по кочкам вспухнет мох, теплынь и благодать,
По норкам прячутся врасплох, и год их не видать».

«Занятный вздор», – сказал майор, – «сойдёт за новизну.
Я, прежде чем глотать червей, разок на них взгляну».
«Нетрудно», – молвил Дьякон Уайт, – «нам бармен принесёт
Замаринованных червей, что пролежали год».
Но бармен Билл печален был едва ли не до слёз:
«Совсем в запасе нет червей – ушли в коктейли, босс!
А впрочем… Есть! Я приберёг десяток покрупней
Для этих… для би-олухов… для чокнутых парней».
Полез он в ящик выдвижной, и банку из стекла
Нашёл не сразу – глубоко запрятана была;
А в ней – один их только вид мог вызвать тошноту –
Клубком сплетались червяки, утоплены в спирту.
Большие, сероспинные, и желчной синевой
Мерцает жирное брюшко под мерзкой головой.
Их Билл на вилку подцепил – глядите, каковы:
В четыре дюйма червяки с хвоста до головы.
Воскликнул Дьякон: «Хороши! То ж красота сама!»
А Браун фыркнул и сказал: «Отвратнее дерьма!
Меня вы разыграли, друг. Я шляпу дам в заклад,
Что эту муть нельзя сглотнуть – враз вылетит назад».
«Проклятье!» – крикнул Уайт. – «Эй, Билл, смешай-ка поживей
Четыре порции питья, мне – парочку червей».

И Билл священнодействовал, серьёзен был и строг,
Своё искусство бармена он выказал как смог;
Он шейкером жонглировал, летал вперёд-назад,
И вот четыре порции на стойке стали в ряд,
На дне бокалов червяки – пестры, сочны, жирны, –
Насмешливо таращатся из пьяной глубины.
Забаву чуя, весь народ столпился в плотный круг,
И Шкипер Грэй сказал: «Смелей! Бокал берите, друг».
Но Перси с отвращением тряхнул башкой, как лев:
«Вы пойло это мерзкое не выпьете. Всё – блеф!»
«Порядок», – молвил Дьякон Уайт, бокал свой поднял ввысь –
В нём червяки захлюпали, как лягушачья слизь.
И парочка – шериф и Грэй – бокалы подняла,
Да так, что по толпе зевак как будто дрожь прошла.
Воскликнул Дьякон: «Пейте, друг! До дна – и шире грудь!
Глотнуть червячного питья – для сардо что чихнуть!»
И, запрокинув головы и сделав три глотка,
Питьё своё прикончили три ловких мужика
И облизнулись. И в упор испуганный майор
На всех троих уставился, потом очки протёр,
На свой невыпитый бокал он искоса взглянул,
И перекорчился в душе, и чёрта помянул.
В него уперлась сотня глаз – безмолвна и тупа,
Притихла в ожидании глазастая толпа.
Он руку протянул вперёд – взяло веселье всех;
Отдёрнул руку он назад – издёвки, шутки, смех;
Бокал он всё же ухватил, поднёс его к рту,
Глоточек малый проглотил, смиряя тошноту;
А чёртов ледяной червяк внезапно всплыл со дна,
Синеголов и красноглаз – вся мерзостность видна.
И мрачный тип в углу изрёк: «Эй, франт, уж коль ты тут,
Кончай ломаться, пей до дна – ты видишь, люди ждут!»
И голоса толпы слились в единый грозный хор:
«Ты метишь в сардо, новичок? Давай глотай, майор!»

Хоть и закрыл майор глаза – он чувствовал: вот-вот
Почти под самый под кадык утроба подопрёт.
Он понял: ходу нет назад, толпа подзавелась –
Ему придётся проглотить чудовищную мразь.
Разбушевался грубый сброд, злораден и жесток.
Да будет так… И он с трудом втянул ещё глоток,
Ещё один, ещё один… И пуст бокал. И вот:
«Ура майору Брауну!» – вопит кабацкий сброд.
Его на плечи подняли и начали качать,
Не мог он ни благодарить, ни даже отвечать,
Вся внутренность его тряслась, со страхом чуял он:
Вот-вот проглоченная мразь захочет выйти вон.
Он побледнел как полотно, и пот глаза залил.
«Мне надо выйти, господа», – он жалобно скулил.
И, вырвавшись из сотни лап движением плеча,
Он пулей вылетел за дверь и задал стрекача.

Историю лукавую узнал весь городок.
А Браун? Странной славою он гневно пренебрёг.
Розыгрыш придумал Дьякон – червяков сработал он
Из подкрашенных чернилами обычных макарон.
______
*Нимрод - ветхозаветный персонаж, "сильный зверолов перед Господом".
**Сардо - аляскинский и юконский старожил.
***Чичако - новичок, новоприбывший.

THE BALLAD OF THE ICE-WORM COCKTAIL

To Dawson Town came Percy Brown from London on the Thames.
A pane of glass was in his eye, and stockings on his stems.
Upon the shoulder of his coat a leather pad he wore,
To rest his deadly rifle when it wasn't seeking gore;
The which it must have often been, for Major Percy Brown,
According to his story was a hunter of renown,
Who in the Murrumbidgee wilds had stalked the kangaroo
And killed the cassowary on the plains of Timbuctoo.
And now the Arctic fox he meant to follow to its lair,
And it was also his intent to beard the Arctic hare...
Which facts concerning Major Brown I merely tell because
I fain would have you know him for the Nimrod that he was.

Now Skipper Grey and Deacon White were sitting in the shack,
And sampling of the whisky that pertained to Sheriff Black.
Said Skipper Grey: "I want to say a word about this Brown:
The piker's sticking out his chest as if he owned the town."
Said Sheriff Black: "He has no lack of frigorated cheek;
He called himself a Sourdough when he'd just been here a week."
Said Deacon White: "Methinks you're right, and so I have a plan
By which I hope to prove tonight the mettle of the man.
Just meet me where the hooch-bird sings, and though our ways be rude
We'll make a proper Sourdough of this Piccadilly dude."

Within the Malamute Saloon were gathered all the gang;
The fun was fast and furious, and the loud hooch-bird sang.
In fact the night's hilarity had almost reached its crown,
When into its storm-centre breezed the gallant Major Brown.
And at the apparation, with its glass eye and plus-fours,
From fifty alcoholic throats responded fifty roars.
With shouts of stark amazement and with whoops of sheer delight,
They surged around the stranger, but the first was Deacon White.
"We welcome you," he cried aloud, "to this the Great White Land.
The Arctic Brotherhood is proud to grip you by the hand.
Yea, sportsman of the bull-dog breed, from trails of far away,
To Yukoners this is indeed a memorable day.
Our jubilation to express, vocabularies fail...
Boys, hail the Great Cheechako!" And the boys responded: "Hail!"
"And now," continued Deacon White to blushing Major Brown,
"Behold assembled the eelight and cream of Dawson Town,
And one ambition fills their hearts and makes their bosoms glow –
They want to make you, honoured sir, a bony feed Sourdough.
The same, some say, is one who's seen the Yukon ice go out,
But most profound authorities the definition doubt,
And to the genial notion of this meeting, Major Brown,
A Sourdough is a guy who drinks ... an ice-worm cocktail down."

"By Gad!" responded Major Brown, "that's ripping, don't you know.
I've always felt I'd like to be a certified Sourdough.
And though I haven't any doubt your Winter's awf'ly nice,
Mayfair, I fear, may miss me ere the break-up of your ice.
Yet (pray excuse my ignorance of matters such as these)
A cocktail I can understand – but what's an ice-worm, please?"
Said Deacon White: "It is not strange that you should fail to know,
Since ice-worms are peculiar to the Mountain of Blue Snow.
Within the Polar rim it rears, a solitary peak,
And in the smoke of early Spring (a spectacle unique)
Like flame it leaps upon the sight and thrills you through and through,
For though its cone is piercing white, its base is blazing blue.
Yet all is clear as you draw near – for coyley peering out
Are hosts and hosts of tiny worms, each indigo of snout.
And as no nourishment they find, to keep themselves alive
They masticate each other's tails, till just the Tough survive.
Yet on this stern and Spartan fare so rapidly they grow,
That some attain six inches by the melting of the snow.
Then when the tundra glows to green and nigger heads appear,
They burrow down and are not seen until another year."

"A toughish yarn," laughed Major Brown, "as well you may admit.
I'd like to see this little beast before I swallow it."
"'Tis easy done," said Deacon White, "Ho! Barman, haste and bring
Us forth some pickled ice-worms of the vintage of last Spring."
But sadly still was Barman Bill, then sighed as one bereft:
"There's been a run on cocktails, Boss; there ain't an ice-worm left.
Yet wait . . . By gosh! it seems to me that some of extra size
Were picked and put away to show the scientific guys."
Then deeply in a drawer he sought, and there he found a jar,
The which with due and proper pride he put upon the bar;
And in it, wreathed in queasy rings, or rolled into a ball,
A score of grey and greasy things, were drowned in alcohol.
Their bellies were a bilious blue, their eyes a bulbous red;
Their back were grey, and gross were they, and hideous of head.
And when with gusto and a fork the barman speared one out,
It must have gone four inches from its tail-tip to its snout.
Cried Deacon White with deep delight: "Say, isn't that a beaut?"
"I think it is," sniffed Major Brown, "a most disgustin' brute.
Its very sight gives me the pip. I'll bet my bally hat,
You're only spoofin' me, old chap. You'll never swallow that."
"The hell I won't!" said Deacon White. "Hey! Bill, that fellows fine.
Fix up four ice-worm cocktails, and just put that wop in mine."

So Barman Bill got busy, and with sacerdotal air
His art's supreme achievement he proceeded to prepare.
His silver cups, like sickle moon, went waving to and fro,
And four celestial cocktails soon were shining in a row.
And in the starry depths of each, artistically piled,
A fat and juicy ice-worm raised its mottled mug and smiled.
Then closer pressed the peering crown, suspended was the fun,
As Skipper Grey in courteous way said: "Stranger, please take one."
But with a gesture of disgust the Major shook his head.
"You can't bluff me. You'll never drink that ghastly thing," he said.
"You'll see all right," said Deacon White, and held his cocktail high,
Till its ice-worm seemed to wiggle, and to wink a wicked eye.
Then Skipper Grey and Sheriff Black each lifted up a glass,
While through the tense and quiet crowd a tremor seemed to pass.
"Drink, Stranger, drink," boomed Deacon White. "Proclaim you're of the best,
A doughty Sourdough who has passed the Ice-worm Cocktail Test."
And at these words, with all eyes fixed on gaping Major Brown,
Like a libation to the gods, each dashed his cocktail down.
The Major gasped with horror as the trio smacked their lips.
He twiddled at his eye-glass with unsteady finger-tips.
Into his starry cocktail with a look of woe he peered,
And its ice-worm, to his thinking, most incontinently leered.
Yet on him were a hundred eyes, though no one spoke aloud,
For hushed with expectation was the waiting, watching crowd.
The Major's fumbling hand went forth – the gang prepared to cheer;
The Major's falt'ring hand went back, the mob prepared to jeer,
The Major gripped his gleaming glass and laid it to his lips,
And as despairfully he took some nauseated sips,
From out its coil of crapulence the ice-worm raised its head,
Its muzzle was a murky blue, its eyes a ruby red.
And then a roughneck bellowed fourth: "This stiff comes here and struts,
As if he bought the blasted North – jest let him show his guts."
And with a roar the mob proclaimed: "Cheechako, Major Brown,
Reveal that you're of Sourdough stuff, and drink your cocktail down."

The Major took another look, then quickly closed his eyes,
For even as he raised his glass he felt his gorge arise.
Aye, even though his sight was sealed, in fancy he could see
That grey and greasy thing that reared and sneered in mockery.
Yet round him ringed the callous crowd – and how they seemed to gloat!
It must be done . . . He swallowed hard . . . The brute was at his throat.
He choked. . . he gulped . . . Thank God! At last he'd got the horror down.
The from the crowd went up a roar: "Hooray for Sourdough Brown!"
With shouts they raised him shoulder high, and gave a rousing cheer,
But though they praised him to the sky the Major did not hear.
Amid their demonstrative glee delight he seemed to lack;
Indeed it almost seemed that he – was "keeping something back."
A clammy sweat was on his brow, and pallid as a sheet:
"I feel I must be going now," he'd plaintively repeat.
Aye, though with drinks and smokes galore, they tempted him to stay,
With sudden bolt he gained the door, and made his getaway.

And ere next night his story was the talk of Dawson Town,
But gone and reft of glory was the wrathful Major Brown;
For that ice-worm (so they told him) of such formidable size
Was – a stick of stained spaghetti with two red ink spots for eyes.