Эпизоды из прошлого

 От войны у всех проблемы,
 Каждый ранен – это факт.
 Автор.

Настанет ли забвенье
О страшных днях войны,
О детском поколении
Из горя и беды.
Возможно, и не нужно
Мне память бередить,
Но ту войну, то детство
Не смог я позабыть.
И хочется для внуков,
Как велел поэт,
Каждой буквой-звуком
Вспомнить боль тех лет.
Долго иль не долго,
Это как сказать,
Но почти три года
В моём селе был враг.
Сначала самолёты
Откуда-то взялись:
Пули просвистали
И бомбы взорвались.
Мы – дети-малолетки,
И нам война ничто,
Но вскоре повзрослели,
Познав и страх и боль.
Со страхом мы глазели
В ящик из досок,
В котором куски тела –
Погиб земляк, дружок.

А слёзы, женщин слёзы,
Почти что каждый день,
От вражеской угрозы
Отнять, убить детей.
И вскоре немец лютый
Угнал всю молодёжь –
В степи ведь не укрыться,
От гада не уйдёшь.
Он матерь-одиночку
С ребёнком лет шести
Заставил, пёс фашистский,
В Германию уйти.
А поп, румын бредовый,
Указ «святой» издал:
Крестить детишек снова,
А на дворе – январь.
Детей в мороз трескучий
Доставили в райцентр,
И в храме дьяк могучий
Устроил им купель.
Детишек застудили,
Ведь та купель во зло,
Соседа схоронили,
А мне вот повезло.
Но, слышишь, внук желанный,
С тех пор, да и теперь
Нос мой стал поганым –
«Сопливит» каждый день.
А если чуть остыну,
Так в груди моей
Сразу что-то «клинет»
И кашель каждый день.

Уже в годах я, старый,
Но в памяти моей:
Взрывы, дым, пожары,
Боль и стон людей.
Стонала мать-отчизна,
Стонал её народ
От ига, от фашизма,
От горя и забот.
Я дважды в день молился –
Так велела мать.
С детством я простился,
В рабстве стал страдать.
С голодом уж свыкся –
Тяжко было всем.
Жизнь на грани риска
Почти что каждый день.
Нет аптек, лекарства,
Нет совсем врачей.
Жизнь раба ужасная,
Особенно детей.
Мне памятны моменты
Из многих дней войны,
Как будто неприметны,
Но выслушай, пойми:
Сижу как-то на печке,
Увожу свой взгляд,
Смотрю как фриц-ариец
Смакует мармелад.
На кусок «эрзаца»,
На тоненький совсем,
Он, примерно с палец,
Намазал маслом хлеб.
А с верха, не жалея,
Мармелад кладёт
И, словно издеваясь,
Слюнявит бутерброд.
Ох, тошненько мне стало
И свело живот,
В глазах вдруг потемнело –
Голод меня бьёт.
Навек запомнил муку –
Как хотелось жрать….
И вижу немца руку
И в ней тот мармелад.

Да! На жилища наши
Войны пути легли:
Войска страны и вражьи
Туда-сюда прошли.
И в хате нашей сельской
Походный жил народ:
И наш солдат советский,
И враг, солдат чужой.
И были «старожилы»,
Их я узнавал,
И даже по-немецки
О чём-то толковал.
Слова были простые –
Махорка, вассэр, брот,
Но вдруг фашисты злые
Скривили злобно рот.
Один в мундире чёрном
Схватил меня, орёт
И взмахом не притворным
Из рук «пустил в полёт».

По кругу я летаю,
От страха весь дрожу,
На помощь уповаю:
-Ма-а-ма! Мам! – ору.
И мама появилась:
-Отдайте сына, пан!
А немцы веселились,
Орали: «Партизан»!
Мать меня схватила,
Стоит еле дыша:
Ведь в хате штаб-квартира,
Входить туда нельзя.

Мать – божественна защита
От лиходеев и врагов.
Много слёз за нас пролито,
За дочерей и за сынов.
Мир – частица её ласки,
Природной нежности, любви.
Мать – святое в мире счастье,
Святость эту береги.
Образ матери не гаснет,
Уподоблен он звезде:
Лучезарен и прекрасен,
Строг и мил, он свет в душе.
Мать – венец в природе дикой,
Ей суждено порой страдать.
Мать – творец любви великой,
А с ней и жизнь и благодать.

Война, болезни, вши заели…
Днём и ночью кутерьма.
Вошь ночная – враг на теле,
Зудит от вшей днём голова.
Вместо мыла – зола из печки.
(Растворы щёлочью зовут).
Бельё жарят в русской печке,
А вши живут, по мне ползут.
Мать гребнем голову расчешет,
«зверюшки» подают на стол,
ноготками их порежет –
Везде от «трупов» моя кровь.
Я днём снимал с себя рубаху,
Проверял все швы-рубцы
И ногтями, как на плахе,
Вшей казнил до темноты.
Ногтями драл и своё тело,
Раненья кожи там и тут –
Вошь окопная умело
Вызывала в теле зуд.

Когда «немцу» страшно стало
На поле русском воевать,
Он очень быстро, без бравады
Стал «манатки» собирать.
Зима в тот год была сырая –
ни проехать, ни пройти,
и пришлось фашисту срочно
искать дороги и пути.
И днём и ночью канонада –
Враг куда-то бьёт да бьёт.
Пушки прятать им не надо:
село надёжный фрицу дзот.
Мы тревожно наблюдали
Как идёт вокруг война.
Стальные птицы прилетали –
На крыльях красная звезда.
Однажды все мы содрогнулись,
услышав рёв машин вблизи,
«Ястребки» звездой сверкнули,
колонну мигом засекли.
На силу грозную без рати
В окно с опаскою гляжу,
А под матрасом на кровати
Сашка брата сторожу.
Его в Германию угнали,
А он как птица улетел,
И когда мы ночью спали
Влез в окно, Он жить хотел.
 Через село уж не проехать,
нам сельчанам повезло,
и фашист в объезд поехал
через высотку за селом.
И наши птицы-самолёты
На танки ястребом летят,
И танк уже один пылает,
Другие скрыться норовят.
Взрывы, взрывы и лохмотья
На избы сельские летят –
«Ястребки» врага молотят,
вот это радость для ребят.
Вдруг избушка содрогнулась,
Меня отбросило волной,
И в тот миг, когда очнулся,
Увидел сумрак за окном.
Там горел немецкий транспорт,
Груженный сотнями гранат.
Он теперь уже не страшен,
Лишь груз опасен для ребят.
«Игрушки» дети находили –
это множество гранат,
находки тайно мы копили
и в скалах стали их взрывать.

Суматоха нарастала –
Фашисты в панике бегут,
Машины и танки побросали,
Кричали: «Гитлеру капут».
И тишина в селе настала.
Фашистов нет, а ни души.
Вчера ещё село страдало,
А нынче пой или пляши.
Но вдруг на дальнем косогоре
Все приметили солдат.
Бабы вскрикнули: «Нам горе»…
И стали сажей лик марать.
Солдаты стройною колонной
В село разбитое вошли,
У них на шапках и погонах
Как маки звёзды зацвели.
И день в тот миг перевернулся:
Вопли, слёзы, крик и стон –
Страх исчез, народ очнулся,
Ушли на миг и горе, и боль.
За счастье бабы что-то пили –
Победы дни в село пришли.
А мать две сумки снарядила –
Отец и брат на фронт ушли.




Война село похоронила –
Она сгубила мужиков.
Война и баб вскоре добила,
И нет старух и стариков.
Село и хаты опустели –
Вдовы умерли, ушли,
А мы – дети, повзрослели
И по миру разбрелись.

 КОНЕЦ

12 марта – 09 апреля 2005 г. СПб