Вспоминая деда...

– Тогда мы еще отступали,
Не помню, какой рекой.
А раненных отправляли
Паромом с передовой.
Паром небольшой, всего то
Телеги на две, на три.
Они ж по нему с самолета
Весь день: от зари до зари.
Товарищ мой, что с Покровки,
Поклясться могу, не врет.
Тогда из своей винтовки
Немецкий сбил самолет.
Попал, говорил, в пилота.
И сразу же наповал...
– За всю войну, и в пехоте,
Такого вот не видал.
– Давай еще по чекушке.
(Хоть дед мой почти не пьет).
За каждой, сынок, речушкой
Не выставишь пулемет.
Не спрятать и батареи
Зениток ударный строй.
Уж, если он, сволочь, бреет,
То тут, все, что есть, долой.
Все правила и уставы,
И всякую дребедень…
– Да, немец – солдат бывалый,
Любил погонять мишень.
– Но, чтоб самолет бабахнуть,
Прицелившись из ружья…
– Все то же, что девку трахнуть,
Не снявши, пардон, белья.
Наслушался краснобаев,
Им что: сочиняй листки.
– Они, сынок, воевали,
За шпалы и сапоги.
– Да, если бы не Морозко,
И немец, не поленись.
До самого до Свердловска
Ей Богу бы доплелись.
– Где правда, где кривда, где выверт?
Тогда лишь открой грызло…
– Три раза в меня, и на вылет…
– Конечно же – повезло.
– Где только не стыли ноги?
– На Висле сильней всего.
Нас всех подвело убогих,
Их польское барахло.
Всю роту переодели
А немец, как тот Фома,
Орал из своей траншеи,
“Русс, польский снимай форма!”
Дед помолчал немного.
– Кто видел войну – поймет.
Нам новый приказ, и с Богом…
На вкопанный пулемет.
Бежим, а по нам молотят.
Умел воевать фашист.
Да так, что в пятки уходит,
И прячется целая жизнь.
По нам пулеметом и миной.
Мы матом за всех отцов...
Бегу и все вижу спины
Бегущих со мной бойцов.
Вдруг что-то яркое слева,
И небо упало ниц.
Тогда почти до колена
Мне ногу оттяпал фриц.
Я этого не сразу понял,
Рванулся подняться и
Упал, и от жуткой боли,
Отсохли мои мозги.
Уже потом в медсанбате.
Неделю, другую прожив.
Мне так говорили, батя,
Считай, что все, отслужил.
А то, что ногой короче,
Так это ж почти любя.
Спроси любого, кто хочет
На раз заменить тебя.
– Нашлись бы, таких не мало,
Но совесть – она не врет.
– Всех тех, кто к земле припали,
По-прежнему кто-то ждет.
– Теперь только к дому, Ванька.
Детишек своих обнять.
С женою, да после баньки,
Как следует провоевать.
Забросить к чертям погоны.
Домой, и чего скрывать,
За чаркою самогона…
Вдруг станешь войну вспоминать.
Убитого насмерть друга,
Окопы и блиндажи.
И чистую зелень луга,
И дальние миражи.
А где-то припомнишь Бога,
За то, что тебе помог.
– Домой тебе, путь-дорога.
Да только один сапог.
– Давай, еще по чекушке.
– Но бабке моей, молчок...
На небе Луна краюшкой,
И громко поет сверчок…