В саду, под яблоней, на струганном столе

В саду, под яблоней, на струганном столе
В июне, августе, а может в сентябре
Лежал мой томик избранных стихов,
И муравьи гуляли между строк,

Пытаясь буковки отдельные схватить,
Прижать к себе, на плечики взвалить
И утащит, наверно, в муравейник,
Что защищал колючками репейник.

Я наблюдал за ними, улыбаясь,
Душой расслабясь и инстинктом восхищаясь –
Ведь не тащили буковки с газеты,
Где были тещею завернуты котлеты.

Нет, их тянуло к творчеству Поэта,
Как каждого рожденного эстета,
пренебрегая пищей, рвались к духу,
который через час привлек и муху.

Но эта не крала, она читала!
 В восторге крылышки колючками чесала,
Что покрывали лапки цекотухи,
А дочитав, присела мне на руки:

- Мол, что же ты? Листай свои стихи.
Я вся дрожу в восторге и любви!
И я листал, она ползла по строкам
Задумчиво, немного боком.

Потом я отлучился по нужде.
А возвратился: Ничего себе!
Зеленая, глазастая лягушка,
Раздутая, как все равно подушка,

Сидела и глядела на меня:
- ква-ква,- сказала,- Я восхищена!
- Мефодий Выгребной, прозаик и Поэт.
Хочу вас пригласить сегодня на обед.

Закуски нет, но это – ничего.
Есть брага в фляге и черничное вино.

Я пил вино, пустив лягушку в флягу,
 пел под гитару всякую «бодягу»,
Та подпевала изредка :- Ква-ква.-
В начале августа, а может сентября…

Потом я заболел надолго и серьезно.
Врачи сказали:- Пил неосторожно.
А я то знал, что ночью съел лягушку
Похожую на вздутую подушку.

По пьянее все кричал:- Люблю!-
И подносил любимую к лицу.
Та вырвалась и прыгнула прям в рот,
А я икнул, сглотнул…и вот.

Но этот стих я посвящаю ей.
Я написал его в больнице после щей,
Вдруг вспомнив, осознав себя Поэтом,
и этот случай то ли осенью, то ль летом.
 ****