Бедная, влюблённая колдунья

Посреди безудержного мрака,
Где-то в самом центре пустоты,
Красотой своей подобно Афродите,
Родилась она из темноты.

И её душа не знала боли
Страх животный душу не терзал.
Знала, все покорны её воле,
В честь неё был дан весь этот бал.

На балу она сияет ярко,
Чёрным светом истинной Лиллит.
Как пылают губы её жарко,
Бездна тёмных глаз её манит.

И ни сил, и воли нету боле
Раз лишь только взглянешь на неё.
Словно верный пёс, по доброй воле,
Сам клубком свернёшься ты у ног её.

И в твой разум не проникнет ужас,
Чёткого сознания того,
Что внутри сияющей богини
Жажда крови есть и больше ничего!

В час, когда последним поцелуем
Забирает все твои мечты,
Смерти твоей радостно ликует
Ей – «Люблю» - прошепчешь всё же ты.

Но твои терзанья ей не ясны,
Голод снова мучает нутро.
И не зная, чем его насытить,
Другой пёс ласкает ей бедро.

Вот кровавый бал её в разгаре,
Каждый перед нею преклонён.
И в рубиново-агатовом угаре
Чётко виден один ясный взор.

Вдруг смятение в глазах колдуньи,
Кто он? Почему не покорён?
Вся заинтригованная лгунья,
Поднимаясь, покидает трон.

В каждом её шаге искушенье
Дикий блеск охотницы в глазах.
На его лице ж лишь отчужденье
Словно прибывает он во снах.

Облик его чист и бесподобен,
Словно был Селеной порождён,
Видит она, глаз с неё не сводит,
Только он всё так же отчуждён.

Смотрит он и лишь рукой небрежно,
Поправляет прядь волос у лба.
«Знаю, ты коварна безнадежно,
Но я так же верю, что добра».

Не боясь немилости и гнева
Руку он её в свою берёт
ИЮ не ожидаясь крика возмущенья,
К трону на руках своих несёт.

Он в колдунье бурю усмиряет,
Силой. Чистотой своих речей.
Голод в ней на время угасает,
Блекнет адский свет её очей.

Много так столетий промелькнуло,
Всё вели они свой разговор.
Вот она к его груди прильнула,
Он с неё не сводит также взор.

Но века, они летят часами,
А года – они так, словно миг,
Да она заслушалась речами,
Но ведь рождена была Лиллит.

И её нутро опять проснулось,
Вечный голод снова взял своё.
И своим смертельным поцелуем
Выпила до дна всего его.

И когда, пресытившись добычей,
Посмотрев любимому в глаза,
Тихо прошептала, еле слышно:
«Ты прости, я по-другому не могла».

И хотела вновь уйти в забвенье,
Убивая и неся раздор,
Только в памяти её всё чаще,
Стал являться его светлый взор.

И не в силах боль в груди умерить,
И не в силах голод утолить,
Убивая – плачет и ликует,
А ликуя – плачет и кричит!

И когда приходит полнолунье,
Вся терзаясь от совей тоски,
Бедная, влюблённая колдунья
Расширяет чёрные зрачки.