Незнакомец

Роща спит. И мрак трехмерный
До конца не поглотил
Оттиск листьев на переплетенье
Бодрствующих настороженно лип.
Тень, разбавленная влагой,
В глубину свою манит,
На клубок аллей прохладных,
В берендеев лабиринт.
Тишина почти пещерно
В дымной сырости звенит.
Там по каплям равномерно
Каплет с неба сталактит.
Или, может, это шепот
Лип внимательных шуршит,
Отступающих от тропок,
Чьи-то чувствуя шаги,
И со всех сторон с опаской
Окружая пришлеца,
Чтоб дрожащую неясно
Тень прочесть его лица?
А пока казалась спящей,
Среди скрещенных ветвей,
Взгляды лип в засаде пряча
От непрошенных гостей.
Смех их в рощу закатился.
Пал с платформы меж огней.
Зароптали разом листья
На волне густых ветвей.
С осужденьем раскачались
Кроны сдержанные лип
Языками звонов дальних,
Колокольной бронзой ли?
В шуме ветренном полощет
Покаянных Магдалин
Расшумевшуюся рощу
В жалобном отчаяньи.
И, спустившись по с натугой
Удержавшимся стволам,
Докатился и до слуха
Протяженный шумный шквал.
Беззащитно оторвался
Приглушенный смех от губ
И зигзагами метался,
Потеряв из рощи путь.
Этот гул, упавший с неба,
Настоящий властелин,
Существующий отдельно
От ему покорных лип.
Он, маэстро звуков белых,
Исторгающий набор
Реактивных децибелов,
Передумал и замолк.
И по каплям снова каплет
С веток влажных тишина.
Человеку непонятно:
С шумом как сжилась она?
Нет в языческой природе
Абсолютно властных сил.
Каждый собственной покорен
Каждый сам свой господин.
И поэтому смиренно
Липы в ночь погружены,
Потому что спрятан, верно,
Идол и у тишины.
Вновь чугунное молчанье
Подпружинило шаги,
Отдается будто в чане
Скрип подошвы о пески.
Роща слушает и смотрит.
Слух ее насторожен.
Кто он, этот одинокий?
Кто он и зачем пришел?