Избивайте нищих! Ш. Бодлер

Не далее как в прошлый weekend стал невольно участником одной очень оживлённой дискуссии. Место действия - ремонтная площадка в одном из дышащих на ладан детских садов.
Участники - Ваш покорный слуга, молодая девушка, начинающий юрист и дама, работающая начальником отдела в одной фирме, очень хорошо помнит Олимпиаду-80. И 10 человек с интересом слушающих и иногда бросающих реплики. Обстоятельства - все заняты делом: кто красит батареи, кто размывает потолок, кто зачищает окна. Все уже порядком устали, но отступать некуда. И вот зашёл разговор о благотворительности. Дама заявляет, что то, чем мы занимаемся, крайне неправильно. Люди привыкают к халяве. Мы тут приехали, помогли им, они сказали спасибо, и продолжают жить как ни в чём ни бывало, дожидаясь, пока кто-нибудь другой не приедет и ещё чем-нибудь не поможет. Надо сделать так, чтобы они сами всё делали, пробудить у них желание трудиться. Цинизм - робко пытаюсь возразить, думая про себя, а зачем вы, милая дама вообще ехали сюда. В дискуссию вступает начинающий юрист и продолжает развивать тему, начатую дамой. В это время несколько человек из массовки начинают усиленно шипеть, кряхтеть, покашливать и жутко вращать глазами, показывая на дверь. В дверях стояла эта, халявщица. Повариха из этого садика. Пока мы работали, она предоставила в наше распоряжение кухню, и чем могла, помогла женщинам приготовить обед на 14 человек. Наконец-то её присутствие было замечено участниками диспута. О, это было как масло в огонь. Громко, и с новыми аргументами. Никто не хотел замолчать.

В связи с этим вспомнилось.
"В течение двух недель я сидел взаперти в своей комнате, обложившись книгами, бывшими в моде в то время( лет 16-17 тому назад); Я имею в виду книги, где говорится об искусстве сделать народы счастливыми, мудрыми и богатыми в 24 часа. Итак, я переварил, проглотил, хочу я сказать, всю болтовню этих предпринимателей народного блага - тех, что советуют всем беднякам стать рабами, и тех, что уверяют их, будто все они низвергнутые цари. Не покажется удивительным, что я был тогда в состоянии духа, граничащим с умопомешательством или с отупением.
Мне чудилось лишь, будто в самой глубине моего ума я почувствовал смутный зародыш какой-то идеи, высшей, чем все эти бабушкины рецепты, словарь которых я только что пробежал. Но это была лишь идея идеи, нечто бесконечно смутное.
И я вышел из дому с сильнейшей жаждой, потому что пристрастие к плохому чтению возбуждает соответственную потребность в чистом воздухе и прохладительном питье.
Я уже собрался зайти в кабачок, когда какой-то нищий протянул мне свою шапку с одним из тех незабываемых взглядов, которые опрокидывали бы троны, если бы дух мог двигать материей и взор магнетизёра - ускорять созревание винограда.
(...)
Голос же шептал мне следующее: " Только тот бывает равен другому, кто это докажет, и только тот достоин свободы, кто сумеет её завоевать".
Немедленно же я ринулся на моего нищего. Одним ударом кулака я подбил ему глаз, который вздулся как мяч. Я сломал себе ноготь, выбивая ему пару зубов (...)
Бросив затем наземь ударом ноги в спину, достаточно сильным, чтобы раздробить ему лопатки, этого ослабевшего 60 летнего старика, я схватил валявшийся на земле толстый сук и стал колотить им лежавшего с упорным усердием поваров, желающих получить мягкий бифштекс.
Вдруг - о,чудо! о радость для философа, проверяющего превосходство своей теории! - я увидел, что этот старый остов повернулся, выпрямился с живостью, которую я бы никогда не заподозрил в столь разбитой машине, и с взглядом, полным ненависти, который показался мне д о б р ы м п р е д з н а м е н о в а н и е м, старый бродяга бросился на меня, подбил мне оба глаза, вышиб четыре зуба и той же самой веткой отколотил меня на все корки. Своим энергичным лекарством я вернул ему гордость и жизнь.
Тут я стал всячески делать ему знаки, давая понять, что я считаю наш спор оконченным, и, поднимаясь с удовлетворением софиста из Портика, сказал ему: "Государь мой, вы мне ровня, сделайте мне честь разделить со мной мой кошелёк; и помните, если вы действительно филантроп, что ко всем вашим собратьям, когда они станут просить у вас милостыню, надо прилагать ту самую теорию, которую я имел огорчение испытать на вашей спине".
Он мне поклялся, что понял еёи что будет следовать моим советам."
(Из цикла "Парижский сплин. Стихотворения в прозе")

Дискуссия наша сама собой сошла на нет. За поварихой пришли дети, а у нас наметился перекур.