Анна Аркадьевна
было моей верой".
А. Жулавский. "Одержимая".
Когда, охвачен сплином, ты лежишь,
Перебирая струны мандолины,
И в потолок бессмысленно глядишь,
Стараясь в трещинах угадывать картины,
Не мучай струн – для грусти нет причины.
Свой праздный ум гламуром позабавь,
Займи его игрой для посвященных:
Ну например, кощунственно представь
Каренину. Без платья. В панталонах.
(Широких, в сборочку, на бедрах приспущённых.)
Вот с Вронским в поезде знакомится она.
Флиртует с ним, а он флиртует с ней.
Они не замечают, что она обнажена,
Ведь это плод фантазии твоей,
А значит – прочь стесненье, будь смелей!
Вот эпизод другой: торс выставлен наружу.
Увлекшись, в сладострастном кураже,
Скандалит Анна со своим несчастным мужем,
А он не видит, что супруга неглиже.
(То видишь только ты, я говорил уже.)
Грудь вялая, с узором синих веток,
Трясется кнопками скукуженных сосков,
А на спине следы глубоких меток
От снятого корсета и шнурков
Остались отпечатком сброшенных оков.
На скачках, в театре, на балу, в столовой
У Анны странный, инфернальный вид.
В нелепых панталонах, полуголой
Она на службе пред иконами стоит,
И климакс линзами в глазах ее горит.
А вот любовнику закатывает сцену:
Власа распущены, как есть, дезабилье,
Снует по комнате, винит его в измене.
(Отметим в скобках, что такое дефиле
Поставить мог лишь современный кутюрье.)
Склоняя Вронского вступить в законный брак,
Попутно пуговки на лифе проверяя,
Она в балетном фуэте вдруг закружилась так,
Что мы, со стороны за Анной наблюдая,
В восторге замерли, вращения считая.
Я вижу, ты повеселел немного
И даже инструмент подале отложил.
Что ж, хватит трещин в потолке для эпилога –
Их будто специально случай прочертил
И он же плесенью, где надо, оттенил.
Чтоб сплин твой окончательно развеять,
Продолжим вязь рисунков толковать.
Ну, например: подмышки Анна бреет,
Или она, пред тем как умирать,
Зануду Левина ведет к себе в кровать.
Теперь не въявь, а тоже понарошку
Представь, что там, у бездны на краю,
Каренина, ее супруг и Вронский
Вдруг изменяют в корне жизнь свою,
Объединившись в шведскую семью.
Судьбу Карениной зеркально отражая,
В углу две линии образовали крест.
То сын Сережа, эстафету принимая,
Подрос и с мамой совершил инцест
(На потолке так много скользких мест).
В другом углу, где сырость проступает,
Пятно являет нам еще один секрет...
Однако хватит – время наступает
Закольцевать классический сюжет
О том, как Анна покидает высший свет.
Вообрази, что перед тем, как лечь на рельсы,
Она под платье не надела панталон.
И вот, хмельные вездессущие путейцы
(Они в то время дружно орошали склон),
Услышав громкий вопль, полезли под вагон.
На насыпь вытянув из-под колес две половинки,
Дивились хамы наготе, разинув рот.
Потом, почесывая пах через ширинку,
Один из них сказал: «Ну, бабы! Во народ!
Уж больно волосаты ноги и живот!..»
О том, что видели, писателю Толстому
Они решили телеграммой сообщить,
Добавить по сто грамм по случаю такому,
А тушку к доктору в санчасть препроводить,
Чтоб зад к спине покойнице пришить.
Смотри: по центру, чуть правее абажура,
Дубовый гроб, толпа, оркестр, цветы.
Свисают ленты на венках, как сигнатура,
Рецептом вечным от житейской суеты,
И даты выбиты на аверсе плиты.
Толстой с Онегиным, Белинский с Честертоном
Скорбят и низкие поклоны бьют,
Бюль-Бюль Оглы с Иосифом Кобзоном
За упокой души вполголоса поют
(А за углом путейцы водку пьют).
Лежит в гробу любви свободной жрица.
Могильной синью тронуты виски.
Вдруг шевельнулись у Карениной ресницы.
Сквозь саван, будто виноградные стручки,
Червями извиваясь, проросли соски.
Восстав из гроба, руки протянула,
Из-под ногтей сочится серый гной,
В конвульсиях дрожит мускулатура,
И взгляд пустых глазниц блуждает над толпой –
Взыскующий, злопамятный, немой.
Шагнула раз-другой и, изогнувши шею,
Взлетела, далеко внизу оставив Летний сад.
В толпе, собой от горя не владея,
Каренин с Вронским, взявшись за руки, стоят
И взглядом Анну провожают в ад...
Прости, мой друг, я напугал тебя немного.
Конец романа можно изменить.
Жива Каренина. Ей оторвало ногу.
Теперь романов Анне не крутить,
Нет денег у нее, чтобы протез купить.
Стоит на паперти за подаянием старуха,
Слюна, пузырясь, изо рта течет,
В лохмотьях, с костылем, всегда под мухой,
Смердит, икает, заживо гниет...
Ну, как тебе подобный поворот?
Зачем, прижавшись к стенке, ты лежишь,
Пытаясь спрятаться за декой мандолины?
Зачем со страхом в потолок глядишь?
Надеюсь, понял ты? Для грусти нет причины –
В извивах трещин так заманчивы картины...
11. 9. 2007
Свидетельство о публикации №107091100738
А интересный вопрос - почему именно Каренина настолько не дает покоя гражданам? Не хваленая, и тоже истеричка - Наташа Ростова, не Настасья Филипповна, не говоря уж о тургеневских барышнях. Потрясающе необычный сюжет? Да не сказать, чтоб... Эротических сцен вообще нет (если только домыслить...)) Так почему? Есть предположение, что хитрость в каком-то загадочном и тонком обмане, что написан роман ради чего-то другого, важного для автора, а история любви лишь хитрая приманка для читателей...
Елена Владеева 06.10.2017 18:31 Заявить о нарушении
Спасибо, Леночка, что не отругали за этот давний мой текст, скорей хулиганский, чем со-чувственный))
Восенаго 07.10.2017 07:39 Заявить о нарушении
Елена Владеева 07.10.2017 17:03 Заявить о нарушении
Не знаю, Леночка, что водило пером Льва Николаевича, когда он задумывал свою "Анну". Знаю только, что тот, кто любит творчество Достоевского, как правило, не принимает прозу Толстого. По крайней мере, в моем случае это в точности так.
Восенаго 08.10.2017 07:43 Заявить о нарушении
Елена Владеева 10.10.2017 19:21 Заявить о нарушении