Айсберг русской поэзии

Согласен – сравнение не из лучших. Во-первых, поэтическая субстанция – отнюдь не лёд. А уж если лёд, то с обязательным дополнением – и пламень. Во-вторых, банально. Кто только и с чем только не сравнивал эту плавучую громадину: «одна шестая над водой и пять шестых в воде». Но пусть – банально, зато верно. Ведь айсберг, попав в тёплые либеральные воды, начинает медленно, но верно таять.
Возьмём поэзию последнего полувека. В надводной части имён 20-30. И первое – Рубцов. И второе – Рубцов. И третье… У нас повелось так: талантов много, а п о э т – один («наше – всё»). По рецепту супа: мясная кость в бульоне.
Мне ведь не то обидно, что Рубцова (да хоть Кузнецова) превознесли выше облаков, а что Брагина, практически, не заметили.
Один знакомый литератор недавно в газетной статье посетовал, что Брагина мало печатали, совсем не показывали по телевизору. Насчет TV – это утопия. Что касается печати: книги выходили и регулярно, причём, в столичных издательствах. Одна из них, правда, (в начале 80-х) по приказу высокого чиновника была уничтожена: т.е. практически весь тираж попал под нож. Анатолий Иванович Брагин сам показывал мне экземпляр, где специально для автора был вклеен ярлычёк по поводу замеченных опечаток: «На стр. 96 вместо: тираж 20 000 экз. следует читать тираж 2 000 экз.». Но если бы эта книжка все-таки вышла – вряд ли что изменилось. «Я хочу быть понят родной страной, а не буду понят – что ж, по родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь» – писал когда-то Маяковский. Почему Брагин при всей своей народной искромётности и весёлой русской печали (т.е. при таком уникальном сочетании качеств) прошел стороной? Великий Кожинов не включил в свою обойму? «Новый мир» ни разу не напечатал? «Наш Современник» не раскрутил? Не в том дело. Мне посчастливилось выступать однажды вместе с Анатолием Ивановичем перед публикой. Констатирую: народу он понравился, даже очень:

Вот уважил, так уважил!
Мне в мой светлый день рожденья
Подарил кирпич бумажный,
Дурака произведенье.
Я из корок сделал стельки
Для ботинок «Скорохода»,
А нутро повесил к стенке
Для семейного расхода.
По листочку на день
Хватит до другого дня рожденья.
Ну, а там готовь, приятель,
Новое произведенье!

Наш народ любит скоморохов. Но его кумир должен быть строг и лиричен до мозга костей. Как Есенин с Рубцовым. Тут непременно требуется некий розовый конь, на котором можно долго скакать по холмам и долам. У нас, коли поэт берется писать о войне – у него всё четко и ясно: это - наш, это – враг. А у Брагина – с подковырочкой:

Взрывники сносили храмы
В честь иных святых идей,
Не учитывая нравы
Перепуганных людей.
А потом, когда сердито
Отступали до Москвы,
Не хватало динамита
За собой взрывать мосты.

Ведь известно со школьной доски: земля круглая, Пушкин убит Дантесом, Лермонтов – Мартыновым. Варианты – исключаются. А Брагин опять за свои домыслы:

Приснилось мне, что на дуэли
Мартынов все-таки убит,
А Лермонтов за это дело
В Бутырской крепости трубит.
Сидит в тюрьме, а не на даче,
Стихи печальные творя,
А Пушкин носит передачи
Ему украдкой от царя.
Друг по несчастью
И по музам осознает его удел:
Сам за дуэль с одним французом
Четыре года отсидел!

Ну, хорошо: ёрников у нас не привечают. А вот был другой поэт Александр Тихомиров. В сорок лет погиб: попал под электричку, поскользнулся.

Ах ты, милочка моя,
Не печалься, Лидка!
Вот могилочка моя –
Синяя калитка.
От росы сверкает крест,
Лавочка отволгла…
Пусть я тут один как перст,
Буду долго-долго!

Удивительно целомудренный поэт. Чистый, как слеза ребенка. Мне он гораздо дороже того же Рубцова. Это личное. Но почему мимо вас, читатель, прошли его стихи? Хотя бы эти:

Я мир сравнил сегодня с огромным пауком –
Всё время ложь плетет он без причины,
И столько нужно скинуть паутины,
Чтоб ясным взором посмотреть кругом!
Я путы одолел (однажды повезло!),
А что открылось мне – и говорить не стоит.
Да, на земле борьба – зло борется со злом…
Добро же что-то потихоньку строит.

А еще в подводной части айсберга такие разные поэты как Алексей Королев и Сергей Потехин. Один живет на Арбате, другой в заброшенной деревушке Костромской области.
Столичный житель – эстет – из лучших отечественных звукописцев:

Облака пришли в упадок –
Пали на лоток.
Словно сок плодовый сладок,
Облака глоток.

Сельский – из рода юродивых. К нему однажды столичное телевидение нагрянуло, так он от них в лес сиганул. Правда, меня в гости зазывал: «Забабашкина Вадима видеть мне необходимо: выпить с ним винца стакан за трудящихся всех стран». В 1980-м я открыл его по подборке в «Юности»:

Узелок с заплаткою
Позабыт под горкою.
Ищем правду сладкую,
А находим горькую.

Только в России можно бросаться такими поэтами!
А еще Александр Башлачёв. СкАжете, ну, кто ж его не знает. Его до сих пор рок-авторитеты иначе как гением не именуют. Отвечу: а причем тут рок-музыка. Башлачёв плоть от плоти русской поэзии. Это такой самородок – каких в ХХ веке поискать! Его лучшее – аналогов не имеет.

И тихо встанет печаль немая.
Не видя, звезды горят, костры ли.
И отряхнется, не понимая,
Не понимая, зачем зарыли.
Пойдет вдоль речки да темным лесом,
Да темным лесом поковыляет,
Из лесу выйдет и там увидит,
Как в чистом поле душа гуляет…

Мы живем в искаженном мире. Русская история фальсифицирована. У нас Иоанн Грозный до сих пор олицетворение тирана и кровопийцы, Дмитрий Донской на Куликовской битве всё еще бьётся с золотоордынцами. У нас русская поэзия – поставлена с ног на голову. Радиоведущего Андрея Дементьева – «а еще гениальнее слушали вы» - все знают, а кто читал уникального Алексея Бердникова?
И вновь возвращаясь к образу айсберга: «Плывёт. Куда ж нам плыть?..»