Стихи 2005года

ДЕНЬ
Сегодня день знамений и открытий,
Сегодня день сердечных передряг.
Сегодня день, исполненный наитий,
Развёрнутых во весь земной размах.

Ещё вчера чуть тлело огневище,
И тонкой струйкой дым чуть голосил.
И Минотавр души не знал, что ищет,
Но всё искал. И из последних сил

Слеза катилась лопухам в ладони,
Иван-да-Марья мёрзли у огня.
Звеня росой, не гарцевали кони,
Но всё же ждали нынешнего дня.

И он пришёл, день вздохов и открытий,
День пламенных от страсти передряг.
День в капельках причудливых наитий,
Разбрызганных во весь земной размах.

В АЛЖИРЕ СНЕГ…
В Алжире снег. И здесь гуляет стужа,
И здесь метет, который день подряд.
Зову тебя. Решаю, ты мне нужен,
И засылаю письма в звездопад.

В Алжире снег, Такого не бывало!
Но нам с тобой, как видно, всё равно.
Я, распаляясь как печка, танцевала,
А ты в морозы завивал окно.

В Алжире снег, сугробы, что утёсы,
В них зябнут минареты и мосты.
Ты поиграл в ответы, я – в вопросы,
Была игра, как приступ тошноты.

В Алжире снег. И здесь зима-гулёна
Метёт метлой, который день подряд.
И стынет жизни серая ворона,
Склевав летевший мимо звездопад.

*** *** ***
Постой, не уходи, водой из крана
Не убегай, шипя на всё подряд.
Кто в этой жизни, поздно или рано,
Друг другу не сказал: «Ты виноват!»

Мне ж оправданьем будет, ты послушай,
Кадушки тёплой дрожжевая суть.
И белый день, где под расцветшей грушей,
Нам счастье в счастье пролагало путь.

*** *** ***
Ветка сливы так красива,
Спящий кот во сне герой.
Жжётся в уголке крапива,
Суслик скачет под горой.

Бьют баклуши ветры рьяны,
Зыбь на море, зыбь в душе.
Нас не звали, мы не званы,
Да забыли нас уже!
*** *** ***
Не протяну я эту зиму.
Ну, что ж, сложу тогда в корзину
Свои стишки. И понесу,
Держа корзину на весу.

Авось, кто купит за пятак,
А нет – тогда отдам за так.
Пускай читает, как я в зиму,
Тащила смертную корзину.
*** *** ***
И уходить как будто рано,
Остаться? Нет, не в моготу.
Течёт ручьём вода из крана,
Проходит всё. И я пройду.

Меж берегов, почти неслышно,
Неосязаемо почти.
И запрягая душу в дышло
Взмолюсь: «О, Боже, отпусти!»
*** *** ***
Девочка смешная, озорная,
На подножку прыгнула трамвая.
И слетела, сил не находя
Удержаться. Бедное дитя!

Девочка лежала на дороге,
Рядом с ней сочились кровью ноги.
Но душа, на небо улетая,
Пела оды страшному трамваю.
*** *** ***
Любовь убили. Тишь да гладь,
На перекрёстках нет бродяжек,
Что слова без любви не скажут,
Хоть вроде «мать» и «перемать».

И всё круглее колобок,
И всё извилистей душонка.
И воют все как будто тонко,
Да что теперь, какой в том прок!



*** *** ***
Я поглупела враз и сразу,
Я очерствела до нельзя.
Без жалости разбила вазу,
И уткой нарекла гуся.

Слона посудного пустила,
В хрусталь укутанный дворец.
И сердце, как яйцо, разбила,
Чтобы изжарить, наконец.

*** *** ***
В потемках островерхих башен,
Средь витражей, оконных рам.
Среди мирского, нам не страшно,
Увидеть раны, много ран

На теле, на телах пропащих,
Болящих, связанных бедой.
Но, как и прежде, мирно спящих,
Хоть и идущих чередой.

*** *** ***
И мы зажмурили глаза
От солнца, что пылало свечкой.
Над пыльной улицей и речкой,
На миг один, на полчаса.

И слёзы тут же потекли,
По капле складывая лужи.
И их ладонями утюжит,
Проказник луч небесной тли.

*** *** ***
Я поделюсь с тобою хлебом,
Отдам последнюю краюху.
Я уступлю тебе всё небо,
И как Ван Гог отрежу ухо.

Я окроплю тебя стихами,
И обустрою быт, как надо.
Я поделюсь с тобою снами,
Под черемховою оградой.

Но не проси, мне жаль делиться,
Летят последние минуты.
Минуты, чтоб успеть влюбиться
И разлюбить, под фу-ты, ну-ты!


ДВЕ ТЁТКИ
Две тётки шли,
Одна была в зелёном,
Другая в жёлтом,
Следом шла любовь,
Невидимая им.
И утончённо,
Отставив локоток, несла морковь,
Ещё в земле, невымытую, но
Увидеть теткам не было дано,
Как та морковь пылала от стыда,
Их разговор услышав.
Та, что вся в зелёном,
Ругалась как сапожник.
Мол, она,
Ему, гулящему, всегда была верна,
А он крутил романы, словно гайки…
А та, что в жёлтом, прятала лицо и говорила:
- Точно, он бродяга,
Печать поставить негде, он такой,
Он юбки не пропустит ни одной!
Морковь стыдилась, а Любовь всё шла…
Я это видела девятого числа.
*** *** ***
Этот месяц был жёлтый и мягкий,
Весь прозрачный до самого дна.
Он листвяных букетов охапки,
Разыгравшись, бросал у окна.

Только утки свои караваны,
Всё равно собирали тайком.
Только ветры, тайфуны, бураны,
Шли сквозь звёздный рассвет босиком.

Я за ними бежала врасхристку,
Впрочем, незачем было бежать.
И разыгрывать горе-артистку,
Чтоб себя на плаву удержать.
*** *** ***
Мы как две вороны, над одним кусочком,
То ли жизни нашей, то ли над едой.
Нам с тобой, как будто, голод мало страшен,
Пострашнее будет нас разлить водой.

Только отчего же, мы так прозаично,
Тщимся разуверить, слов не находя.
Каждому по вере – утверждая ересь,
Каждому по капле, синей от дождя.






*** *** ***
Но позволь, разве искренны, нежны,
Разве пламенны, жадны, страстны,
Наши встречи с налётом надежды,
Наши сказки у старой сосны.

Но позволь, ты не ведаешь меры,
И наотмашь, с размаху, на «АХ!»
Рубишь всё, где ты не был тем, первым,
Испытавшим любовь, словно страх.

Но позволь, я пока что живая,
Я дышу, говорю и пою.
Я, конечно, тебя понимаю,
И себя от тебя не гоню.

Но ты так разошёлся речами,
Так пустился любовь обличать.
Что её несравненное пламя,
Стало как-то тускнеть и мельчать.

Но позволь, разве искренны, нежны,
Разве страстью великой страстны,
Наши встречи и наши надежды,
Наши сказки у старой сосны.

*** *** ***
В тот час и я склонилась перед силой,
И тот час ты, душою опустел.
Мне говорили: «Ты всегда красива!»,
Но кто тогда красивого хотел?

Ты не хотел, а я не убедила,
Мне не хватило времени и сил.
И вот теперь душа твоя остыла,
Ты в пепелище душу превратил.

Но я опять цепляюсь за былое,
Восстановить по зёрнышку хочу.
И к Богу, что ещё стоит за мною,
Подобно самурайскому мечу

Я простираю руки, уповая
На разум, что пешнёй не перебить.
На душу, что спасаю и спасаю,
Чтобы ты мог и верить и любить






*** *** ***
Наверно, мы чуть-чуть другие,
Отличные от всех иных.
И наши души не глухие,
Раз слышат вопли всех больных.

Но сами заразясь проказой,
Идут и, прячась в балахон,
Глядят на мир белесым глазом,
И видят, что враждебен он.

*** *** ***
Я раньше плакала навзрыд,
А нынче хохочу беспечно.
Не потому, что не болит,
А что болит уж больно вечно.

И что среди корявых дней,
Мне, как всегда, не хватит места.
И что дракон, чтоб быть смешней,
Расквасит лоб квашнёй без теста.

Я раньше мёрзла, как апрель,
А нынче, как июль, потею.
Но лодку посадив на мель,
Я всё же выбраться не смею.

*** *** ***
Так трудно быть шероховатой,
И гладкой – непосильный труд.
И жизнью быть слегка распятой,
Конечно, сразу не дадут.

Слегка распятой? Непристойно!
 По полной надо, чтоб из глаз,
Летели, выстроившись стройно,
Личинки боли всякий раз.

*** *** ***
В лежачей позе шаловливой,
Я всем кажусь такой счастливой!
Такой изысканной, как лань,
Такою чёткою, как грань.

Грань между солнцем и луной,
Меж мятою и беленой.
Меж бирюзой и абрикосом,
Между ответом и вопросом.


*** *** ***
О, горе мне такой бедовой,
Мне бес в ребро вонзил стилет.
За то, что я своей ендовой,
Черпала счастье столько лет.

И не копила, раздавала,
Своим, чужим, кто подойдёт.
И счастья как-то вдруг не стало,
Исчезло счастье. Целый год

Его пытались, словно зверя,
Поймать, и ставили силки.
Но счастье в пропасти безверья,
Спасалось от своей тоски.

И до сих пор сплетают руки,
Рыдают, даже голосят,
Худые вымокшие муки,
Белее белых поросят.

О, горе мне, такой бедовой,
Мне бес в ребро вонзил стилет.
За то, что я своей ендовой,
Черпала счастье столько лет.

*** *** ***
А липы таяли в цвету,
И испускали запах лета.
В стоячем облаке рассвета,
В вечернем зареве, в саду.

И на каштаны лёг июнь,
И на берёзы и на ивы.
И кони расплескали гривы
На горизонты. Только дунь,

Повей клубничным ветерком,
Повей черешневым загаром.
И вспыхнут чудеса пожаром,
И из пещеры выйдет гном.

Сапфиры бросит в небеса,
Для чуда так немного надо!
Лишь только миг – и вот награда,
Сапфирно-звёздная роса.

Над липой, что плывёт в цвету,
В тончайшем запахе душистом.
Чтоб предрассветным утром чистым,
Дремали облака в саду.


*** *** ***
Мы хороши, как зайцы под осиной,
Мы веселы, как рыбы под водой.
И говорливы, как горшки из глины,
И ненасытны, как столы с едой.

Нам не носить зелёные береты,
Нам не любить рапиры и батист.
Нам не читать бульварные газеты,
Не танцевать, как Батька-анархист.

Нам не иметь достойного партнёра,
Нам не лежать под вишнями в саду.
Ты меня слышишь, я уеду скоро,
На моё счастье, на твою беду.
*** *** ***
Ухожу, ухожу, ухожу.
Расцветают фиалками дали,
Разменяю их цвет на медали
И уходом тебя награжу. Ухожу от тебя, ухожу.

Отпусти, отпусти, отпусти.
Над прощанием звёзды застыли,
И туманы, как лодки уплыли,
И растаяло небо в горсти. Отпусти ты меня, отпусти.

Позабудь, позабудь, позабудь.
Я растаяла эхом во мраке,
Я сменила все числа и знаки,
Чтобы только себя не вернуть. Ухожу. Отпусти. Позабудь.
*** *** ***
То ли забылась, то ль забыла,
То ли вернулась, то ль ушла.
То ли прощалась, то ль любила,
То ль потерялась, то ль нашла.

То ли оставила привычно,
Привычку видеть тихий сон.
И то, что жило симпатично,
И что звучало в унисон

С холодным утром снегопадным,
Под жёлтый крокус на столе
И со стишком моим нескладным,
И жаркой искрою в золе.

Почти забылась полуночно,
Вернулась тут же, в чём была.
Но что-то потеряла, точно,
И больше это не нашла.

ПРОДОЛЖИМ
Продолжим бледный разговор,
Слова ползут, как те мокрицы
И отворачивают лица,
Чтоб взгляд не уловить в упор.

И испугаться: «Нет, не мы, бродили тут,
Окстись, болезный!»
Свинцовый лоб в забор железный
Врубился, искры среди тьмы.

Продолжим. Мёдным янтарём,
Приклею пальцы к полотенцу.
И полонезами по сердцу
Шагну. Но мы уже не ждём,

Что сразу перехватит дух,
Что сразу истончают нити.
От слов летящих, словно пух,
В Брюсселе или же в Мадриде.

Продолжим. Вот так канитель!
Окстись, болезный, я другая.
Стихи пишу про прелесть рая,
Но рай за тридевять земель.

А здесь и взгляды не в упор,
Здесь разговор бледнее дыма.
Мишень из сердца – стрелы мимо,
Все как одна в забор, в забор!
Продолжим?

*** *** ***
И кот рыбак, и я русалка,
И мухомор, как боровик.
И в огороде солнце-палка,
Подсолнухам качает лик.

Звезда, разбитая в осколки,
Осколки измололись в пыль.
Ежи запрятали иголки,
В легенды превратилась быль.

И так всё складненько сложилось,
Что хоть с подливой подавай.
Но только видишь, не решилась,
Ломать с тобою каравай.

Так и осталась я – русалка,
Мой мухомор, что боровик.
И в огороде солнце-палка,
Подсолнухам качает лик.


*** *** ***
Сломалось у любви крыло,
Ей не взлететь на однокрылье.
И тут же вьюги запуржили,
Снегами дали замело.

Но только схлынули снега,
Как цвет подснежниковой чащи.
Хоть тем одним крылом, но машет,
Под звуки музыки Дега.

Под трепетанье синих звёзд,
Что в липы опустили лица,
Чтоб пить любовь и раствориться,
По весям изумрудных вёрст.

*** *** ***
Я в свой каштанный день похлопочу,
И выпрошу себе немного влаги.
Чернильно-синей, чтобы на бумаге,
Писать слова про ветер и свечу.

Про их союз антогоничных сил,
Единство борьбу противоречий.
Про их порыв «в холодный зимний вечер»,
Про их покой, что души возносил.

Я в свой каштанный день себя прощу,
И отпущу грехи свои и страсти.
И начерчу, бледнея, на запястье,
Что больше оправданий не ищу.

*** *** ***
Я созвучна сегодня всему:
И тому, как грибы прорастают,
Как, клубясь, облака зацветают,
И как волны стучат о корму.

Я созвучна мурлыкам кота
И снегам, что под солнцем истлели.
Дню любому на этой неделе,
Сквознякам, что свисают с моста.

Я созвучна умению жить,
Безобразно, легко, бестолково.
В этом есть, несомненно, основа,
И ведущая красная нить.

Я созвучна…
 
*** *** ***
Мне бы солнечный восход,
Посадить на грядку с луком.
И коней запрячь не цугом,
Может, задом наперёд.
Мне бы рыкнуть, аки лев,
Винтокрыло вспенить небо.
И купив буханку хлеба,
У дороги важно сев
Угощать, кто подойдёт,
Миллионщик иль ворюга.
Я к тому, что друг без друга,
Нам с тобою жизнь не мёд.
*** *** ***
Жизнь шутила, а я подыграла,
Жизнь казнила – мне с гуся вода.
Жизнь поэму писала устало,
Когда грянули вновь холода.
И ледышками стали чернила,
И синея, икает душа.
И от холода сердце сводило,
Но поэма текла неспеша
По страницам, усыпанным солью.
Указатели – грани из друз.
Жизнь шутила, казнила фривольно,
И играла со мною в союз.

РАЙСКИЕ ПТИЦЫ
Эти дивные райские птицы,
Отвернулись и спрятали лица.
И ушли ранним утром в тайгу,
Увязая по крылья в снегу.

Эти бедные райские пташки,
Не имели ни тёплой рубашки,
Ни кальсон, утеплённых внутри,
Чтоб не мёрзнуть в разгаре зари.

Эти райские птички-пичуги,
Позабыв про свои же заслуги
Уходили, дрожа, по утру,
Наигравшись в чужую игру.
*** *** ***
Осыпали каштаны цветы,
Словно дождь, белоликие ляпы,
Опадали прохожим на шляпы,
Усыпали собою мосты.
Отцветая не нужен уже
Никому, даже малому гному,
Ни тому, кто придумал оскому,
И надёжно впечатал в клише.

*** *** ***
Идеален арбуз в полосатости звонкой,
Он совсем не похож на пушистый комок.
Он совсем не похож на корову Бурёнку,
Что в душистом хлеву заперта на замок.

Я же тоже пока не похожа на вьюгу,
И берлогою дом величать не спешу.
Даже сердце своё, как медвежью услугу,
Я в сердечном кармане ношу и ношу.

*** *** ***
Одна сторона чёрная,
Другая и вовсе красная.
На одной стороне вороны,
На другой – сплошные согласные.

На одной стороне море Лаптевых,
На другой – Тибет с Гималаями.
На одной стороне лавы, кратеры,
На другой – троллеи с трамваями.

Только есть бесстороние полое,
Нет там чёрного, нет там красного.
Короли там, как правило, голые,
И Елены, совсем не прекрасные.

И оно, бесстороние, ведает,
И решает, как ему хочется.
Кем сегодня паук пообедает,
У кого голова заморочится.

И на чьей стороне абрикосины,
Без воды засыхают стаями.
На краю перелётной осени,
В красно-чёрное улетаемой.

*** *** ***
Дождь в бриллианты украшал,
Ветвей изящные ладони.
Копытом в двери били кони,
И осень, открывая бал.

Всех приглашала в тронный зал.
В тот зал, где бархатные стены,
Светились янтарём осенним,
И плавились внутри зеркал.





ПИСЬМА
Мне осень посылала письма
В конвертах жёлтых. Сколько их
Не долетело, стёрлись числа,
Слова пропали, канул стих.

И разорвалось сердце в плаче,
И вздохи потекли рекой.
Но вдруг любви кудрявый мячик
Был брошен, чтобы быть со мной.

Чтоб ограждать от писем этих,
В конвертах жёлтых, без числа.
Чтоб в сене, скошенном в рассвете,
Я всякий раз уснуть могла.

*** *** ***
Ах, не надо, не стоит, не надо,
Надевать на проказу вуаль.
В ананасах искать шелкопряда,
В безморалии – смысл и мораль.

И солому стелить на дорожку,
Где идти – даже днём не пройдёшь.
И дрожащей рукою безбожной
Резать вены, шепча: «Ну и чтож!»

Нет, не надо, не стоит, не стоит…
Но исходится воплем душа.
И обузою тело неволит,
Безобразно и мерзко греша.

*** *** ***
Я не знаю, конечно, не знаю,
Где проходит терпенья межа.
И чья хата окажется с краю,
И кто сядет в ночи на ежа.

И кто слёзы низая, как жемчуг,
Словно звёзды на млечную нить,
Станет в этот, чуть сумрачный вечер,
Душу лунным рассветом сушить.

*** *** ***
Ботиночки на тонком каблучке,
Печатали ажурные узоры.
А им во след гремели медью шпоры,
И эполет горел на седоке.

И лошадь танцевала краковяк,
И ножнами подрагивала шпага.
А каблучки плели ажурность шага,
Под дзинь-дзилинь и трепетное – звяк.


*** *** ***
Перелом не руки, не колена,
А души коренной перелом.
Ночью в небе порхает Селена,
Беззаботно порхает при том.

Что её наши подлунные страсти,
Что ей миг или вечности сыр.
Что паденья, что выбросы счастья,
Что потёчные слёзы чернил.

Что ей я и мои переломы,
Хоть души, хоть колена – смешно!
Только видела, молятся гномы,
На неё, как на Бога, в окно

Слюдяное, в пещере забытой,
В сталакитном капельном лесу.
И душой, как киркою, изрытой,
Держат сердце земли на весу.

*** *** ***
Разрешите прикинуться веткой,
Сухостоем позвольте побыть.
Иль из лыка сплетённою клеткой,
Иль лопатой, чтоб счастие рыть.

Разрешите стать мусорной кучей,
Головастиком юрким в пуду.
Или ивою томно-плакучей,
Или зубом дырявым во рту.

Разрешите ходить по роялю,
По диезно-бемольным полям.
И прикинувшись звёздною кралей,
Воскурить для души фимиам.

-Разрешите! - кричу как по нотам,
Будто выжила я из ума.
Вновь на счастье прошу по субботам,
А по будням я счастье сама.

*** *** ***
Предположим – хороша,
И умна ещё к тому же.
Даже голос не простужен,
Но вот нету ни шиша.

Даже то, на чём сижу,
Что ношу – чужие вещи.
Что моё, так это клещи,
Сердце рвать карандашу


СОСТОЯНИЕ СТРЕССА
Вгоняю себя в состояние стресса,
Принцесса ли я? Возможно, принцесса.
А если же нет, то дурная бабища,
Что жадно себе приключения ищет.
Не плачет за мною и пёс шелудивый,
Зачем ему плакать плакучею ивой?
Не важно, что жалко, пройдёт если надо,
Пройдёт эта жалость в калитку из сада.
Пройдёт иль проедет, скрипя в поворотах,
С завойною миной на клавишах нотах.
Гоняю себя спозаранку до ночи,
А стресс всё трясёт, и сдаваться не хочет.
На белость каштановых свечек на теле
Мой крик упадёт бездыханным апрелем.
И скатится вниз, где грибная завеса,
Махнёт рукавом: «Ах, бабища-принцесса!»

МЕДИТАЦИЯ (грусть)
В чистом воздухе, хлопьями снега,
Тает конец моей жизни.
Лёгкий туман, дырчатой кисеёй,
Обнимает дальние дали.
Звонкий сверчок, тёплой печки начальник,
Просит прощенья за то,
Что хлопьями снега,
Тают в пространстве последние дни.

*** *** ***
Мне ничего сейчас не надо,
Ни облаков, ни жёлтых лун.
Мне в окна веется прохлада,
От звона разомлевших струн.

Но почему-то сердце просит,
Купаясь в звонах белым днём.
Того, что взгляды не выносят –
Песчинок схваченных огнём.

*** *** ***
Иль прогони, или убей,
Иль капни яду в глубь фиала.
Чтобы тебя не узнавала,
И чтоб не липла, как репей.

Не убеждала отпустить,
Цепями скованную душу.
И выбрав море, а не сушу,
Любить его, тебя любить.


*** *** *** П. К,
Прошло «Одиннадцать минут»
Любви, похожей на усталость.
И вот уже крадётся старость,
Как в глубине голодный спрут.
И вот уже скрипит душа,
Бессоловьино вянут розы.
И по щекам, ручьями, слёзы,
Текут, слезинками шурша.


*** *** ***
Себе я выбрала луну
Тугую, как головка сыру.
И с ней теперь иду по миру,
Страну, меняя на страну.

Везде немного поживя,
Не привыкаю и не плачу.
Мне улыбается удача,
И счастье ждёт везде меня.

От всех бессовестных обид,
Хранит меня моя удача.
Моя луна, мой сырный мячик,
Играет на ветвях ракит.

Не полонезы и не рок,
Не блюз, не кантри, не сонеты.
А только вальсы-менуэты,
У растянувшихся дорог.

Себе я выбрала луну
Тугую, как головка сыру.
И с ней теперь иду по миру,
Страну, меняя на страну.

*** *** ***
Всё, наверно, когда-то проходит,
Всё когда-то изменит цвета.
Иль само, или как бы по моде,
Или с ягодой снятой с куста.
И, наверное, тут же начнётся,
Помолекульно станет в ряды.
Веселым весело рассмеётся,
И украсит плодами сады.

*** *** ***
Не пасмурно и не светло,
А как-то так, не темновато.
Но в этом быть почти приятно,
Не грустно и не весело.
Я научилась в этом быть,
Смирилась с потускневшим светом.
Но только страшно пред рассветом,
Такая темень – можно взвыть.

*** *** ***
Средь снежинок одна золотая,
Средь дождинок, хрустальна одна.
Меня больше судьба не пугает,
Мне и так безоглядность видна.

Мне и так разноцветное снится,
И, тоскливо вздыхая, волна,
Разбивает себя на крупицы.
В каждой капле её глубина

Белизной окольцована пенной.
Я её на руках уношу.
И на самой макушке Вселенной,
Как укроп разложив, просушу.

Средь снежинок одна золотая,
Средь дождинок хрустальна одна.
Я так мало в любви понимаю,
Но она мне, как воздух, нужна.

*** *** ***
Я отдыхала на пенёчке,
Средь лягушат, среди берёз.
Я рисовала сажей точки,
Где должен был стоять вопрос.

Я удивлялась солнцу в капле.
И облакам, что в вышине.
Мне соловьями пели цапли,
Топорща перья на спине.

Я опускала руки в лето,
И отпускала сонных мух.
Я посылала всем приветы,
Их принимал, смеясь, лопух.

Я отдыхала от напастей,
Я отдыхала от утрат.
Я, как и все, искала счастье,
Которому, сам чёрт, не брат.

*** *** ***
Как исцарапал розы куст,
Свою же тень в ночной пижаме!
И как луна гасила пламя,
И как любовь текла из уст!

О, как расплакалась фасоль,
Когда её с забора сняли!
Хоть после долго объясняли,
Про тень в пижаме и про боль.


*** *** ***
Не всё так плохо, хоть и осень,
Не всё так страшно, хоть и ночь.
И вновь душа меня уносит,
От всех забот нелепых прочь.

Прочь от всего, что осень скажет,
И как рассыплется листвой.
Прочь от дождя, что дико пляшет,
Один, на чёрной мостовой.

От ночи прочь. Её простыни,
Пусть даже в звёздах и луне,
Горбом топорщатся иссиним,
И нагло лезут в окна мне.

Не всё так плохо, хоть и осень,
Не всё так страшно, хоть и ночь.
Душа неведомого просит,
И мне ей хочется помочь.

*** *** ***
Похолодало. Осень-мышка,
На соснах обгрызала шишки.
По листьям тоненьким хвостом
Мела узоры. И потом,
Уже узорчатыми в путь,
Их отправляла с кем-нибудь.

А кто-нибудь был ветер серый,
Хватал он листик ошалелый
От этих резких перемен,
И нёс туда, где вечный тлен
Его, облапив, засыпал,
Иль новых подношений ждал.

Похолодало. Сердце-кошка,
Черпало осень жёлтой ложкой.
И, как сметана по усам,
Стекала осень по часам.
На стрелки вешалась дождём,
И удивлялась: «Что мы ждём?»

Играла мышка с доброй кошкой,
С её хвостом, что спал в лукошке.
И я играла, но в слова,
И всё придумала сама.

*** *** ***
Ты отдай мне свои откровения,
Ты отдай мне печали и боль.
В безвозвратье уходят мгновения,
Растворяясь в ночи, словно моль.

Словно дым, словно смех мандариновый,
Словно хвост от блудливых комет.
Как огонь от свечи стеариновой,
Вроде был – и его уже нет.

Погляжу сквозь ресницы пуховые,
Ради этого вновь изменюсь.
И увижу, быть может, знакомое,
То, чего исступлённо боюсь.

То, над чем раскрываясь в безбрежности,
Тяжко так горевала душа.
Но лечилась признанием нежности,
На пороге крылами шурша.

*** *** ***
Есть первый трамвай в раннеутренней дымке,
Есть старый перрон, электричкин причал.
И чей-то портрет на желтеющем снимке,
С глазами, что луны седые у скал.

Есть тёмные пятна на солнечном диске,
Есть всякий прохожий за мерзким углом.
И ты, в эту ночь, уходя по-английски,
Оставил мне память свою о былом.

*** *** ***
Время свыкнуться и сжиться,
С мыслью в сарафане чёрном,
Что отсвечивает в туче,
Странным светом. Не всегда,
С нею можно согласиться,
И принять, как аксиому,
Доказательства отринув:
- Нет и нет!
- Простите, да!
Но постойте, в это утро,
Как я только не пыталась,
Мысль срывалась, уходила,
Словно рыба в глубину.
И уже на то, чтоб сжиться,
И привыкнуть – не хватает,
Ни часов, в минутных точках,
Ни души, как в старину.