Осень в Петербурге

1.

Вот у меня вся ночь изъезжена стихами,
Вот у меня весь голос высох и обмяк,
И я иду по травам, нашумев листвой над головами
Прозрачных одуванчиков, левкоев, всех похожих на цветы.

Но ты,
Спьяну наслушавшись всех голосов Вселенной,
Уже не различая, где чужой, где голос свой,
Проходишь мимо, не узнав, и мост набухшей веной
Пульсирует под импортным ботинком, сбрасывая дождь.

О дрожь
Сбивая старые подошвы, бродит по мосту ворона,
Сбивая речь пустую в густеющую пену рта,
Идет по тротуару новолунный и слегка влюбленный,
Он думает, что жизнь хоть как-нибудь, пусть вскользь, похожа на пустяк.

И так
Легко и неприкосновенно дышит его профиль,
Что я смотрю, как на картину в Эрмитаже,
И вспомнить не могу любимые, заученные с детства строфы
Про реку, мост, прохожих, новизну, печаль и суету столетий...


2.

В коробке из-под конфет шоколадных,
Там, где и должен томиться грильяж,
Хранятся фантики от стихов и снотворного...
Я делаю вид, что так и положено.

Я говорю всем взрослым: позвольте,
Но что же хранить мне в пустой коробке?
Те, кто достигли совершеннолетия,
Понимают лучше и кивают спокойно.

А детям я объясняю просто:
Смотрите, все в мире в процессе роста.
И эти бумажки, исписанные авторучкой -
Конфеты-тянучки для обезумевших взрослых.

 
3.

Я знаю, ты все испортишь.
Ты позвонишь мне не вовремя.
Когда не о чем разговаривать.
Или когда разговаривать бесполезно.

Ты спросишь о делах и погоде.
Я отвечу, что настроение бестолковое.
Я расскажу, что состояние безнадежное.
И все будет начинаться с «без».

С бездарных фраз и бессмысленных изречений.
С беспардонных признаний и бездумных советов.
С бессовестных игр в «поддавки» и «давилки».
С бессонных и бесконечных ночей.

И тогда ты скажешь, что не любишь нытиков.
Что безобразие – тратить время на отрицания.
Что отрицание возможно иного свойства.
Неплохо бы освоить и это правило.

- Ты, - скажешь, - всего лишь необитаемый, безлюдный остров.
Но не мешает тебе быть и бесстрашным воином.
Я же, в силу своего беспримерного бескорыстия,
Больше не стану расточать уговоры почем зря.


4.

Полнолуние приближается.
Надо начинать готовить посуду.
Не хватало чтобы луна проваливалась
В горлышко узкой бутылки.

Для этого дела нужны тарелки,
Миски, подносы и блюда старинные,
Из буфета прабабушкиного и прадедушкиного,
Которые жили на свете, похоже, давным-давно.

Иначе откуда взяться золотым каемкам,
Лебедям и павлинам, зверью незлобливому,
Всему, что способно луну порадовать,
И даже заставить ее глянуть вниз.

И когда наконец мы забросим сети
В небо, тонкие золотые возгласы,
В небе тонкие золотые волосы
Лунный ветер начнет трепать.

И вот тогда мы круглые-круглые,
С каемками, радугами и павлинами,
Расставим тарелки на замерзших крышах
И крикнем: «прыгай!!!», и зажмурим глаза.


5.

Стихи – проныры, пройдохи, жулики и обманщики –
Состоят из обещаний, успокоительного и несбыточного.

Поэтому нечего им жаловаться на дурное мое обращение,
Нарушение прав и на лживые клятвы в любви.


6.

Осенний, дождливый, протяжный, щемящий,
с оранжевым дном, золотою обводкой,
речным одеянием, запахом камня нагретого
день.

Смешной, бестолковый, бегущий без цели,
хватающий звезды, роняющий листья,
и - вдруг исчезающий тихо, беззвучно,
бесследно…


7.

Выкроим минуту
Из какой-либо материи –
Из шелка или зябкого воздуха,
Насыщенного каплями влаги.

И минута, конечно же,
Превратится в вечность, -
Не потому что уж очень захочется….

Просто кроить, по старой привычке,
Будем портняжными ножницами.
 

8. (грустное окончание)

Середина осени...
Отмерянная по линейке,
С помощью шагов и циркуля,
С точностью до микрона.

В прошлом году
Прикинули – она оказалась
С Львиным мостиком рядом.

В этом году, как нарочно, -
На желтом зрачке яичницы.



8 а. (менее грустное окончание)

Октябрь в Петербурге...
Стиляга и только!..
Хвастун ведь и только...
Задавака и выскочка!

Но такими смотрит глазами,
И такими шепчет устами,
Что влюбиться без памяти -
Поверьте, раз плюнуть...