Личная жизнь

«ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ»

Личная жизнь у Степана Ильича не сложилась. Лет в четырнадцать он как-то задумался о смысле жизни, так с тех пор и думает. С начала он решил избавить человечество от рака. Тогда это было модно. Перерезал всех лягушек с огорода в поисках раковых опухолей и метастаз, но ничего не нашел. Обливаясь слезами прооперировал и котят окотившейся кошки Мурки. Тщетно. Котята подохли, а кошка из дому ушла. Ушла бы и его бабушка Пелагея, да было некуда. Она перестала спать и вскоре благополучно представилась к великому сожалению внука. Мертвую бабушку он почему-то резать брезговал. Родители отправили Степана после окончания школы в Москву учиться на доктора и несколько успокоились.
Институт Степан кончил, метастаз и опухолей насмотрелся, но к раку охладел. Если вдуматься, то ничего странного в этом не было, в этом возрасте охладевают не только к раку, но и к симпатичным девушкам, как к скромным, так и нахальным. Степан почувствовал в себе Силу. Он мог проникать в прошлое и предсказывать будущее. Двоечникам он уверено предсказывал скорое отчисление, отличникам повышенную стипендию и почти никогда не ошибался…
Девушки… Девушки Степану нравились. Но его, как всякого целеустремленного человека воротило от их легкомыслия и непостоянности.
- Ну так нельзя!- упрекал он согласную ради него на все блондинку,- У тебя даже цветы от прежнего ухажера не завяли… А потом, у тебя увеличена печень, и сердце больное… Мы еще не разделись, а ты вся вспотела… Ты помрешь, а мне всю жизнь мучиться?...
- Мудак!- резко обрывала его та и выставляла его за порог.
- Сама дура… Нельзя жить одним днем… Мы не мухи, чтобы так вот… не мухи,- убеждал он сам себя на автобусной остановке. Молодежь прыскала, но люди степенные одобрительно кивали головами, но в гости не звали…
Поэтому пятьдесят пять лет Степан Ильич встречал один на один со своей увеличенной печенью и больным сердцем. Да и ему и никого не хотелось.
- Глупо все,- объяснял он блохастому псу Валету,- вот заварной чайник подарили. Кобяшкина сказала – от месткома… А я чай не пью, да и месткома давно нет… Кобяшкина год как овдовела… На что-то надеется, а я уже привык и ни на что не надеюсь.
Валет делал вид что дремлет: – Женщина в доме нужна. С женщиной в доме и помои появляются,… косточки, половичок раз в год, а постирают… А скажи ему про косточку – обидется. В предательстве начнет упрекать… Жаль… Кобяшкина баба добрая… От нее всегда топленным выменем пахнет да куриными головами… Я бы за Кобяшкину сам пошел…- Валета разморило от приятных мыслей и он заснул.
Задремал у чекушки и Степан Ильич.
Не спала одна Кобяшкина. Она жалела заварной чайник. Жалела зло, до зубовного скрежета и колик в печенке.
- Он должен был пригласить ее на чай… Месткома давно нет, и чайник этот ее, личный… Еще от прабабки, Кузнецовского фарфору… Тогда и месткомов никаких не было… Остальное она бы сама все устроила… Не девочка… Закрыла бы глаза и потерпела… Надо б было и плоть его мужскую поласкала… Кобяшкина поглядела на свои ладошки, сорвалась с места и долго полоскала руки под краном. Чурбан… Как есть чурбан!- шептала она, но на сердце становилось все теплее. Она засунула зазябшие ладошки под подол и прикрыла глаза. В какой-то момент ей даже показалось, что это его руки, щеки ее порозовели и над верхней губой появились капельки пота…
- До чего эти мужики упрямые! А ведь хотят! Не могут не хотеть… Комплекс у них - вдруг да не оценят его огурец, не закричат от счастья, когда из него потечет, будто нам только этого и надо… А нам надо…- Кобяшкина вдруг отчетливо осознала чего ей надо. Она бросилась к комоду, вытащила кружевное нижнее белье и одела новое с люрексом платье, из которого того гляди сама вывалится грудь… Потом, потом она отомстит за это свое унижение! Сейчас надо сломать лед отчуждения, показать ему свою беспомощность и полную зависимость от него… Ах, как это греет их грубые сердца.

- Степан Ильич! Это я, Клава, от месткома….
- Что случилась, Кобяшкина?- Официально встретил ее Степан.
- Мне еще поручили пирог вам испечь. Вы любите с печенкой?
- Не знаю… Валет наверное любит.
Валет радостно завилял хвостом.
Кобяшкина хотела было вспылить, но вместо этого заплакала. Слезы с горошину капали на счастливую морду Валета.
- Ну что вы, в самом деле… Вы проходите…
Кобяшкина молниеносно сбросила пальто. Валет чихнул, запах «Шанели» был ему непривычен. Чихнул и Степан Ильич и тут же поперхнулся. Клавина грудь напомнила ему бедра Кустодиевских красавиц. У него было промелькнула шальная мысль, но он быстро скомкал ее. Неожиданности пугали его. Его пугала и разделенная любовь и неразделенная… Да и за такие формы его заставят платить, может быть даже жизнью, а он еще ничего не успел …
- Вы посидите, погрейтесь…А мне надо поработать.- Степан Ильич ушел в кабинет.
- Врешь! Не выйдет…- прошипела Кобяшкина и со всей силы пнула Валета ногой. Тот уже было почувствовавший скорые перемены к лучшему, был оскорблен до глубины души. Он впился ей в окорок и затряс головой. Кобяшкина с криком,- Помогите, доктор!- рухнула на кровать. Под кровать заполз и Валет, чувствуя угрызения совести, но не позабыв пакет с пирогом.
Степан Ильич был потрясен. Кобяшкина вся в крови лежала в его постели, на дворе мела метель и было два часа ночи…
- Ну, а как помрет? Кто докажет, что не я ее до смерти искусал?... Валет не сознается… пес шелудивый. Хошь не хошь, а первую помощь оказать придется… Подсознанием Степан Ильич чувствовал, что этим дело не кончится, но поделать ничего не мог. Где-то что-то замкнуло, и он перестал распоряжаться собственной жизнью. Теперь его будет нести поток, как щепку… Он, конечно, может поворчать, может даже выругаться, но это ровным счетом ничего не значило. Все перевешивала окровавленная задница Кобяшкиной. И вот это-то и было самым обидным. На одной чаше весов его бессмертная душа с ее благородными порывами, а на другой пошлый зад уже стареющей женщины… Он уже думал:- А не поджечь ли дом и бежать… Много ли ему надо – клок сена под голову, да пара сухарей… Только вот куда это проклятое благородство деть? Изведет, как пить даст изведет…
Степан Ильич вздохнул и стал раздевать ненавистную ему Кобяшкину. Он знал чем все это кончится, но ничего не мог поделать. Когда он стал смазывать зеленкой окорок, Кобяшкина вздрогнула.
- Не надо, Степан Ильич… Мне стыдно…
- Бросьте. Вы за этим и пришли!- Степан Ильич искренне не хотел ей подыгрывать.
- Как вы жестоки…- Кобяшкина было привстала, но вновь потеряла сознание.
Степан Ильич заклеил пластырем маленькие ранки.
- Ну вот, Валет. Завтра она мне скажет, что я как всякий порядочный человек, обязан на ней жениться.
- Я согласная ,- отозвалась Кобяшкина,- только сначала помойтесь. Мы медики.
- Но я не хочу!
- Вы захотите… И дайте мне чистое постельное белье. У меня такое впечатление, что на этом вы спали вместе с Валетом.
- У вас, Кобяшкина, хоть есть ко мне чувство?

- Оно придет. К утру обязательно придет. Вы еще мне баньку истопите, спинку потрете.- Кобяшкина подобрала колени и приподняла залатанную задницу
- А почему бы и нет? Много достойных людей смирялись и не с таким…- Рука Степана Ильича сама потянулась к густым зарослям Кобяшкиной.
Кобяшкина выгнулась в спине и застонала.
- Вам больно?
- Чуть- чуть, но это ничего… А вы шалун, Степан Ильич!...

С Кобяшкиной Степан Ильич прожил десять лет и был искренне опечален, когда она ушла от него к бородатому, неграмотному цыгану.
- Ты должен меня понять. Я ничего не могу с собой поделать.
- Я понимаю…- соглашался с ней Степан Ильич.
Только Валет ничего не понял и сдох от тоски…


Клаве Кобяшкиной от Степана Ильича:
-Что ты ищешь, человече,
В поле, у костра?
- Мне хотя б на грош вниманья…
Да на два тепла…
Ноет сердце с малолетства,
И болит душа…
- Значит дальняя дорога
Позвала тебя.

И не всяк ее осилит,
Я вот не сумел.
Как-то раз присел с устатку –
Тут и поседел.
Ты иди, иди отселе.
Вдруг да повезет.
Мне ничем уж не поможешь.
Не расплавишь лед…

- Брось кручинится, товарищ,
горе – не беда.
Одному перина – камень,
А вдвоем земля
Нам покажется периной.
Вот те крест, не вру!
По утру пойдем за гору –
Вон на ту звезду!
Да какая ты обуза…
Ты подарок мне.
Мы вдвоем всегда с вниманьем
И всегда в тепле…
Ты ведь ждал Меня, не веря,
До седых волос.
Ты ногами, как корнями
В эту землю врос.

Может это мне приснилось,
Только я спешу
Запинаясь, задыхаясь
К каждому костру.
Вдруг там тот,
Кому я нужен
В дерн лаптями врос
И не видит, что он тонет
В хороводе звезд….