Художница

Я чувствовал себя неловко. Впервые разговаривал со слепой и до одури боялся своей неуклюжести, все боялся показать бестакность.  И со знаменитостью говорил тоже впервые. Никак не мог понять, почему именно я? Почему именно мне она позволила приехать к  ней, не смотря на ее нелюдимость? Переодически немели пальцы, видимо, после долгого перелета. Целый день я был сам не свой и все время путался к ее большом доме. На ужин она задержалась, как и положено истинной леди. Она была не то что бы красива- но весьма уверенно и статно держалась, будто знала, что вся эта земная жизнь ей дана как испытание. Мы долго сидели молча, я все думал- как бы начать разговор? Но мне повезло- она заговарила первой.

-Поймите, я не так просто схожусь с людьми. Не ищите тут никаких причин и предпосылок, оставьте психоанализ этим шарлатанам. Я просто...Такое сложно сказать вслух...Боюсь постоянного чувства одиночества, и когда я одна, этот страх почти исчезает.
-А чего вы хотите? Не слишком ли многого?
-Хочу дышать. Дышать полной грудью. Без журналистов и разговоров о том, сколько лет любовнице моего мужа. Жить спокойно и чувствовать себя в безопастности. Только и всего! И.. разве что меня узнавали бы не потому что я инвалид, а по картинам, которые я писала.
-Но вы ведь так далеко запрятаны. Не каждый позволит себе такую дерзость.
Она жестом не согласилась со мной.Немного помедлив,продолжила.
-Наверное...Мне этого,наверное,не так уже и хочется. Я уже не так и хочу,чтобы это произошло.Я не знаю! Не знаю, не спрашиваете меня, не мучьте! Зачем я только позвала вас.. Что за капризы. Я уже давно не знаю, хочу ли я этого. Хочу ли захотеть этого.
-Чувство одиночества никогда не приходит без чувства неуверенности в просиходящем. И ваши картины едва ли были бы так талантливы, если бы вы отдавали отчет в том, что у вас есть дар. Но удивительно- как вы только можете насколько доверять посторонним людям и настолько не доверять себе?

В этот момент забили старинные часы. Комната-будто бы замок, была оформлена с редким вкусом. Антиквариарные вещи, на мое удивление,создавали теплую и уютную атмосферу, и не казались неуместными. Здесь жили призраки поколений-тонкой нитью пронзала реальность волшебством, оставляя позади все временные рамки. Энн существовала вне времени, будто умела им управлять по своему ведому.

Она сидела в кресле из красного дерева, которому на мой взгляд, было никак не меньше века. Я стоял спиной к ней и едва слышал ее тихий шепот. Но развернуться к ней я не мог-не был уверен,что она не плачет, и не хотел ее смущать. Было спокойно и тихо, и я будто и сам на секунду выпал из времени вместе с ней. Хотелось сказать ей об этом, но я не смог найти подходящих слов, и уставился в окно, как дурак. На мое счастье, из окна  открывался удивительной красоты вид. Необъятные просторы. Дом располазался на небольшом возвышении и я провожал взгядом исчезающие вдали поезда-каждый из них-как короткая история,как одна маленькая жизнь-внезапно появлялся и медленно терялся на горизонте маленькой точкой. Снежинки липли к стеклу и таяли маленькими ручейками.За окном-размытый ноябрьяский пейзаж,эти поезда,метель белым облаком,опускающаяся на некогда зеленые газоны,все очаровывало меня до глубины души.Жесткое стекло-прозрачное,как воздух,но в то же время непроницаемое,как плотные шторы.Было так тихо,что я слышал стук бильярдных шаров и смех молодой дамы- очевидно, той самой любвницы мужа Энн.

Я закрыл глаза и попробовал вдохнуть в себя эти цвета и нстроения. Она поставила бокал на стол, резко встала, подошла к мне,и,как мне показалось,хотела положить мне руку на плечо.Потом,словно опешив,она отошла к другому концу комнаты и остановилась. Возникла глупая мысль- пытался представить,как она ориентируется в простантстве. Наверное, столько лет прожив в этом доме, она должна ощущать его лучше, чем я его вижу.

- А знаете, дошло до абсурда!Я стала бояться незнакомых людей.Боюсь прикосновений.Любых! Даже когда получаю почту- прошу постальона положить письма на пол, чтобы случайно не дотронуться его руки. Не разговариваю на улице. Смущаюсь,обращаясь к модисткам. Не хожу в гости. Не пускаю журналистов. А чтобы пройти мимо группы подростков мне приходится собирать всю свою волю в кулак...Ты из всех сил стараешься узнать человека...медленно...неторопясь,с любопытством,с интересом,словно разворачивая подарочную упаковку,ты малым за малым открываешь человека.А тут!-она резко повысила голос. -Возникают недоразумения.Недомолвки.Интриги.Какие-то табу.И к чему все старания приводят в конечном счете?!!-каждое слово она говорила тише преведущего.-Нервы натянуты,как леска.В голове-короткое замыкание,все перегорает...Любое знакоство-самое что ни на есть интересное.. это месяц, два, год- максимум!!!...Простите,у меня просто давно не было слушателя.
- О чем вы, Энн, милая. Вам нужно выговорится. А иначе зачем вы согласились, чтобы я приехал. Не беспокойтесь.Вы очень интересно разговариваете.
-Правда? Что же интересногоя могла сказать?
-За Вами очень интересно наблюдать.Когда вы говорите про себя,то касаетесь руками волос,поправляете прическу. А когда об одиночестве-смотрите в пол. Наверное Вас можно слышать,не слушая.
-А слушать,не слыша?
-Давайте обойдемся без игр в слова.
- А все ж?
- Я не смог.
-Тогда я работаю не зря.Простите,я скорее всего просто нервничаю из-за того аукциона. Если моя картина попадет в руки... случайному неприятному аристократишке- я не прощу себе этого...
-Да,Вы работаете не жалея себя,буквально всю себя отдали искусству...
-А что же еще мне делать?
-Можно попутешествовать.Или заняться спортом.
-Этот сплин давно внутри меня.Просто иногда он заметнее.Но есть вещи,которые получаются лучше в такие моменты.
-Любовь?
Она жестом показала,что я не угадал.
Я сделал шаг вперед, коснулся рукой ее щеки. Она с секунду стояла как каменная, а позже, в традициях девятнадцатого века просто упала без сознания.

Я взял ее и положид на диван. Небо изменилось-легкие,словно сахарная вата,облака налились недно-розовым светом.Н е знаю что,но что-то изменилосьв комнате.Она стала не столь уютной,сколь интимной. Я растегнул ей пуговицу на шее, чтобы ей было легче дышать. на сухих губах оставались зазубринки от вина. В какой-то момент я забыл о ее муже, о своей дорогой Элоизе, вообще, о том, что кто-то есть на свете, кроме нас с Энн. Хотелось ее поцеловать, трогать ее и трогать, каждый миллиметр ее тела. Она быстро пришла в себя, извинилась, и резко вскочила, проигнорировал мои слово о том, что ей лучше еще полежать.

Она подошла ближе,встала рядом. Убрала волосы за ухо. Подошла так близко что ее чувствовал тепло ее дыхания. Она наклонилась ближе к моему лицу, потупив синие глаза в пол. Потом,словно пружина, отскочила от меня. Востановив дыхание,она сказала
-На что ты смотришь? Что ты видишь за окном?
Я рассказал про поезда и ручьи на окне.
-Я нарисую это для тебя.И подарю ,кода ты будешь уезжать.Опиши еще раз,пожалуйста...А еще лучше-поищи подходящую музыку или запах.

Больше слов мы не нашли. Я пытался заговорить снова, она сдержанно и вежливо отвечала мне, но не более. На следующее утро я вернулся в город. Свое обещение она выполнила, через неделю мне пришла ее картина, полписанная просто "энн. о ноябре и неслучившемся поцелуе". Больше,к сожалению, мы с ней не встречались.Спустя пару месяцев, уже когда я дописал книгу, я узнал, что после нашей встречи она разбилась в самолете. Ничего особенного. Частные самолеты часто падают, и о них не сообщают в новостях- мол, обычное дело. Она летела.. путешествовать по Европе, куда-то во Францию, или Италию, я точно не вспомню.
Как у неврастеника, начали снится кошмары. Я чувствовал себя виноватым в ее гибели- ведь это же я посоветовал путешествовать. Кошмары снились до тех пока я не попробовал нарисовать ее.Я не держал кисти в руках несколько лет,но минимальные навыки из университета все же остались. В конце концов, что есть инструмент, если я рисую сердцем, а не кистью.
На картине она стояла у того самого окна с размытым ноябрьским пейзажем и смотрела на поезда,исчезающие вдали.На ней был темно-бордовый костюм,и волосы были аккуратно собраны сзади. Такая тихая и глубокая строгость. Картина не грустная,просто немного одинокая. Когда я рисовал ее, мне казалось, что она просто отвернулась, чтобы спрятать слезы. Она была будто полупрозрачная, не ясно- здесь она уже, или там. Немного одиноко. Но она ведь любила одиночество. Наверное она была счастлива. Мне хочется верить, что это так.