Перед казнью

Ночь.
Александра Сергеича душит бессонница:
То за окошком по снегу послышится хруст,
То в зеркалах пролетит оголтелая конница,
То ощутит на горячей щеке влажность уст.

Взять бы перо…
Только что-то сегодня не пишется.
Взять бы французский роман да уйти с головой.
Но не читается… Да и с трудом как-то дышится.
Может, влюблён? Вот и бредит во тьме сам не свой.

Но позади, далеко позади все влюблённости.
Ах, как в объятьях пылал бакенбардистый лик!
Время пришло Божьей искрою в миг просветлённости,
И полыхнула пожаром любовь к Натали.

Боже,
храни то святое любви озарение!
Боже,
спаси от напастей жену и детей!
Слева дыханье почудилось иль дуновение,
Будто незваная гостья зашла без затей.

Встала незримо…
Безмолвная, строгая, хладная.
Пламя свечи колыхнулось от вздоха во тьме.
Хоть бы у Спаса не кончилось масло лампадное.
Хоть бы без светоча не заблудиться в зиме.

Что ж так поэты мистичны, трагичны и мнительны?!
Верят гадалкам да сходят с ума от примет.
Где ж, Александр Сергеич, ваш норов язвительный?
Что ж эпиграммку не бросите гостье в ответ?

С этой не шутят.
Её не прогонишь насмешкою.
Эту нахрапом за горло не сдавишь рукой.
Вмиг охладит да в момент очарует, не мешкая,
И, улыбаясь, поманит в туманный покой.

Кто-то во мгле в эполетах проплыл тенью белою,
В белой перчатке рука, а в руке - пистолет.
Прошелестело в тиши: "Боже, что же я делаю!
Буду ведь проклят я светом на тысячи лет"!

По потолку протянулась змея речкой чёрною.
Чёрный на белом сугробе застыл силуэт.
Лошади в пене, хрипя, мчатся рысью проворною.
Тает во тьме, будто снег по весне, белый свет.

Жаль, нет Аринушки...
Спела б ему колыбельную.
Перекрестила бы Сашеньке на ночь чело.
Как берегиня, надела б иконку нательную,
Чтоб отвести наведённую пулю да зло.

У Александра Сергеича нынче бессонница:
То вдруг послышится выстрел в свинцовый мороз,
То задолдонит по ком-то далёкая звонница,
То ощутит на холодном челе влагу слёз.

Да накануне дуэли чего не почудится!
Сколько же дряни ночами в башку может влезть!
Скоро рассветом наполнится снежная улица…
Ревность остыла...
Осталась дворянская честь.

Москва
27.07.2000 г.