Засека

 Засека
                Рассказ


     Его задержало важное дело - необходимый ему человек был долго занят.
     Что ему оставалось? Только ждать.
     Сидел в кресле и листал кем-то забытый томик Тургенева.
     "О моя молодость! о моя свежесть!" Совсем выдохлись, устарели, превратились в тряпку? В действительности эта история именно так совершилась и закончилась... Это еще, однако, не доказательство: действительность кишит случайностями, которые искусство должно исключать... "Эх! лучше не думать!" - уверяют мужики.
     Когда, наконец-то, с этим человеком беседа состоялась, он быстро оказался у выхода из здания, где проходила беседа, и внутри у него все замирало от тревоги - дожидается ли она еще его.
     Уже подходя к месту назначенной с ней встречи, нервничая, и время от времени переходя с торопливого шага на легкий бег, он вспомнил, что ему надо было где-нибудь по дороге купить для нее цветы. Завернув за угол, он увидел ее, прохаживающуюся вдоль края широкого тротуара, с раздраженно приподнятыми, будто крылья, плечами и с букетом белых лилий в руках.
      И она его увидела.
     - Еще бы только одну минуту и я поменяла бы эти цветы на другие, - ткнула она пальцем, указывая, на охапку тигровых лилий в ведерке у ног старушки, стоявшей у стены дома. - Расплатись с женщиной за букет.
     В двух шагах от нее он круто развернулся и покорно направился к цветочнице, исполнить поручение. Затем, вернувшись, поинтересовался:
     - Извини… Где мы проведем этот вечер?
     - Сюр-при-и-из, - пропела она и быстро поцеловала его в щеку. - Опаздываем. Нам необходимо поскорее найти такси.
     Прежде чем начать останавливать проезжавшие мимо машины он притянул ее к себе, она перед свиданием с ним предусмотрительно никогда не красила губы. Глядя на великолепный букет, который она, спасая от него, быстро вскинув руку, уложила между ними, у себя возле подбородка, и, ощущая на своей груди ее бутонами приплюснутые груди, вдыхая вязкий аромат цветов и точно такой же томный запах ее духов, он припомнил об установленной ему обязанности: в каждый свой приезд во время их первого свидания он придумывал ей новое имя. И имя в мгновение сложилось: на этот раз быть ей Дву-ли-лие-подобной.
     Прижав к бедрам подол легкого летнего платья, Дву-лилие-подобная бочком скользнула в открытую перед нею дверцу остановившегося красного цвета такси; он поспешил вслед за нею.
     - В "Засеку", - распорядилась она таксисту, и тут же изогнулась на сиденье, пытаясь разглядеть капроновый чулок на икре ноги, которым она зацепилась при посадке обо что-то острое.
     "Засека" - таинственное слово - но для таксиста оно явно было знакомо, он ни о чем у нее не спросил. Автомобиль плавно отъехал от тротуара, медленно набирая ход, с трудом встроился в плотно движущийся транспортный поток.
     Она уронила ему на плечо голову и восторженно зашептала, показывая, приоткрыв сумочку, колечко с дверными ключами:
     - Сначала в ресторан, а после… на всю ночь.
     На мгновение она задержалась, прижавшись к нему бедром, друг подле дружки, услышав от него свое новое имя, засмеялась:
     - Такое длинное? Как ты в ресторане за столом будешь его выговаривать? А что-нибудь новенькое сочинил?
     - Обязательно!.. Записал в дороге ночью в поезде. Называется "Кувшин". Ты помнишь?..
     - О чем же?
     Он продекламировал свое новое сочинение.

     Ласкает весело струя края кувшина.
     "Горит" окно: вчера стекло алмазами покрыто было.
     Вечерний ветер дул тепло, от неги млел июль, гляделся фантастически приветливо.
     "Доколе будет плыть вино, в стеклянном кубке третьего?" - спросил ее.
     "Гляди в окно и пой про море", - сказала ты ему в ответ, но вскоре исчезли звуки - и привет!
     "Теперь плывет вода, вода, но где вино пропало?.."
     За веткою куста чудесный смех раздался, всплеском инея серебряного пролитый.
     "Бывает лодка и весло, и луч луны размашистый. Но прежде выпей строк вино ладонью своей широкой! Гостили вишни когда-то там, теперь их уж точно не сыскать…"
     Гуляет ветер по горам и электрическая блажь огней докучливой рекламы стучится вечером в стекло, кругля проем оконной рамы.

     Подвинулась, поправляя платье, чтобы не помять; положила между ними на обтянутое синим плюшем сидение букет белых лилий.
     - Такое длинное имя?
     Ее слова смутили его, он напрягся и молча долго смотрел, мимо нее, в боковое окно автомобиля. Она, улыбку на губах сдерживая, но смеющимися глазами рассматривала его моментально нахмурившееся лицо.
     За окном машины проплывали дома, автобусные остановки, по тротуарам шли неуклюжие люди.
     Он взял лежащий между ними букет, положил цветы ей на колени и придвинулся к ней.
     - Что если в ресторане я буду звать тебя ласково, Ули? - предложил он.
     Она капризно отвергла:
     - Странно звучит. Почти что улитка. Нет, сегодня слог "на" в конце моего нового имени обязателен. Я собираюсь себя в этот вечер подарить тебе и хочу, чтобы ты каждый раз, произнося мое имя, вспоминал об этом.
     - Я и так не забуду.
     - Нет, нет, - задумчиво покачала она головою. - Ты сегодня должен помнить об этом ежесекундно.
     Такси тем временем выбралось из города на обводную дорогу и поехало быстрее, здесь было меньше машин. По одну сторону от дороги мимо плыли городские окраины, по другую стоял высокой стеной еловый лес.
     - Я уже запомнил твое новое имя, подари мне на секундочку твои губы.
     - Нетерпеливый. Держи, и можешь на весь вечер положить их себе в карман.
     Она прижалась к нему, и он обнял ее. Она, откинув голову, взглянула пристально на него, ища поцелуя. Она закрыла глаза, подставляя губы его поцелуям.
     Водитель такси невозмутимо быстро гнал машину к загадочному неведомому ему прежде ресторану "Засека".
     - Нет, пусть твои губы остаются на своем привычном месте. Я лишь собираюсь рассмотреть их внимательно.
     - Ты столько раз на них глядел.
     - И облизывался. Язык мне мешал их разглядеть.
     - Он у тебя такой длинный? Покажи.
     Она наклонилась будто бы посмотреть и, по змеиному - броском - впилась, долго поцеловала, отыскивая активно по-пионерски своим языком его язык.
     - Мое последнее предложение, - сказал он, отдышавшись после поцелуя, - перекроить длинное имя Двулилиеподобной в скромное, но значительное - Улина. Быстро соглашайся?
     - Согласна, - кротко, вздохнув обреченно, отвечала она.
     Машина сбавила ход, и вдруг стена леса неожиданно расступилась, - и в этот разрыв уходила от объездной дороги в лес узкая асфальтовая полоса; на нее-то такси, на котором они ехали, и свернуло. Вскоре короткая дорога, сделав пологий поворот, привела на большую травянистую поляну посреди леса, на дальнем краю которой под высокими деревьями, под мерцающей яркой неоновой вывеской громоздилось из бетона и стекла причудливой архитектуры строение - с большой заасфальтированной площадкой для стоянки автомобилей перед ним. В лесу уже начинало быстро темнеть, поэтому на столбах вдоль подъезда к ресторану и около него были зажжены исполненные под старину фонари.
     - Почему мы никогда раньше здесь не бывали? - поинтересовался он у нее, когда, расплатившись с таксистом, они вышли из машины.
     Улина пропустила мимо ушей его вопрос, не отвечала; она, ухватив его за руку, потащила за собою к крыльцу и дробно выстукивала каблуками туфелек - вверх по каменным ступенькам к крутому входу ресторана; почему-то ему показалось, что заданный им вопрос по какой-то причине ее слегка смутил.
     Пока они восходили на высокое крыльцо ресторана, также, как и все остальное, вычурно сооруженное из бетонных кубиков и грубо обработанных каменных нагромождений, он недоуменно оглядывал странное здание под загадочной вывеской "Засека", с шелестом рассыплющей вокруг веером неоновый свет, всматривался в окна, мерцающие изнутри элетрическим светом, набранных из кусочков разноцветных стекол; наконец, в осуждение общей и частной архитектуры сооруженного в лесу здания он подумал:
     "- Бетономешалка какая-то, очень и очень странная, поставлена посреди строительной площадки, а вовсе и не похоже, что это классическая оборонительная засека в густом широколиственном лесу".
     Нечто подобное, вдруг скалы посреди хвойного леса, похожие на зубы, выступающие из земли, но только из природного камня, ему приходилось прежде видеть в северной тайге.
     На крыльце у входа в "бункер-бетономешалку", не сдержавшись, он остановил спутницу и снова продолжительно с отчаянной страстью поцеловал ее.
     - Нетерпеливый! - попыталась сопротивляться Улина.
     Когда они вошли в вестибюль ресторана, то возникшее у него на крыльце, параллельно легкому любопытству, ощущение щемящей тревожности только окрепло. Помещение, в котором они очутились, было безлюдным и прохладным, хотя дальше за странно подрагивающими, словно в живой судороге, двустворчатыми дверями, ведущими в зал ресторана, приглушенно гремела музыка, и, перемежаясь с ее аккордами, слышны были повизгивавшие разгоряченные голоса.
     Улина прошла к большим зеркалам, привинченным на одну из стен, чтобы перед ними поправить прическу. Он оглядывался, дожидаясь ее; присесть было негде, мебели здесь не было никакой: ни диванчиков, ни кресел, ни банкеток; пустота, - и только возле "голого" неработающего гардероба, ощетиневшегося крючками вешалок, стояла большая кадка, в которой развесисто рос высокий фикус. Откуда-то несся в направлении дверей залы ресторана сильный сквозняк; стеклянные, похожие на сосульки подвесочки люстры на потолке, покачивались и, чуть прикасаясь друг к дружке, едва различимо хрустально звенели. Унылы фойе и вестибюли, где никто никого не ждет.
     Зябко поежившись, он повернулся и успел перехватить направленный на него из зеркал взгляд Улины. Она в тот момент водила карандашиком помады по губам, а отражения ее глаз из-за стекла с серебряной амальгамы пристально глядели на него.
     Он и раньше замечал особенность ее дымчато голубых глаз: они иногда, хотя и очень редко - но видение запоминающееся - в зависимости от освещения меняли свой цвет; на этот раз из зеркал на стене вестибюля на него глядели насыщенные цветом синие глаза. Он скользнул взглядом по ее приятной фигурке, повернутой к нему спиной, по точеным ножкам, обутым в новые туфельки на высоком толстом каблуке. Рядом с ним на стенке, задрапированной фотообоями с изображением березовой рощи, на широком стволе одного из сфотографированных деревьев была прикреплена коробка телефона-автомата. Он поднял трубку - издалека, очень издалека донесся неуверенный, временами прерывающийся зуммер.
     - Я готова, - подошла к нему Улина. - Набираем в легкие больше воздуха и… ныряем.
     - Уже вдохнул.
     - Тогда, вперед!
     На мгновение поколебавшись, он с силой надавил на массивные створки двери; и тогда их обоих, первой Улину, подтолкнуло сквозняком в спины и "внесло" в залу ресторана - здесь было тесно, шумно и очень дымно. Теперь они, парой по другую сторону дверей, стояли и жались друг к другу.
     - Мы, похоже, припозднились?
     Улина кивнула головою:
     - Второй звонок. Но столик для нас заказан. Надо лишь отыскать метрдотеля. Я телефонировала днем в ресторан. Музыка и танцы, не волнуйся, еще продолжатся.
     Сбоку на маленькой эстраде музыканты только что закончили исполнение песни и складывали свои инструменты, чтобы покинуть сцену и отправиться на перерыв, в комнату отдыха. Один из музыкантов, это был барабанщик, глядя в их сторону, широко заулыбался и приветливо помахал рукою, а затем исполнил ладошками на самом маленьком барабанчике короткое соло. К своим столикам с танцевального пятачка расходились парочки, разогретые ритмическими движениями в только что закончившемся быстром танце. Вблизи, мимо них, шел мужчина в дорогом двубортном сером костюме, но без галстука, и ворот рубашки у него был расстегнут по-домашнему на две пуговицы; он чинно вел свою синеглазую партнершу, - рыжеволосую коротко остриженную немолодую и малогрудую женщину, но высокую и длинноногую, - придерживая ее по-девичьи тонкую талию правой рукой, а левой рукой поправляя у себя на поясе под выпирающим брюшком брюки.
     - Опасная изюминка! Даже не знаю... - запальчиво убеждала мужчину следовавшая рядом с ним женщина. - Я бы к врачу наверно ее все же сводила бы.
     Мужчина, пряча улыбку в свою рыжую академическую бородку, сдержанно отвечал ей:
     - Я люблю ее родинку, даже больше чем деньги.
     И, успокаивая партнершу по танцу, он перенес свою правую руку с ее талии на ее правое плечо. Но тут же отдернул и затряс ладонью, уколов палец о брошку, прикрепленную сбоку на кофточку над грудью у женщины,
     - Хотя все же как-то странно, - бормотала женщина, держа в своих ладонях его ладонь и осматривая ранку у него на пальце, - тебе с нею надо будет прийти к врачу.
     - Врачи тоже люди, - не сдержавшись, расхохотался рыжебородый. - К ним и не с такими выкрутасами приходили. Пошли. Не хорошо оставлять ее одну надолго.
     И прежде чем идти дальше он обернулся на стоявших у двери; быстро и зорко рыжебородый мужчина взглянул на Улину.
     Заметив это, Улина, которая в тот момент вертела головою в безуспешном поиске метрдотеля, качнулась на каблуках, словно утеряв равновесие, и повела бедрами. Желанный эффект ею был достигнут, поскольку, пройдя несколько шагов, рыжебородый еще раз обернулся; но второй его взгляд остался уже без ее внимания и поощрения.
     - Дорогой мой, нас не встречают, - произнесла разочаровано, или скорее пропела на местный манер, Улина , - по-видимому, что-то стряслось у них.
     - Дымно и сильно пахнет кухней.
     - Ты прав, очень дымно, - закивала Улина, озадаченная неразберихой царившей в культурном заведении, -  летом приятнее сидеть за столиком на веранде на открытом воздухе. Но здесь до этого пока еще не додумались.
     Причина сквозняка, так настойчиво дующего через дверь из вестибюля им в спины, была теперь понятна: на кухне ресторана что-то подгорело, и где-то работали мощные вытяжные вентиляторы. Вероятно по этой же причине, никого из обслуги не было видно в зале.
     Наконец, из ниши коридора, ведущего в служебные глубины ресторана, появился в белой сорочке с тарелками на подносе официант, и Улина не очень уверенно подняла руку, привлекая его внимание. Заметив новых посетителей, официант закивал головой и, составив на один из столиков тарелки, поторопился к ним. На рукаве его белой рубашки выделялось пятнышко сажи. Улина протянула ему четвертушку бумаги, которую она поспешно достала из сумочки.
     Мельком глянув на бумажный листок, официант провел их в глубины помещения к единственному, наверно, свободному столику и положил перед ними в кожаной корочке меню. Извинившись, он просил их немного подождать, поскольку их столик обслуживал другой человек, и удалился.
     - Поцелуй? - потянулась через стол, прижимая к груди букет лилий, Улина.
     - Сколько захочешь! Ты стала мне за время проведенное нами у ресторанной двери самым близким и дорогим человеком.
     - Ах, какая незадача, ведь нельзя сейчас целоваться, я накрасила губы! - вспомнила Улина.
     Она положила букет на скатерть и из вазы, стоявшей по центру на столе, вынула сухие веточки.
     Он, оглядываясь вокруг, полюбопытствовал:
     - Что за записку ты показывала официанту?
     - Никаких секретов…
     Улина объяснила, что в этом зале каждому столику, чтобы легко ориентироваться, вместо номера присвоили поговорку. Это очень удобно и красиво. Сегодня ей по телефону продиктовали поговорку, и она ее записала. Официант прочел на листке - Куда иголка, туда и нитка, - и он сразу сообразил за какой столик необходимо усадить их.
     - Необычные в этом заведении порядки.
     Она бросила на него быстрый взгляд.
     - Здесь классный ресторан!
     Действительно, столы вокруг них были накрыты отлично постиранными белыми скатертями.
     - По крайней мере, нам не будет скучно? - спросил он, осматривая внутренности у внешне диковинного архитектурою нелепого здания, которое снаружи было так похоже на бородавку, выросшую на премилом лице зеленой лесной поляны. Пожалуй, ресторан "Засека" собою напоминал механистическую урбанистическую бородавку. Впрочем, если бы только не шлейф дыма под потолком, внутри помещение выглядело вполне мило и уютно.
     - Ты ужинал?
     - Нет еще.
     - Тогда закажем больше еды. Здесь хорошие повара и вкусно кормят.
     Она протянула ему вазу.
     - Налей где-нибудь воды для лилий.
     Когда он вернулся из вестибюля с наполненной водой вазой, Улина уже успела сделать официанту заказ и сокрушенно сообщила:
     - Пиршество отменяется. Что-то очень серьезное случилось на кухне. Нам подадут только напитки и холодную закуску из буфета.
     Улина опустила стебли лилий в вазу. Он на удобном стуле расположился напротив Улины; в тот же миг увидел сидящих у нее за спиною за соседним столиком рыжебородого мужчину и с ним в компании двух женщин. Одна из женщин, с короткой стрижкой, была той самой, с которой рыжебородый только что танцевал, другая с пышными распущенными по плечам волосами выглядела значительно моложе коротко-остриженной.
     Он загляделся на них, пытаясь сообразить, что за причина была, по которой рыжебородый пригласил на ужин двух женщин сразу. Что-то схожее было в облике у женщин, несмотря на разницу в возрасте между ними.
     Он видел в профиль лицо мужчины и перед ним профиль сидящей молодой особы; в фас - лицо ровни рыжебородого, рыжеволосой женщины с короткой стрижкой.
     - Ты даже не смотришь на меня, - укорила его Улина. - Обещал весь вечер твердить мое новое имя.
     Пригнувшись над столом, он сообщил Улине информацию о соседях:
     - …Вторая дама, вероятно, это та, у которой ему так полюбилась родинка. Только вот родинку юной девушки я нигде не смог разглядеть.
     - Знаю, где может быть у нее родинка, - фыркнула Улина.
     Официант вскоре принес графинчик с водкой, салаты и мясную закуску.
     С тех пор, как музыканты удалились на перерыв, на сцене у акустической окрашенной в черный цвет колонки с назойливой периодичностью через короткие промежутки неприличным звуком потрескивала, басовито, самая большая тарелка-динамик.
     - Опять, наши разгильдяи, отправившись на перерыв, забыли выключить аппаратуру, - расставляя на столе кушанья, извинялся официант. - Помимо пожара у поваров на кухне, у эстрадников сегодня какая-то неисправность появилась в электронной части усилителя.
     Рыжебородый мужчина перехватил отходившего от их столика официанта и, глядя через спину Улины на вазу с лилиями, что-то ему долго втолковывал; протянул, наконец, деньги. Официант закивал и куда-то мигом исчез.
     Улина потребовала налить водку по полной рюмке. Когда они выпили, почти сразу же, и "по второй", ее глаза, до этого на входе в зал ресторан сделавшиеся было грустными, опять живо заблестели.
     - Возможно, не все здесь плохо в этот вечер?
     Объявился вскоре у соседнего столика официант. Он принес охапку роз.
     Пока цветы устанавливали в большую из хрусталя вазу перед восторгавшимися девицами, добродушно улыбающийся рыжебородый мужчина, цепким кратким взглядом снизу вверх оглядел со спины Улину.
     - Обернись, Улина, и ты увидишь, какой букетище принес официант для женщин рядом с нами! Общеголял сосед. И откуда для них в лесу раздобыли цветы?
     - Неинтересно. Не буду смотреть, - пожала плечами Улина. - Спрашиваешь, где официант их раздобыл? Полагаю, ему хорошо заплатили, и он оборвал розы с кустов растущих на клумбе возле крыльца ресторана.
     Чтобы переменить тему, он оглянулся на сцену эстрады:
     - А как же танцы?
     Перерыв у музыкантов затягивался.
     - Должны продолжиться, - отвечала уверенно Улина. - Не на кухню ведь на помощь поварам-погорельцам отправили басм-ритм-солом гитаристов и бравого ударника-барабанщика.
     Она задумчиво потрогала лепестки одной из лилий - тут же музыканты весело выскочили из кулис служебного коридора, как выбегают на арену цирка акробаты - и вскоре музыка вновь зазвучала.
     - Вот видишь!
     На эстраде, и вокруг эстрады, и дальше возле эстрады замигали разноцветные лампочки подсветки.
     Они направились на площадку танцевать. Под руками у него ее платье из тонкой сиюминутной материи - раз, и нет ничего…
     - Заметила, - шепнул он Улине, - только ты дотронулась до цветка - музыканты объявились.
     Она оглянулась на стоявший в вазе на их столе букет.
     - Да, нежные лилии.
     Они взглянули в глаза друг другу: "Хочу улететь отсюда сейчас с тобой". "Немедленно". "Позови. Хоть на край земли".
     Барабанщик вновь приветливо кивнул Улине и ладошками в честь нее исполнил краткое соло на своем самом большом барабане.
     - Случайно с ним познакомились, - объяснила Улина. - Перед твоим приездом я с подругой была в этом месте.
     Она споткнулась.
     - Не привыкла к высоким каблукам.
     Пробираясь меж столиков к танцплощадке - на высоких каблуках Улина сравнялась с ним ростом - он заметил из-за ее плеча бородатого соседа. Рыжебородый тоже отправился танцевать: на этот раз его партнершей была анемично худосочная молодая женщина.
     - Наша соседка тоже выходит на сцену.
     - Юность надумала зажигать!
     Когда танец закончился, они первыми вернулись к своему столу. Усаживаясь, он увидел, что рядом за столиком очень уж одиноко сидела коротко-остриженная женщина.
     - Она мне больше нравится.
     - Что?! Старуха ему понравилась, от которой попахивает осенней прелью, - вовсе не в шутку рассердилась на него Улина. - Давай поменяемся местами.
     Он подчинился и, заняв за столом прежнее место Улины, не увидел, как после танца вернувшись, усаживались соседи. Анемичная девица наклонилась к центру стола над вазой с цветами и с наслаждением продолжительно вдохнула аромат свежих роз. Рыжебородый с довольным видом взглянул на Улину.
     - Так-то мы лучше расположились, теперь ты не будешь отвлекаться от моего лица, - сказала Улина.
     Обо всем, что происходило за соседним столиком, он узнавал теперь из скупых комментариев Улины. И не известно было, даже и после этого вечера он сомневался, насколько были беспристрастны рассказы его любимой.
     Музыка стихла. Музыканты вновь отправились на перерыв.
     Заскучал бородатый сосед. Он скучая, барабанил пальцами по столу. Об этом рассказывала Улина. Он прикрыл ладонью глаза и вновь покосился на их столик, взглянул на Улину. Анемичная девушка показала ему свои две руки с чрезмерно большими для женщины ладонями.
     - Приглядись, на руке ли у нее родимое пятнышко?
     - Я тебе уже намекнула, где у нее родинка. Наш сосед опять обернулся на нас. Смотрит.
     - Кто?.. Странно.
     Рыжий разглядывал руки Улины. Анемичная девица заметила внимание рыжего к Улине и очень напряглась. Вскоре за столиком рыжебородого стала назревать конфликт. Коротко-остриженная все вокруг видела, но молча без эмоций наблюдала ситуацию.
     Далее Улина смотрела в сторону, будто не замечая, что за ней пристально наблюдают сразу несколько пар глаз, и потому ничего не рассказывала ему. Он хмурился, глядя на ее лицо.
     "- Она, моя любимая, слишком хороша", - подумал он.
     Он подумал и сказал, что сегодня она выглядит абсурдно легкомысленной в легком "сиюминутном" платье.
     - Я слишком хороша в этом ресторане, - отвечала Улина, небрежно махнув рукой.
     И он вспомнил о уже дважды исполненном для нее соло на барабане. Действительно, ее светлые, точно сияющий металл, волосы отражали свет множества фонариков в зале ресторана и даже будто от этого свечение у фонариков усиливалось. Ему нравились ее недлинные пальцы и форма ее полных рук. Он задумчиво изучал ее лицо. Неожиданно отметил твердый изгиб на уголках ее рта. Вид у нее плотных губ его озадачил. Выражение ее лица заставило его поискать подходящее слово… Разочарование? Да, вот оно. Ему интересно, что же произошло с ней?
     - Старшая девица молчалива, - сообщила ему Улина. - Очевидно она, вторая, коротко-остриженная благодарна им за гостеприимство. Она выглядит гостьей у них за столиком.
     - Что же творит первая девица?
     - Юность с длинными волосами? Раздражена неимоверно. Мне кажется, ты был прав: ей больше подходит второй номер. Видишь мое лицо?
     -?
     - Я зеркалю. Вот такое у нее выражение.
     - Замри. Теперь отомри. Вызови на сцену музыкантов.
     Улина, чтобы "вызвать" музыкантов, протянула руку к стоявшему на столе в вазе букету и прикоснулась к лилии; пришел официант и подсадил к ним за столик запоздалого посетителя, восточной внешности мужчину. Возражать официанту было невозможно.
     - Я не ту, а другую лилию погладила, сконфуженно шепотом оправдывалась Улина. - По-видимому, у каждого цветка в букете свой характер.
     Они поздоровались с восточного вида соседом. Познакомились. Назвали свои имена.
     - Какое у вас красивое имя, - сказал мужчина Улине комплимент. - Мама или папа выбрали такое имя?
     - Муж, - она озорно глянула. - Он старше меня на два месяца. Когда я родилась, его родители пришли взглянуть на меня. Его спросили, и он сказал. Теперь вот он утверждает, что хотел сказать тогда обычное имя Марина, но не сумел правильно выговорить.
     Мужчина удивленно поцокал языком. Восточный мужчина оглянулся на зал ресторана, разглядывая посетителей. Он моментально заметил одиноко особняком сидевшую в компании из трех человек за соседним столиком коротко-стриженную женщину.
     Улина между тем шепотом оправдывалась:
     - И что?! Ты мой муж или чей-то?
     А он внимательно глядел на лицо Улины, не появится ли на нем, например на лбу, морщинка:
     - Сейчас муж? А мы в самом деле выглядим, как муж и жена, будто семейная пара, супруги?
     - Разве нет? Пошли! В вестибюле зеркало. Станем рядом и посмотрим.
     И опять из зеркал на стене вестибюля на него смотрели меняющие цвет глаза; теперь они были цвета зеленой морской волны. Когда возвращались в зал ресторана, он потрогал толстый мясистый листок у одинокого фикуса в вестибюле.
     Они подошли к своему столику.
     Рыжебородый и анемичная девица отсутствовали за соседним столом.
     Восточный мужчина, который до этого пристально разглядывал сидевшую особняком за соседним столиком коротко-остриженную женщину, вскочил и заулыбался им.
     - Вам через официанта к столу прислали презент - бутылку коньяку.
     - Кто это нам прислал "к столу"? - поинтересовалась, нисколько не удивившись, Улина.
     - Гражданин с бородой. Он, наверно, увидел, что на вашем столе графин для водки пуст.
     - Да где же он?
     Восточный мужчина оглянулся: за соседним столиком по-прежнему одиноко сидела коротко-остриженная девица рыжебородого.
     Мужчина развел руками.
     - Возможно, этот гражданин уже покинул ресторан. Но не беспокойтесь, официант сказал, что напиток, который сосед по столику вам прислал, им был оплачен.
     Цветочная ваза на соседнем столике, за которым все еще находилась одна одинешенька женщина, была пуста; все розы, сорванные с клумбы возле ресторана, анемичная девица унесла с собою.
     - Выпьем столичного коньячку? - спросила Улина.
     - Зачем?
     - И в самом деле. Не будем смешивать напитки.
     - Не пора ли и нам уходить? - спросил он.
     Она нежно пожала ему руку.
     - Побудем еще полчасика.
     Он отчего-то злился на себя и на нее.
     Заиграла музыка. Они еще потанцевали. Увидели, как восточный мужчина окончательно пересел за столик, за которым прежде одиноко сидела коротко-остриженная девица рыжебородого.
     Когда они вернулись на место, к ним навстречу поспешил восточный мужчина; ему официанты все еще так и не принесли заказанные им напитки, и он собирался выкупить у них бутылку коньяку рыжебородого. Но они наотрез отказались принять за коньяк деньги. Отдали ему коньяк бесплатно.
     - Это подарок! От нашего стола к вашему столу, - прокомментировала Улина.
     - Понимаю, - согласился мужчина. - Блуждающая от стола к столу бутылка.
     Улина задумчиво глядела на то, как коротко-остриженная женщина за соседним столиком пьет коньяк рыжебородого, и сказала:
     - Надо же было нашему столику в ответ как-то отдариться.
     Затем они танцевали еще несколько танцев к ряду; поблизости танцевали восточный мужчина и его коротко-остриженная женщина.
     Вечер в ресторане приблизился к завершению. Официант принес для Улины мороженное и извинился за то, что не сварили им кофе, поскольку не только кухня, но и буфет ресторана уже закрылся. И положил на стол два конверта.
     - Что это?
     - Это традиция в "Засеке", называемая "на посошок", - объяснила Улина. - Так нам вежливо сообщают, что ресторан пора закрывать. Сверху на конвертах напечатан текст какой-нибудь русской загадки, а внутри правильный ответ. Когда официант подойдет к нашему столику, ты вправе назвать свой вариант ответа на загадку. Тогда официант откроет конверт и прочтет верный ответ. Если ты угадаешь, тогда за счет ресторана он нальет тебе рюмку водки.
     - Мы и так много выпили.
     Улина округлила глаза:
     - Как можно отказываться от такой интересной игры?
     На лицевой стороне, там где на конверте пишут адрес, были напечатаны тексты загадок: на одном - "Всякому мальчику по чуланчику"; на другом - "Два кольца, два конца - в середине гвоздь". Улина, не раздумывая, на конверте, который положили перед нею, начертила губной помадой слова "ножницы"; а на другом, с пол минутки поразмышляв, слово "перчатка".
     Официант принес счет, вскрыл конверты с ответами, налил из графинчика в две крохотные рюмочки водки и удалился. Вокруг уже последние посетители выбирались из-за столов и покидали зал ресторана.
     - Я не хочу больше пить, - сказал он.
     - Напрасно. Это приз. Ах, ты так ведь и остался голоден!
     Улина пожала плечами и опрокинула содержимое одной из рюмочек в рот.
     На выходе из зала, она вдруг вспомнила об оставленных на столе лилиях и почти бегом вернулась за ними. Он видел, как она доставала из вазы цветы и быстро выпила водку из второй призовой рюмки.
     В вестибюле посетители, желавшие заказать такси, толпились около телефона, они то и дело бесцеремонно толкали бочку с посаженным в ней фикусом.
     - Перед рестораном нет свободных машин, - глянув в окно, сообщил он Улине.
     Она словно бы не слышала его слов.
     - Живей! - тащила его за руку Улина. - Идем, идем, у нас мало времени. Нам надо поскорее добраться до нашей квартиры.
     Они протискивались к выходу из ресторана.
     - Я знаю лесную тропинку, - сообщила ему Улина, - по ней через десять минут мы выйдем на обводную дорогу, там много будет машин.
     Многие гости ресторана стояли и на крыльце возле решетчатой оградки, ожидая приезда новых автомобилей такси.
     Он вдруг остановился и спросил у нее:
     - Слушай, а у тебя на теле родинок нет?
     Улина рассмеялась:
     - Нет ни одной! Забыл?.. Если не помнишь, то нам тем более надо поспешить, чтобы мы скорее оказались в чудно приятном месте - на миленькой квартирке.
     Под ливнем неонового света, излучаемого с шелестящим потрескиванием изогнутыми трубками большой вывески с загадочным названием "Засека", они сошли с крыльца ресторана, обогнули его конструктивистски замысловатое бетонное здание, за которым сразу же они обнаружили широкую утоптанную тропинку, по которой, не колеблясь, бездумно, влюблено обнявшись, и направились в лес, стеной стоявший в нескольких шагах от ресторана.
     Войдя в лес под освещенные красным неоном ресторанной вывески кроны широколиственных деревьев, Улина доверила ему нести букет лилий, знак их чувств и любви, как она легкомысленно объявила, поскольку, чтобы идти на высоких каблуках по неровной грунтовой дорожке, ей пришлось двумя руками опираться об его локоть. По мере того, как они все дальше уходили в лес, окружавшее их пространство менялось: оно быстро сгущалось; его сумрак, по мере того, как слабел электрический свет от огней на поляне, неумолимо сжимался кромешной темнотою, все ближе и ближе подступавшей к тропинке.
     Почуяв легкое беспокойство, он оглянулся - за листвою уже было не различить огни вывески ресторана и фонариков вдоль подъездной дороги.
     - Что за деревья вокруг нас?
     - Дубы! Сплошь дубы, - беспечно отвечала Улина. - Прибавим шагу, нам необходимо поскорее оказаться на миленькой квартирке.
     Вскоре вокруг стало так темно, что под ногами у них едва-едва выделялось полотно дорожки, по которой они шли. Идти быстро не получалось.
     - Капризная тропинка! - сердито бормотала Улина. - Здесь она загибает, обходит овражек. Идем прямо.
     Он без энтузиазма полез за Улиной по склону в овражек.
     - Лучше идти по ровной дорожке.
     В самом деле, на дне оврага, а вовсе не овражка, оказалось сыро, и противоположный его край оказался столь крут, что им долго пришлось идти вдоль него по влажной почве, пока отыскали пологий подъем. Он диву давался, как ловко его любимая умеет выбирать самые непроходимые препятствия на пути. Тропинку, выбравшись наверх, они в темноте не нашли.
     - Не страшно, - успокоила его Улина, - нам идти теперь прямо. Пять минут.
     Капризная тропинка более не вихляла у них под ногами; теперь их ноги спотыкались о прямое сплошь бездорожье и вязли в ворохах прошлогодних листьев; потрескивали, как выстрелы, в ночной тиши под подошвами их обуви сучки; а ветки-лапы невидимых в темноте то ли кустиков, то ли молоденького лесного подгона старательно цеплялись за одежду, зло царапались, пытаясь их спутать с "прямого" направления и удержать в этом, теперь казавшемся им бесконечным, лесу.
     Улина то и дело чертыхалась и теперь жаловалась ему на непрактичные для ходьбы по лесу высокие каблуки. Он лишь напряженно молчал. Материальные объекты деревьев с толстыми раскормленными на местных тучных черноземах стволами наполняли мрак ночного леса более черными вытянутыми вверх столбоподобными сгустками-пятнами, и того и жди, что, не различив во тьме оттенки черного, столкнешься с ними своим лбом.
     В конце-концов, они наткнулись на буйную заросль кустов и повернули обратно. Конкретно, если бы существовало будущее, оно взяло бы их за руку и вывело бы из ночного леса.
     - Дальше не пойду, - выбившись из сил, взбунтовалась Улина.
     Он тоже устал, поэтому ласково и обходительно предложил:
     - Присядем и передохнем?
     Они сели под деревом на прошлогодние листья.
     - Я читал, что в лесу надо ориентироваться по приметам, - предположил он альтернативу.
     - Какие в лесу приметы ночью? - возразила Улина.
     - Действительно… Подожди, а ночные приметы! Должны быть.
     - А ты их знаешь? - в голосе Улины слышна была сильная ирония.
     - Мы будем их искать.
     - В темноте искать непонятно что? Я уже замерзла.
     В лесу посвежело, тонкий слой "сиюминутной" материи ее платья не согревал; он положил на колени Улины букет лилий, изрядно потрепанных за время их блужданий, снял с себя пиджак и накинул ей на плечи.
     Он ощущал себя пленником в этом дубовом лесу. Да и, как знать, дубовый ли был это лес; кругом стояла такая темень и ничего не разобрать кроме более сгущенной плотности черноты на месте густо стоявших всюду стволов каких-то высоких деревьев.
     Похоже было на то, что другого выхода из лесу им нет, кроме как дождаться под приютившим их деревом время, когда наступит утро; а потом по светлому искать пути из лесу.
     Улина первой заметила шедшего в темноте по направлению к ним человека. Его фигура напоминала собой один из множества сгустков черноты, каковыми просматривались обступившие их вокруг дубовые стволы; но только эта дуб-фигура двигалась, покачивая при ходьбе туловищем. Сколь бы мало света ни было, но их глаза различили в этой ночной фигуре на черном еще и кое-какие оттенки серого, что оживило фигуру и доказывало им, несомненно, что по лесу идет все-таки человек, а вовсе не соскочившее со своих корней сказочное дерево. Когда, почти рядом, человек прошел мимо них, и почти растворился в темноте среди вертикальных тел древесных стволов, и шум его шагов стал стихать, они оба поспешно вскочили; он на ощупь отыскал и подхватил лежавший на листьях пиджак, она оправляла и отряхивала платье от прошлогодних листьев, прилипших к подолу. Они заспешили вслед уже стихавшим шорохам, издаваемых ногами прохожего.
     - Смешное совпадение, - шептал он, подталкивая вперед Улину, все еще от пережитого ужаса прижимавшую ладонь ко рту. - Быстрее, иначе отстанем.
     - Скажи мне, почему он в такое время оказался в лесу?
     - А мы почему?
     - Если он знает, куда идет и выведет, мы его поблагодарим
     - Непременно.
     Оказалось, человек шел по тропинке; она была ровно в трех шагах от дерева, под которым они сидели. Выйдя на дорогу, человек прибавил шагу, и когда они выбрались из лесу, то вожатый был уже так далеко, а сил у них гнаться за ним вовсе не было.
     На обводной дороге, на которую они наконец-то вышли, было тихо и вообще никаких машин. Что было не удивительно, наступила глубокая ночь. Под светом выстроившихся вдоль дороги фонарей и звезд на небе, в ожидании случайного такси, они зашагали по асфальтовому полотну.
     - Я чуточку пьяна и все еще напугана, - призналась Улина. - Представляешь, а я ведь перед появлением вожатого у лилии лепестки поправляла.
     - А где же букет?
     - Остался под деревом. - Улина остановилась. - Какое неуважение цветам! Когда я человека в темноте увидела, то не заметила, как выронила все из рук. Потом мы так быстро вскочили и погнались, я не вспомнила… Ты, как хочешь, а я возвращаюсь за букетом.
     Возмущенно взмахнув дамской сумочкой, Улина так резко повернула обратно, а тут высокий каблук ее туфли попал в трещину на асфальте дороги.
     Она падала, а он смотрел, думал, что так ночью звезда падает с неба. Впрочем, произошло все в крохотную долю секунды, и думал он о ее сходстве с упавшей звездой уже после того, как она приземлилась на коленки и на ладони на асфальт дороги. А в ту роковую долю секунды он успел лишь только удивиться тому, как быстро она повалилась на асфальт.
     Он растерянно вначале подхватил с обочины отлетевшую в сторону дамскую сумочку. Что же? Упавшая "звезда" на асфальте на дороге сидела. Устыдился, выронил сумочку и поспешил к Улине на выручку, помогать подняться. Незадача! Каблуки причиною. Копался около нее, отряхивал ей платье, ободранные коленки у нее осматривал и ощупывал.
     Улина держала одной рукой у запястья ладонь другой руки, словно это был плод их только что закончившегося вечера. Улина глазками вращала, так больно было ей; он видел - губы у нее разъялися неприятно дырою, скривились; лоб у нее был влажный. Он не решался потрогать ее больную руку, лишь в знак утешения обнял ее за плечи. А она тыкалась в грудь ему подбородком и стонала:
     - Больно! Сделай что-нибудь.
     Потом она здоровой рукою указала на сумочку, все еще на обочине лежавшую. Он поднял сумочку и повесил ее на здоровую руку.
     - Рука!
     - Что рука?
     - Ключи!
     - Что ключи?
     Он открыл висевшую у нее на локте сумочку.
     - Ключи на месте.
     - Их надо будет вернуть. Их дали всего на одну ночь.
     - Кошмар! Думай о другом, тебе вначале вылечиться надо.
     - Мы давно не виделись.
     - Выздоровеешь, и увидимся еще.
     Все-то было не так. Слезы текли у нее по щекам.
     - Потерпи, скоро мы поймаем такси и поедем в больницу. Потерпи…
     Обводная дорога была пуста. Он не знал что делать. Сошел на обочину и сорвал лист лопуха.
     - Приложи к больному месту, будет легче.
     Улина без возражений обмотала лопушком вытянутые лодочкой, словно для приветствия, пальцы.
     Блеснули вдали фары. Но это было не такси. По дороге ехала машина с цистерной - поливалка водою уличного полотна.
     Выбора у них не было, и он приблизился к дороге и махнул рукою. Резко заскрипели тормоза, из горловины бочки выплеснулась и полилась по бокам остановившейся машины струйками вода.
     - Дружище, выручи, - запрыгнув на высокую подножку, взмолился он перед водителем, - Девушку требуется срочно отвезти в больницу.
     Водитель оказался добрым малым, без возражений открыл дверцу со стороны пассажиров и помог усадить на сидение Улину. И они поехали.
     - Бьюсь об заклад, вы из "Засеки", - сказал водитель, поглядывая на сидевшую рядом с ним женщину.
     Улина непонимающе посмотрела на него и затрясла головою:
     - Мы из леса.
     В сумраке на лице у человека, крутившего баранку, отразилась оторопь глубокой ночи, и до самой больницы он больше не задавал вопросов.
     В приемном покое больницы пришлось подождать, пока не появился с заспанным лицом молодой доктор. Слушая "историю болезни" пациентки, доктор "проснулся" и взглянул на Улину с легким любопытством. Она же в это время молча сидела на диванчике, только с терпением трясла и покачивала обмотанную лопухом ладонь. Через минуту доктор, не дослушав объяснений, закивал головою в знак того, что ему все стало понятно и, распахнув дверь, из-за которой только что пришел, пригласил Улину следовать за ним.
     Переживать боль другого - тяжкая процедура, а потому, услышав вскоре из-за двери, за которой доктор с Улиной скрылись, отчаянные вопли своей любимой, он вышел на крыльцо больницы подышать в тишине свежим воздухом.
     Шелестели листья на деревьях. Уже светало, хотя пустынные улицы и стены домов с темными погашенными окнами все еще заливал свет ртутных ламп фонарей на столбах.
     Ему отчего-то подумалось, что в этой ночи, в том, что произошло с ними, не было ничего необычного, небывалого; будто бы, нечто подобное, когда-то уже произошло в его жизни. И, возможно, не единожды. Он попытался напрячь память и припомнить, но голова болела от не в меру минувшим вечером в ресторане выпитого алкоголя. Все то было когда-то…
     Он уже решил вернуться в приемный покой, когда услышал в больничном коридоре знакомое "там-там" каблуков ее туфелек. Едва успел он открыть дверь, как на пороге встала Улина, показывая торжественно поднятую обмотанную бинтами ладонь.
     Он хмыкнул, разглядывая ее растрепанную прическу:
     - Это больница, или ты побывала в руках у парикмахера?
     - Я кричала, а доктор… он вправил мне в суставе палец, - отвечала, пытаясь улыбнуться ему, Улина.
     - А волосы?
     - Я наверно встряхнула головою.
     - Что сказал доктор? Ничего?! Подожди. Я расспрошу у него.
      Но Улина здоровой рукой ухватила его под локоть:
     - Все хорошо, идем. Я сказала, что ты меня проводишь домой.
     - Домой, так домой.
     Рассветало. Они вышли за ограду больницы.
     - Знаешь, что доктор спросил?
     - ?!
     - Зачем ваш молодой человек так дернул вас за палец?
     - Чу-ушь!! Придумал бы что другое. Перелома нет?
     - Вывих. Но доктор рекомендовал днем прийти и сделать рентгеновский снимок.
     Дом Улины был на окраине в спальном микрорайоне, в который из центральной части города вел празднично широкий проспект. От больницы улочками через четверть часа они вышли на проспект.
     - Когда мы встретимся? Куда пойдем?
     - Спрашиваешь, куда?! - удивилась Улина. - Нам в следующее свидание надо непременно отыскать оставленный в лесу букет.
     - Нет, уж! - решительно  отказался он. - Достаточно, мы опять заблудимся. Купим у цветочниц другой новый букет. Какой пожелаешь.
     - Бедненький, - она поцеловала его в губы и в щеки. - Измучился ты в эту ночь со мною. Мне тот букет понравился…
     По безлюдному проспекту с редкими шумно проносящимися мимо машинами он провожал ее домой. Они шли усталые и не торопились, спорили сонно и без особого смысла.
     - Зачем тебе высохшие букеты, завявшие цветы?! - убеждал он ее и придумывал все новые и новые доводы. - Николай Васильевич Гоголь предупреждал: "Искусство во Франции - золотые яблоки на яблоне. Искусство в России - груши на вербе".
     Но разве кто-то сумел бы ее переубедить? А он, будто бы наивно, все пытался ее в чем-то убедить. Так они и шли, и шли ранним утром по проспекту к ее дому.

     27 декабря 2017 г.
     Ред.: 30 января 2022 г.