Отче, чего стоит человек?

Отче, чего стоит человек?
Он отжил свой век
так и не вскрыв потенциал
как конверт. Устал.

Оставил по себе память в виде двух дисков и лент,
родовых программ диссидент.

Его фатально не хватало.
Его где-то квартировало, мотало.
Он с кем-то знакомился, кого-то берег,
о ком-то заботился как мог.

И исчез, не вылезая из яичной скорлупы,
из тьмы родовых складов и берлог

смотря не мигая в мир куриной слепоты,
не отходя от переносного телевизора,
читая судьбу, на лбу написанную.

Он нажил энное число болячек,
но и они ничего не значат
в его замороченном уделе.

Расшифровать досье враги не успели,
так и донесло до ближайшей пристани
корабль кидаемый в море неистовом.

От соседа заразился птичьим гриппом.
Его отнесло куда-то на Кипр.

В Испании съела его испанка.
В России ждала консервная банка,
где запечатанный, как икра из лосося,
застыл при перекрестном допросе
и просидел 15 арестантских
суток не выходя из камер мытарских.

Хорошо ему трижды спало'сь.
40 лет прожил на авось,
40 шкурок по-хамелеонски сменил –
так ни одну и не полюбил.

40 раз его относило
в запредельное нечто,
но какая-то сила
возвращала в гнездо человечье
к своим харчам и баранам,
и привычным мысленным истуканам.

Его окружало общество светлейших мотыльков,
гигантомания четырехъярусных городов.
Скрываться в них от себя было невозможно,
мороз хватал по девственной коже.

Так и остался в памяти у потомков
тростничок курящийся, ломкий
несломимым Давидом среди голиафов.
Имущество промотав, глаза проплакав,
(100 тысяч врагов на одного безоружного)
отсидел свой срок на халяву
и скрылся никем не обнаруженный,
за соседней переправой.

50 сменил медицинских кушеток,
попробовал средиземноморских креветок
и еще какого-то заморского зелья
за 1000 лет до воскресения.