Собачья эпитафия

Собачья эпитафия

Так говорят про вас: никакой души,
Никакого бессмертья и никакого Рая,
Если умолк ваш лай, забытье прошив,
Больше не вздрогнуть нам от этого лая.

В детстве вас водит за нос бублик хвоста,
Только печаль выпрямляет и ваши тропы.
Нам не угнаться. И окликать устав,
Мы поводков обрезаем тугие стропы.

Как облака, изменяясь, но не дрожа,
Без приговора, вины и другой поклажи,
Перебирая лапами по небу, сторожа,
Лица и запахи помня, уходят в стражи.

Трепет шерстинок себе забирает листва,
Клубню ядреному плоть достается и сила,
Ну, а любовь неразумного существа
Нерастворима землею и невыносима.

Знаю, о вас молиться — дурная блажь,
Но я потихоньку, словечки в груди расправив.
Если когда-нибудь нас приветит Хозяин наш,
Может, и вам навсегда Он вернет хозяев.



Тебе

Вот тебе и пыль, и небо,
И прощенье, и зарок.
На любовь наброшен невод
Перепутанных дорог.
Но она, еще живая,
Дышит, жабры разводя,
Мутные зрачки сужая.
Сквозь заплаканный октябрь
Нам разлука смотрит в спину,
И, не слушая молитв,
Говорит: «Я не покину
вас, любимые мои»!


Осень

Как пойдет, да так и поведется,
Вихрь постылый не остановим.
Жажда удивительного солнца,
Видимо, записана в крови,
Cолнца непосильного и злого,
Истиной клеймящего глаза.
Под приливом марева густого
Блики долго исчезают за
Краешком алеющего века.
Не загладить их, и не сморгнуть.
В ореоле пристального света
Два зрачка на ощупь держат путь.
Но слабеет огненная сетка,
Холод зренья вызрел в глубине,
Бьющий безболезненно и метко
В лица, обращенные ко мне.
Потихоньку будем, как придется.
Все лучи нечаянно разлив,
Помяни нас, горестное солнце,
По другую сторону Земли.


 Без десяти

Без десяти, мой хороший, без десяти.
Как, я не знаю, но все же пора идти,
Мартом бензиновым легкие полоскать.
Только вот простыни к нам приросли опять,
За ночь пустили корни в каждый изгиб,
С мясом сдираются. Так и Геракл погиб,
Мир его праху. Но мы-то с тобой сильней,
Сколько уж мы списали подобных дней!
Нашим победам славным потерян счет.
В небе уже крадется твой самолет.
Чует тебя и голодным брюхом урчит,
Шеей драконьей водит. И нет причин,
Чтобы забиться в милую конуру,
Кроме меня. Но я сама по утру
В лоб тебя поцелую без десяти:
«О, не пугайся, просто пора идти.»