сказка на ночь

Ты видишь этот тихий лес,
Подножьем утонувший в травах.
Здесь высотою до небес
Стоят деревья величаво.
Ты видишь яркие цветы
На сонной солнечной опушке.
Смотри, как прячутся в кусты
От нас пугливые зверушки
И слушай пенье соловьев, устав от жизненного бега,
Устав от жизненного бега,
Здесь все залито до краев
Отрадой сладостной и негой….

А раньше этот тихий лес
Был местом черных вакханалий,
Столицей всяческих чудес
И эпицентром аномалий.
Озера полные огней
Блудницы, монстры, вурдалаки,
Вакханки, призраки людей,
Уродцы, дикие собаки…
Какие были здесь пиры!
Под песни орков вина лились
И исполинские костры
На полнолунье разводились.
И к их теплу из разных мест
Стекалось призрачное братство
Творить дурманящий инцест
И лесбиянством наслаждаться.
Сплетать горячие тела
Под изумрудной кроной вяза
И падать пьяным от вина
И сексуального экстаза.
Цвела вселенская любовь,
Какой не встретишь в странах дальних
И упыри лакали кровь
Из черепов и чаш хрустальных.
Здесь каждый делал, что хотел.
А в центре на гранитном троне
С огромным кубком я сидел
В плаще и золотой короне,
Трезубец положив у ног,
Смотрел на развлеченья бесов.
Не царь, не Папа и не бог,
А молодой хозяин леса.
За мигом час, за часом день
Мы пировали без печали
И люду ближних деревень
Уже давно не докучали,
И мнилось нам, что много лет
Продлится наше ликованье,
Но вечным был лишь лунный свет
И звезд холодное мерцанье.

Стояла крепость на холме
Твердыня, каменное диво.
Всегда готовая к войне.
Крепка, угрюма, некрасива.
Ряды бойниц, подъемный мост,
Глубокий ров затянут тиной,
Сторожевой на башне пост
Следил за лесом и долиной.
Отряд дозорный выезжал
И растекался по дорогам,
А ветер северный трепал
Багряный флаг с единорогом.
И в замке том за толщей стен
Жил рыцарь ветеран походов.
Он отдыхал от ратных дел
И покорения народов.
Он был по своему не зол.
Разбой творил других не больше.
Крестьян, как водится, порол
И в год вводил по десять пошлин.
Как все без меры вина пил
И, может статься, что и ныне
Спокойно и довольно б жил
Хозяин каменной твердыни.
Но в пору ту по всей стране
Волна костров катилась с жаром
И гибло таинство в огне,
Как лес охваченный пожаром.
А мы от мира вдалеке,
Не сбросив праздничной одежды
В вине тонули, как в реке,
Лелея глупые надежды.
О вечном счастье и пирах
Мечтали мы, не слыша стоны,
И не испытывая страх,
Далеким родичам знакомый.

Но день настал. Был в замке пир.
Большое шумное застолье.
С оленьих туч сочился жир,
С шипеньем капая в уголья,
Кувшины доброго вина
За разом раз опустошались,
Звенела тонкая струна,
И у столов шуты кривлялись
Пропитый смех, хмельной угар,
Братанье пьяное и ссоры.
И под влияньем винных чар
Как сеть сплетались разговоры
О дамах сердца, о боях,
О сарацинах и охоте,
О псах свирепых, о конях
О странах дивных и далеких.
И каждый вон из кожи лез
Перекричать, других не слыша.
Имея странный интерес
Быть хоть чуть-чуть, но все же выше.
И вот один, закончив пить,
Хмельных соратников желая
Своим рассказом удивить,
Воскликнул шум перекрывая:
«Довольно хвастать в сотый раз
Конюшней, славой и богатством!
Прошу, послушайте мой сказ
Про вольное лесное братство!»
И шум затих. Рассказчик встал
И начал: «В детстве я от деда
Немало странных притч слыхал
И вам хочу одну поведать.
На свете множество чудес,
Но все обычно за морями,
Но этот необычный лес
Граничит с нашими краями.
С высокой крепостной стены
И ясным днем и ночью звездной
Его границы всем видны.
Ошеломляя мощью грозной,
Как сторожа стоят дубы,
Храня покой лесного братства,
Тая от лиха и беды,
Его свободу, как богатство.
За их стеной в лесной глуши
Веками нечисть пировала
С годами множилась, как вши
И добрым людям досаждала.
Творила мессы черных сил
Под сатанинскими огнями,
Вздымая мертвых из могил,
Бросая скованных цепями
Людей на жертвенный алтарь!
Так было! Слушайте и верьте!
Там правил леса государь
И был он злей и хуже смерти!
В седьмом колене черный маг,
Вкусивший кровь дитя христова.
Был начинаньям божьим враг,
Был осквернителем святого.
Над нашей верою глумясь
Девиц насилуя невинных,
Над славным рыцарством смеясь,
Он жил, топя в разливах винных
Свою гнилую вражью суть.
С тех пор немало лет минуло.
Небытия глухая муть
Тяжелой ряской затянула
Озера памяти людской.
Забвенья спущена завеса.
Но, как и прежде, день-деньской
 Гуляет нечисть в чаще леса.
Как прежде этот исполин
Глумливых бесов привечает,
Да только новый господин
Всей этой сворой управляет.
И как в затертые века
Сегодня там все то же действо,
Все те же пляски и пока
Не прекращается злодейство!
Горят, как прежде, их костры.
В ночное небо искры рвутся,
Шумят вакханские пиры,
И, как и прежде вина льются.
Вот все, что я сказать хотел
Про лес, нам с детства всем знакомый…»
Рассказчик замолчал и сел,
А слово взял хозяин дома.
«Друзья, мы слышали сейчас
От друга нашего младого
Про нечисть жуткую рассказ
И про хозяина лесного.
Признаться, я о том не знал.
Узнав же, заявляю смело,
Как верный короля вассал
Покончу с этим беспределом.
И к вам, собратья по мечу,
Я обращаю это слово.
Неужто нам не по плечу
Разгром содружества лесного?
Мы рыцари, в конце концов!
Неужто страсть к боям уснула?!
Порадуем святых отцов,
Разбив подручных Вельзевула!»
Там был разрушен зыбкий мир.
Все поднялись, призывным рогом
Мгновенно отменен был пир.
К оружью, на коней и с богом.
Через луга хмельная рать
Скакала пьяная войною
С одним стремлением – карать
Крестом, огнем, мечом, стрелою.
Казнить неведомых врагов
Они хотели в этот вечер,
Крушить их каменных божков,
И каждый жаждал лютой сечи.
Сверкали острые мечи,
В крови готовые купаться,
Но солнца тонкие лучи
Исчезли, начало смеркаться.
И наступающая ночь
Пыл нападавших охладила,
И многих уж отсюда прочь
Влекла неведомая сила.
А имя этой силе Страх!
Она храбрейших укрощает,
Пугает шорохом в кустах
И безрассудных не прощает.
Отваги глупой не любя,
Она бесшумно подкрадется,
Накроет ужасом тебя,
Неслышно в сердце заберется
И будешь выпит ты до дна
Глотками страха ледяного,
Как кубок доброго вина,
Как чаша молока парного.
Такие мысли храбрецов
Терзали, и они во мраке
В бессильных превратясь щенков
Уже не думали о драке.
Их мучил страх, а дом манил,
Чем дальше в лес тем все сильнее.
Лишь предводитель, полный сил,
Отдавшись полностью идее
Найти неведомый народ,
Не замечал их настроенья
И вел соратников вперед,
Как полководец в наступленье.
Но с каждым шагом ропот рос,
И рыцарь понял, страх дремучий
Грызет его друзей, как пес,
Нашедший кость в навозной куче.
Все те, кто битвами живет,
Сидели, скорчившись от страха,
Как будто их не схватка ждет,
А эшафот, топор и плаха.
И злую горечь испытав,
Он развернул коня обратно,
Друзьям ни слова не сказав,
Но в мыслях проклял многократно.
Но перед тем как ускакать,
Подъехал к высохшим деревьям
И факел приказал подать,
Томимый дьявольским весельем.
Огонь лизнул зачахший дуб
И по стволам рванулся к кроне,
Древесный пожирая труп.
От жара встрепенулись кони,
Заржали, повернули вспять.
Сорвалось войско, полетело,
Огню доверив завершать
Бесславно начатое дело.

Отряд ушел, оставив нам
Свою горячую отметку.
И лес, не сдавшийся векам,
Сегодня гиб. Огонь по веткам
Бежал. Зеленая листва
Чернела, превращаясь в пепел.
От искр занялась трава,
И как назло бродяга ветер
Огонь схватил своей рукой,
Поднял, раздул, прибавил силы,
И тот широкою рекой
Потек, как армия Аттилы,
Даря всему живому смерть.
Пожар гудел и разгорался,
Готовя пьяным бесам плеть,
К полянам нашим подбирался.
А мы, вкусившие вина,
Плясать уж не имея мочи,
Бессильные в объятьях сна
Вдыхали чистый воздух ночи,
Не оскверненный до поры
Огня дыханием горячим,
Тягучей тяжестью жары
Кошмаром, стонами и плачем.
Мы спали, а огонь меж тем,
Плащом багровым все окутав,
Бежал, главенствуя над всем
По грудам почерневших трупов.

Мой друг, из тысячи смертей
И изощренных истязаний
Ты не найдешь себе страшней,
Чем быть сожженным, всех страданий
В огне таящихся не счесть,
Такая смерть на что похожа?
Ты видел, как дымится шерсть?
Как пузырясь чернеет кожа?
Как бьется факелом живым
Тот, кто сегодня пил с тобою?
Ты чувствовал, как душит дым
Неосязаемой рукою?
Как испаряются глаза?
Как рвутся связки криком злости?
И как засохшая лоза
Трещат обугленные кости?
Как с наслаждением в хребет
Изящным жестом матадора
Вонзает боль резной стилет?
И все! Лишь завыванье хора
Стоящего у страшных врат.
Конец и нет пути назад.

Был страшен пробужденья миг.
Огонь коснулся первых спящих,
И тишину нарушил крик
Еще живых, уже горящих.
И тут же паники волна
Накрыла тайную поляну,
Стряхнув с меня остатки сна
Под стать холодному туману..
Вокруг меня плясал огонь,
Лежали скрюченные трупы,
Дымясь и источая вонь.
Живые ж, разделившись в группы,
К спасению искали путь,
Являя ярости примеры,
Но не умели ускользнуть
На радость крестоносцам веры.
Я был средь них, я вел их в ад,
Бросался самым первым в пекло,
Глотал саднящим горлом чад,
А между тем надежда меркла.
Жар становился все сильней.
Петля огня сжималась туже.
И понял я, что так больней
Себе мы делаем и хуже.
Бесплодность жертв уразумев,
Призвал страдания оставить
И песню древнюю пропев
Мольбу дождя луне направить.

Мы собрались, уселись в круг,
И я запел, сзывая тучи,
Черпая мощь в единстве рук,
Молитву старины дремучей.
Из ста забытых языков,
Похожих и неповторимых.
Я поражался силе слов
Не мной, как будто говоримых.
Я удивлялся чистоте
И мелодичности звучанья,
Ее особой красоте
И волшебству ее влиянья.
Мы пели, посылая зов,
Луне. И вой наш монотонный,
Слоясь на сотни голосов,
Скользил сквозь воздух обожженный.
Я пел, шаманя: «Мать Луна
К тебе взывают дети воли,
Прими частицу нашей боли,
Она у нас на всех одна.
И испроси у всех ветров
На дом наш туч свинцовых кров,
Пошли к хозяину стихии
Как свет стремительных гонцов.
Пусть он, не медля, шлет сюда
И гром, и молнию с грозою,
Чтобы обрушилась стеною
С небес спасения вода!»
Я повторял и повторял
Слова ночного заклинанья
И вопль последнего камланья
Луне далекой посылал,
Но мне казалось, что она
Не внемлет просьбам о подмоге,
И к нам надменно холодна
Плетется по своей дороге.
Но нет! Померк далеких звЕзд
Колючий свет, закрытый тучей.
Она пришла из дальних мест,
Гонима силою могучей,
Неся в себе тугих дождей
И ливней бисерные струи.
Как серебро на конской сбруе
Блистали молнии на ней.
«Разверзнись хлябь! Залей пожар!
Пусть буйство это захлебнется!
Пусть пламя превратится в пар
И легким облаком взовьется,
Не причиняя нам вреда
В ночное небо. И быть может
Не возвратится никогда
И никого не потревожит!»
Дождь хлынул. Хладный водопад
Играл хрустальными струями,
И братья громы бились лбами
Вдогонку молниям, и град
На землю сыпался горохом.
И лес, достоинство храня,
С глухим, но облегченным вздохом
Освобождался от огня.
С себя отряхивал устало
Его последние следы.
Минута и огня не стало.
Поток целительной воды
Унес его как челн со брега,
Но раны от его набега
Кровоточили, лес стонал.
Рожденный им и я рыдал,
И был мой лик белее снега.
«За что? За что? По чьей вине
Приют веселия разрушен?
Каким злодеем мир нарушен?
Великий лес откройся мне!
Скажи лишь имя, званье, род!
Направь и укажи дорогу
И поведу я свой народ
Отсюда к вражьему порогу!
Я буду жечь его хлеба!
Травить колодцы, бить скотину!
Я превращу его в раба!
Я погружу его в пучину
Залитых ужасом ночей,
Непрекращающихся, вечных
И страхом начиненных дней,
Как палачи бесчеловечных!»
И мне открылось, кто мой враг.
И не осталось больше таин.
Начальник рыцарей бродяг,
Могучей крепости хозяин!
«Вперед!» И вмиг из-под земли,
Заклятьем званые для боя
Мои собратья поползли,
Крича, шипя, рыча и воя.
«Вперед!» И было их не счесть!
Меж древ они катились лавой,
Свирепой силой многоглавой,
Твердя одно лишь слово: «Месть!»
«Вперед!» и вздрогнула земля,
Когда безумная ватага
Ликуя вырвалась в поля.
Какая жуткая отвага
Вела вперед моих бойцов
На черный замок в наступленье?
Они за лес своих отцов
Желали получить отмщенье!

Мы взяли дом врага в кольцо,
Начавши долгую осаду.
В те дни была подобна аду
Вся жизнь его. Ему в лицо
Смеясь смотрела смерть теперь,
Как поединщик сквозь забрало.
Его то в жар, то в хлад кидало.
Как в клетку заключенный зверь
Метался он в своих стенах,
Себя бессильно проклиная,
Безостановочно стеная
И разум превращая в прах.
Ему еще казалось – есть
В волшебных книгах указанье,
Как жизнь свою спасти и честь
От колдовского притязанья.
Пытаясь из последних сил
Остановить мои атаки
Он на воротах начертил
Кабалистические знаки.
Святой водой кропил углы
И стены старой цитадели.
Повесил в комнатах кресты.
Законопатил даже щели
И спал с серебряным мечом
Тревожным сном, про то не зная,
Что мне все это нипочем
Что скоро в дом ворвется стая.
Не знал, что я, бродя в ночи,
Пугая стражников рычаньем,
Имел волшебные ключи
Ко всем старинным заклинаньям,
И все сметая на пути,
Самцов насилуя самок,
Я мог в любой момент войти
В сей иллюзорно крепкий замок.
Я мог, а рыцарь в страхе ждал
И уповал на силу божью.
И зная, как он там дрожал,
Я упивался этой дрожью.
Сквозь толщу стен сочился страх,
А я вдыхал его потоки.
И был вкус битвы на губах,
Которой подходили сроки.

Так продолжалось сто ночей.
Соперник чах в своей берлоге.
Он не точил уже мечей.
Ни от кого не ждал подмоги
И медленно сходил с ума,
Томимый страшным ожиданьем.
Ему казалось, смерть сама
Ему назначила свиданье.
Я понял, нет резона ждать,
Чтобы потом казнить безумца
 В наступленье двинул рать
Одним движением трезубца…

Со стен на нас текла смола
Летели камни, копья, стрелы,
Валились мертвые тела,
Дым ел глаза, несло горелым.
Я шел по мертвым и живым
К закрытым знаками воротам,
Для вражьих стрел неуязвим
И недоступный камнеметам.
Я шел уверенный в себе,
Могучий, неподвластный знаку.
Я знал, магической звезде
Не удержать мою атаку.
Так и случилось. Я прошел
Сквозь колдовское загражденье,
Стерев преграду в порошок,
Продолжил в крепости сраженье.
И войско странное мое
Ворвалось следом, сея ужас,
Сжигая стражников огнем,
Топя тела в кровавых лужах.
И я бежал разя врагов,
Сбивая с ног, ломая кости,
Щитом укрытый от стрелков,
Рубил, душил в порыве злости,
Срывал наездников с коней
И в битве крепости и леса
Не отличал уже людей
От опьяненных кровью бесов.
Так бился я стремясь пройти
В палаты, где таился рыцарь,
Чтоб счеты наконец свести,
Чтоб с ним в конце концов сразиться.
Я шел среди недвижных тел,
Ища короткую дорогу,
Я поскорей войти хотел
В его холодную берлогу.
Я шел и знал, он где-то здесь,
Недалеко мой враг старинный,
И с каждым словом слово «месть»
Я повторял, как одержимый.
Через залитый кровью двор,
Я подошел к заветной двери.
За ней был мрачный коридор,
Который вел к заветной цели.
В конце него, я точно знал,
Другая дверь, за ней возможно
Меня соперник поджидал
И терпеливо и тревожно.
Вот и она…не заперта!
Вхожу в обширные палаты.
Смотрю и вижу, без щита
Стоит мой враг одетый в латы,
В одной руке держа клинок.
Глаза безумны и угрюмы.
А на полу вокруг него
Мелком начерченные руны.
Он ждал, а я отбросив щит,
Большую предвкушая сечу
По полу из гранитных плит
Пошел сопернику навстречу.
И каждый шаг мой приближал
Его конец неотвратимый.
Я шел к нему, а он стоял,
Как изваянье недвижимый.
Нас разделяло три шага,
Когда клинком он замахнулся,
Тогда я прыгнул на врага,
Стремился в грудь, но промахнулся.
Удар пришелся по плечу.
Он устоял, хоть зашатался,
И вновь, доверившись мечу,
Меня достать им попытался.
Я отскочил и стал кружить.
Я был подвижен. Он напротив
Успел искусство битв забыть
И в латах был неповоротлив.
Я выжидал, искал момент,
Чтоб нанести удар успешный
И завершить сей инцидент
Уже порядком надоевший.
И миг настал, махнув клинком,
В который раз без результата
Он оступился и за то
Пришла немедленно расплата.
В удар последний все вложив,
Уже уверенный в успехе,
Я расстоянье сократив
Рукой пробил его доспехи.
И растерзав тугую плоть
С остервенением Прокруста
Из раны черное как злость
Я вражье сердце вырвал с хрустом
И бросил на гранитный пол,
Хозяйской кровью обагренный.
И раж сражения прошел,
Как только умер побежденный.
Но долго я еще стоял,
Свершив задуманное дело
И оглушительно кричал,
Держа безжизненное тело.
И вторил мне из-за стены
Победный клич моей ватаги.
Там леса вольные сыны
Срывали вражеские стяги.


Теперь ты видишь тихий лес
И холм высокий в отдаленье
Лазурь прозрачную небес
Палитру майского цветенья.
А раньше….



Ноябрь 1993 – апрель 1994