В библиотечном сумраке часы субботних утр...

В библиотечном сумраке часы субботних утр
Перетекают в полдень. А под вечер
Идёшь к себе. И, как бы ни был мудр
Мир вне тебя, – душою ты беспечен.
Пыль книг и глупость книг, и бремя книг,
И радость книг, и ужас книг. Слова, бумага.
И автор между строк: то как старик,
То как юнец. Но, впрочем, одинаков
В сравнении с другими каждый из.
Их выдернуть из книги – и представить,
Что не спасает текст усилья лиц
Остаться как и были; им растаять
Намного проще, нежели вот мне
Внезапно с силою захлопнуть труд бумажный.
Вот так на улице мы видим, на стене:
Плакаты выцвели, и прошлое протяжно
Течёт сквозь них и между их же строк,
Оно течёт сквозь книги и по лицам,
Течёт, и вытекает за порог
Библиотек, квартир, течёт в больницы.

Текучесть прошлого не приостановить,
Текучесть жизни – можно. Через силу
Иные падают на стул. И рвётся нить
Движенья в настоящее… Могилы,
Однако, ждут и этих, как и тех,
Кто всё своё блистанье, весь свой разум
Бросает, чтоб форсировать помех
Ряды, из прошлого рядами, чтобы разом
Перескочить за новый горизонт;
А есть ещё другие: эти знают,
Что труд вопрёк минутам – в несезон –
То каждого работа… И считают
Промежду делом нужным объяснить
Все наши встречи, действия и лики,
И мысли, и любови… Жизни нить
И смерти нить скользят по строчкам книги.

Терять себя. И находить в других
Своё лицо, потерянное ныне.
И узнавать, как был ты раньше лих,
А может тих, и узнавать гордыню,
Бессмысленность вседневных пошлых тем,
Бессмысленность и беспорядок действий,
И узнавать, что чем ты стал затем –
Единый путь, что, связь имея с детством,
Кивает уж на новые пути
И новых тайн раскрытые объятья.
И узнаёшь, что, как ты не иди,
Какие не меняй пристрастья, платья, –
Ты лишь стираешь самого себя,
Стираешь дни, пережигаешь ночи.
Назвать всё, что случается – судьба?
А может жизнь. Бессмысленные корчи…