Эхо

Солируют в сумерках летних ночные цикады.
Пьянит откровенностью воздух, пропахший костром.
Звучание сердца достигло высокого лада.
Возникла под музыку дева на месте пустом.

И жалила злая крапива румяные щеки.
Срывал поцелуй пьяный ветер с обкусанных губ.
Текли по сосудам июльские жгучие соки,
студеный февраль на которые редкостно скуп.

Слетала с души осветленной земли позолота.
Вбирала в себя серебро полусонных небес.
Всё ровно,
но жить не могла без крутых поворотов
и бросилась дева в глухой, неисхоженный лес.

Из ельно-дубовой клетки
выбраться сложно.
В кровь царапали ветки
Тонкую кожу.
Проклятия слали в спину
духи-скитальцы.
Путала паутина
хрупкие пальцы.
Болотные топи томно
деву баюкали.
Ночью дьявольски тёмной
в соснах аукала.
Запнулась
и
кувырком
покатилась с горки.
Зарылась в траву лицом
и плакала горько.

Когда на рассвете заливисто птаха запела,
запутался в ветвях сосны убегающий бес,
заблудшая дева устало наверх посмотрела
и въелась глазами в клочок недоступных небес.

Широкими крыльями сделались слабые руки.
Взлетела
и скрылась за облаком в крошечный миг.
Увязли в болоте, души человеческой муки.
Остался от девы на этой земле только крик.