Последний трамвай, как уходящая юность...

Последний трамвай, как уходящая юность.
В истёртых ладонях скомкан билет.
Прощая моя подростковая буйность!
Холодные будни - привет!

Почти не осталось пустующих мест.
На тёплых сиденьях огрызки людей.
Я только вошёл, собираюсь сесть -
Кондуктор встаёт на дороге моей.

Он тоже когда-то был таким же, как мы:
Мечтал с автоматом ворваться в толпу
И срезать людей, как сухие цветы,
За то, что забыли друг друга.

А сейчас вот стоит - проверяет билеты,
И огня в глазах его уже нет.
Ему безразличны все люди планеты -
Человек лишь тот, у кого есть билет.

И пока я прошёл контроль на пригодность,
Моё место оккупировал он:
Чугунное сердце, свинцовая гордость -
Отцовской винтовки патрон.

Он только покинул родимое дуло,
Летит и боится живого коснуться.
Его совесть на веки уснула,
А душа не успела проснуться.

Пройдя мимо на задворки вагона,
Смотрю сквозь стекло на уходящие метры.
Подходит солдат. У него на погонах
Звёзды с летнего неба.

Он просит курить. Одними глазами.
Устал говорить и хочет молчать.
Нас всех одарили одними правами -
А у него умудрились отнять.

Протягиваю робко ему папиросу -
Последней не жалко для такого солдата.
Он улыбается. Легко, без вопросов.
Ему для жизни больше не надо.

Фонари всё также продолжают гореть:
Безучастно, но угрожающе.
Они как мальчишки собрались посмотреть
За агонией утопающих.

Рядышком с нами красивая дама.
Её живот, как шар Земной.
В этом священнейшем храме
Таится детский покой.

В нём, свернувшись в причудливой позе,
Спит ребёнок. Ангел бескрылый.
Его отсюда подальше уносят
Сны, что мы позабыли.

Он тихо спит и, конечно, не знает,
И незнание это как милость,
Что отец его других охмуряет,
А мама в другого влюбилась.

На одной из ступеней уселся писатель:
Он рвёт листы из собственных книг -
Одной рукой под себя постилает,
Другой - подавляет крик.

На широких сиденьях уселися люди,
Но похожи на стаю ворон:
Друг другу клянутся, мол, "не забудем!",
А по-сути говорят ни о чём.

В дальнем углу пререкаются двое:
Будто нет по-лучше занятия.
Они спорят о стерильности крови,
Позабыв, что все мы - братья.

Опрокинув на всех чернильницу взгляда,
Измазавши болью усталую грудь,
Я так понимаю немого солдата
И как ребёнок мечтаю уснуть.

Но все мы едем в одном трамвае,
Только вчера нам кричали: "Ребят!".
И что будет - я не знаю,
Если каждый сам за себя.

Я отвернусь на мгновенье к оконцу,
Тёплым лбом прижмуся к стеклу.
И набравшись сил, чтоб бороться,
На стекле слова напишу:
"Я сражался за ясное солнце -
За него я и умру!"