Чайки умирают в гавани...

Прошло, полвека, как о фильме этом,
Шагнувшем прямо в двадцать первый век,
Создатель явно был с душой поэта,
Ни слова не промолвил человек.

Фильм этот у меня перед глазами,
Я будущего вехи в нём узрел,
Сидел как будто я в волщебном зале.-
Я к творчеству тогда уже созрел.

Мелодия из фильма наваждением
(А были они все так хороши!),
Звучит во мне внутри и каждый день я,
Жду встречи с ней, как праздника души.

В конце шестидесятых аспирантом,
По радио я «Встречи с песней» ждал-
Прошли года и, может быть, хоть грантом
Она вновь прозвучит- я импульс дал.

Кого-то удивят пришельцы с неба,
А кто-то верит в чудище Лох-Несс,
А мне бы фильм тот, я полвека не был,
На нём, увидеть и воскликнуть:»Йес!»

Какой бы мог быть мне подарок царский,
Как много для меня б он означал,
Когда, когда бы, г-н Татарский!
Фрагмент из того фильма прозвучал.

Примечание: За прошедшие десятилетия ни в эфире, ни в каком либо печатном издании автор не встретил никакого упоминания о кино-фильме «Чайки умирают в гавани», ни разу не прозвучал ни одна мелодия из него. При свойственной автору любознательности, возможно и приведшей к целой грозди открытий в микробиологии, которые когда-нибудь будут признаны неординарными, это факт становится если не тайной, то загадкой. Автор был бы рад услышать, например, в рецензии опровержение данного обстоятельства, послужившего основой стихотворения. Этот фильм как бы предвосхитил моё будущее- он так врезался в мою память, как и та мелодия- она всегда со мной! Подумать только- какие меня ожидали свершения! И как это всё было отторгнуто, оставаясь тайной теперь уже на века?! Чайка в параллельном мире!

Какой бы мог быть мне подарок царский...Мистика. Чего не удалось в 2007-ом, сегодня, 7 сентября, в День 866-летия Москвы, произошло. Словно на Машине Времени, я вернулся в атмосферу того фильма ( сегодня для этого достаточно написать название фильма, скажем, в Яндексе), ещё проникая в глубину переживаний главного героя, ещё и потому, что они так созвучны и моим- целая страна, Россия, не воспринимает трагичность, не только для автора, ситуации полнейшего непризнания научных прорывов, какие в другие времена, в другой стране были бы невозможны. Дополню уже 20 марта эти строчки воспоминаниями о 800-летии Москвы, когда я с тетрадью, на обложке которой был рисунок, посвящённый этому событию, оказался в нагорной части Баку и любовался издали нашим домом по улице Лейт. Шмидта, 8. Мог ли я тогда представить, что вспомню об этом в  2015-ом?!