песня из миниатюры Шелест крыльев падшего ангела..

       Мы молоды, мы гениальны, мы щедры, интересны по содержанию и красивы до умопомрачения...
       Пришли друзья, и в нашей маленькой комнате, в коммуналке, на тесном столе, чай и сухари. В руках Игоря потертая гитара, мы поем, до рыдания в душе влюбленные в Окуджаву: " Не закрывайте вашу дверь, Пусть будет дверь открыта..."
       Без стука, со скрипом, в котором чувствуется смущение и робость, открывается дверь и в комнату входит Душа...
       Она наполнена добротой, несбывшимися надеждами, поруганная и измордованная несправедливостью судьбы, прошагавшая долгий путь по подлости, греху и обману; прибитая, как щепка в водосточной канаве, и не смотря ни на что, страстно рвущаяся к теплу человеческому, к месту "там где чисто и светло."
 
       Опустившаяся алкоголичка, с опухшим лицом, живущая в этой коммуналке, смущенно улыбаясь, протягивает к нам руку с чем-то, завернутым в газету:
 - А у меня, только селедка... Ну, разве она, бедная, знает что мы чай пьем?
       С удивленной растерянностью, она принимает чашку, отпивает глоточек и увидев гитару, спрашивает разрешения сыграть.
       Снисходительно улыбаясь, Игорь протягивает ей инструмент, и мы молча ждем, что будет дальше.
       
Близко ли, далёко ли,
За чужими окнами,
Жизнь сидит на стуле,
Руки опустив.
Чай остывший в чашечке,
Блюдечко с каемочкой,
Пятнышко на скатерти.
Помер или жив?
Заглянувши в щелочку,
Шторы недошторенной,
Спрашиваешь лампу,
Смахнувши суету:
Как пожить счастливою?
Как умыться ласкою?
Как дарить душевное,
Людям и коту...
 
       Испитый, с хрипотцой голос, не мешал звукам, а каким то странным образом дополнял эти грустные слова, в которых было столько смирившегося отчаяния, и все еще маленькой, совсем маленькой надежды...
       На последнем аккорде она прошлась по струне пальцем с обломанным ногтем, и мне показалось, что Душа скребется в закрытую дверь...